На железном ветру - Виктор Егоров

«Он выиграл», — подумал Лаврухин, когда увидел выходившую из кафе девушку. Нельзя было не узнать в ней Лору Шамбиж, которую он раза два видел у Юрия. Стало ясно: она привела Донцова на улицу Меркурий. Дочь погибшего недавно инспектора криминальной полиции, она могла сохранить с полицией связи. Он не сумел сдержать досаду, и первым его побуждением было послать за девушкой Шевелева, но в следующий момент безрассудность такого шага стала для него очевидной.

И все же мысль отпустить целым и невредимым матерого чекиста, смертельного врага, когда тот полностью находится в его власти, казалась дикой и невероятной.

Все решила переданная Ребровым записка.

«Александр Милиевич, я сего субъекта знаю. Он живет в номерах у Эммы Карловны и зовется Жоржем. Раза два или три довелось сидеть с ним за одним столом».

Это был почерк Малютина.

Александр Милиевич вышел в столовую, плотно прикрыл за собою дверь.

Малютин — плотный человек с благообразной, будто светящейся изнутри физиономией, находился тут.

— Вы не ошиблись? — не подавая руки, спросил Лаврухин.

— Помилуйте-с, Александр Милиевич. У меня глаз наметан-с. Опять же...

Не дослушав, Лаврухин круто повернулся к Реброву.

— Анатоль, немедленно в машину. Чекиста пока придется отпустить с миром, предусмотрителен, каналья. Думаю, попытается удрать на такси. Погоняйтесь за ним с полчаса, а потом сделайте вид, что упустили.

— Понял.

Ребров выскользнул из комнаты.

— А вы — в кабинет.

Малютин и Черепанов поспешили выполнить распоряжение.

Как только Донцов ушел, в кабинете состоялось короткое совещание, вернее инструктаж, потому что говорил один Лаврухин.

Говорил он, не повышая тона, но в том, как после каждой фразы вспухали мышцы вокруг рта, по тому, как он сломал вдруг карандаш, который теребил в руках, угадывалось предельное напряжение и едва сдерживаемая ярость.

— Этот господин не должен дожить до утра. Необходимо также заткнуть рот девице по имени Лора Шамбиж, но с нею прежде следует поговорить. Главное теперь — чекист. Займетесь им втроем. Он остановился у Эммы Карловны. Предупреждаю: в пансионате его не трогать. Он не должен дойти до пансионата. Сделаем так... — Он изложил свой план, простой, логичный, и потому, как ему думалось, надежный. Он перевел дух и отбросил обломок карандаша.

— Прошу учесть: если чекист уйдет живым, я полушки не дам за ваши головы. С немцами шутки плохи.

— Нечего было с ними связываться, — хмуро заметил Шевелев.

И тут нервы Александра Милиевича не выдержали. Резко перегнувшись через письменный стол, он сгреб своего телохранителя за борта пиджака, встряхнул, уперся ненавидящим взглядом в его переносицу.

— Молчи, с-скот, п-падаль... Пристрелю... Я подполковник русской армии... Рус-сс-кой, сволочь, бандит... 3-забыл?! Я патриот и боец... за Р-россию... П-поня-ял!.. П-понял, подлец, хрис-стопродавец...

Припадок прекратился так же неожиданно, как и начался. Александр Милиевич мешком упал на стул и минуту сидел неподвижно, охватив голову руками. Поднял на примолкших телохранителей трезвые глаза:

— К вам, Малютин, позднее подойдет Ребров. Поторопитесь, господа. С богом.

Лаврухин остался один в квартире. Юрий ушел. Надо было бы его задержать, наделает глупостей. Очевидная связь Лоры Шамбиж с советским разведчиком ошеломила его. Парень оказался незащищенным.

Александр Милиевич прилег на кушетку. Недавняя вспышка оставила горький след. Он понимал ее тайные истоки. Все-таки в глубине души он не отождествлял себя с этими подонками. Все-таки ему хотелось сознавать себя борцом за идею, за монархическую идею, борцом за освобождение родины от большевизма. «Ты похож на психопатку, которая хочет любить и в то же время сохранять невинность, — мысленно издевался он над собою. — И ты трус. Ведь сейчас, по-настоящему, тебе следует встать, пойти к Брандту и все ему рассказать о Донцове. Немедленно. Иначе этим ребятам в России грозит провал. Молчанием своим ты сыграешь на руку большевикам».

Он не встал и не пошел. С немцами действительно шутки плохи. Угрожая своим помощникам, он хитрил. Узнай Брандт о Донцове, в первую очередь лишились бы головы сам Александр Милиевич и Юрий. Немцы не простят такого провала. Никакая разведка не простит. Но ради чего же терять голову? Ради успеха германского оружия? Четырнадцать лет назад он не колеблясь пошел бы на смерть. Но тогда у него было отечество. Была надежда вернуться в него хозяином. А что теперь? Подставлять голову под топор вместо Брандта или этого ничтожного бурша, которого сестра выбрала в мужья? Слуга покорный. Еще неизвестно, знает ли Донцов что-нибудь конкретное о его работе на немцев.

Конечно, о появлении советского разведчика Брандт так или иначе сумеет пронюхать, если не принять мер. Ведь узнали же немцы о причастности Александра Милиевича к торговле наркотиками. Об этом было известно только трем его телохранителям и Малютину. Шевелева, Черепанова и Реброва слишком многое с ним связывает. Она не отважатся рубить сук, на котором сидят. Малютин более независим. Этот совратитель малолетних с благочестивой рожей церковного старосты определенно ведет двойную игру.

Что же, если Донцов будет уничтожен, — а он будет уничтожен, — Александр Милиевич сам доложит о нем Брандту. Если же, паче чаяния, уцелеет, то как это ни печально, Малютина придется немедленно ликвидировать. Что поделаешь — своя рубашка ближе к телу.

16

Оживленная днем улица сейчас опустела. Холодный, сырой туман загнал людей под крыши. По мокрой брусчатке, заглушая все остальные звуки, шуршали шины автомобилей, идущих с пониженной скоростью.

Не успел Михаил свернуть на улицу Мазэт, как от затененной стены отделился черный неясный силуэт. Михаил замер на месте, мгновенно напружинилось тело и сжались готовые отразить нападение кулаки.

— Жорж, — прозвучал тихий голос.

Это была Лора. Теперь он различал ее белую шапочку. Она ждала... Милая, славная девушка.

Ему вдруг стало ясно, что на протяжении последних трех часов он ощущал страшное одиночество, одиночество загнанного зверя, и теперь одиночество кончилось.

— Лора! Мой бог! Я так рад, что вы меня дождались.

— Я знала — вы придете. Но вам нельзя домой...

— Нельзя?

— Да. Вас хотят... вам что-то грозит... Эти люди... Я видела их на улице Меркурий. Они подъехали на автомобиле и вошли в дом Ферро. А потом вы дали мне знак уйти, и я ждала вас здесь... Часа два назад появились вдруг двое из тех... У одного нос крючком... Они свернули сюда, на улицу Мазэт... Умоляю вас — не ходите.

Она и в самом деле умоляюще прижала обе ладони к груди. В слабом отсвете фонаря глаза ее влажно блеснули, и Михаил понял, что это слезы.