Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ) - "Волосинка на губе"

Он сделал шаг вперёд, скидывая с себя пиджак, ослабляя галстук, чтобы стянуть его совсем. Пальцы не слушались, когда он, подойдя почти вплотную к ней, расстёгивал пуговицы на рубашке, одну за другой. А Грейнджер наблюдала. Мокро и пьяно.

Когда рубашка упала к ногам, Драко потянулся к карману и достал то, что приготовил.

— Это мой галстук… — сказал он. — Ты хотела такой, если я не ошибаюсь…

Но вместо ответа Гермиона забрала его и надела слизеринский галстук на плечи. Удавка слабая но как же в мыслях хотелось её сдавить. Натянуть на себя… боже. О господи боже…

Он нежно толкнул её на кровать, стягивая с себя последний предмет одежды. Прихватив за край её бельё, потянул на себя, наблюдая, как она сходила с ума. Как закатывала глаза. Как у неё выбивало воздух из лёгких.

Драко лёг сверху, разведя коленом её бедра. Поцеловал в шею, прикусывая кожу вместе с галстуком. Слыша её неразборчивое «боже».

Бог здесь ни при чём.

Драко взял её подбородок двумя пальцами и вздёрнул на себя. Глаза в глаза. В оливковый цвет её лица. Она захлебывалась от его взгляда и больше, кажется, не могла вздохнуть — стон вырвал из лёгких последний воздух прямо ему в лицо.

И тогда Малфой, с бездыханными лёгкими и неработающим сердцем, рванул вперёд, чтобы её поцеловать. Ему казалось, что большего желания просто не существовало. Дальше уже некуда. Он потерянный без вести. В ней. В её дыхании. В желании. И чувствах.

У неё всё такие же сухие потрескавшиеся губы.

Он сжимал её так сильно, будто боялся, что она сейчас исчезнет. Исчезнет в тот самый миг, когда он счастлив. Счастлив, возможно, в последний раз.

И разбитое сердце склеилось, сшилось намертво нитками. Драко цел. Рядом с ней.

Гермиона зарылась пальцами в его волосы, притягивая ближе. Куда ближе — невозможно. Они и так одно целое. Неделимое. Она обняла его за шею, царапая ногтями. Гладила спину. Вжимала пальцы в поясницу.

— Драко, я хочу. Пожалуйста…

Малфой схватился за галстук на её шее, сжимая с силой и толкаясь внутрь. Горячо. Мокро. Желанно.

Гермиона закрыла глаза и запрокинула голову. Развела ноги шире, чтобы глубже. Чтобы насовсем…

Галстук сильнее сжимал горло, будто ошейник. Ему льстило такое сравнение. Льстило, что Грейнджер только его. Они предназначены друг другу, пусть даже не было метки у него на руке. Он толкался в неё с силой и замедлялся, чтобы не кончить первым, потому что был на пределе. Она стонала, глядя на него мокрыми глазами.

Кожа покрывалась мурашками от всего, что происходило. Будто в первый раз. Липкое тело. Жар, в который проникал его член с хлипкими звуками. Звуками секса. Ещё и ещё. Столько ещё, пока не будет достаточно. Пока яйца не перестанут болеть.

Её тело — безумный фетиш. Как идеально входила в его ладонь грудь. Как сильно он её сжал, чтобы она брыкнулась под ним. Чтобы посмотрела и подчинилась, потому что невозможно остановиться. Невозможно не оставить свои следы на её теле. Драко укусил её в шею, и хотел бы прикусить сильнее. Высосать из неё всю жизнь, забирая себе. Оставить ей тот яд, который копился у него в слюне только от вида, как она раскрывала рот, чтобы прикусить свои губы.

Его губы.

Как же блядски блаженно иметь её. Трахать. Заниматься любовью. До стиснутых кулаков и гула в ушах. До точки невозврата долбиться в податливое тело. Чёрт.

Она кончила первой, когда он только вошёл во вкус. Гермиона хныкала. Он чувствовал, как сжимались её мышцы на члене. И не выдержал. Просто не мог:

— Твои ноги ещё не дрожат, Грейнджер, а значит, мы ещё не закончили…

Драко перевернул её на живот, дёрнул за талию, чтобы она приподняла задницу. Он встал на колени перед её бедрами, жадно глядя на то, как ещё сжимались мышцы.

Она зарылась лицом в одеяло. То ли от стыда. То ли от того, что просто не могла больше. Ему всё равно. Он хотел до последнего. До потери сознания. Он хотел её.

Малфой приставил головку, мазнул по раздвинутым губам, травя её, слыша приглушённые стоны.

— Давай сама, — и назло толкнулся на половину внутрь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И Гермиона подчинилась, бёдрами насаживаясь на член.

— Прогнись, Грейнджер. Прогнись сильнее…

Его сорванный вдох от этого зрелища прокатился по трахее, попал на голосовые связки, и получилось откровенно и громко захрипеть.

Пальцы стиснули бёдра до мелких морщинок, чтобы натянуть её на себя. Чтобы ускориться, чтобы сорваться в пропасть, трахая её сзади.

Драко запрокинул голову, толкаясь вперёд, ощущая жжение в глотке. Ощущая, как сильнее каменел член, чтобы сделать ещё пару сокращений… чтобы кончить. Чтобы упасть ей на спину, придавливая её своим телом.

У них еще есть время.

— Как можно не любить клубнику?

Гермиона сидела закутавшись в одеяло. Минутами ранее они вернулись с первого этажа, прихватив с собой ужин. Она целиком закидывала в рот крупную клубнику и всё говорила о том, какая она сладкая.

— Я не люблю клубнику, грибы, — Драко улыбнулся, вытянувшись на кровати и наблюдая за ней. — Ещё орехи. В детстве сломал зуб одним, и после этого никогда к ним не прикасался.

— Тогда мне больше достанется, — она по-детски накрыла миску с ягодами рукой.

Они говорили обо всём. Больше Драко расспрашивал о её жизни и детстве. Расспрашивал о страхах и секретах. Очарованно слушал, как она гордо говорила о какой-то магловской команде по футболу, после чего он поинтересовался правилами этого спорта и долго смеялся, утверждая, что если бы квиддич работал по системе магловского футбола, то он бегал бы за снитчем бесконечно.

Они обходили острые темы, наслаждаясь компанией друг друга, прерываясь на поцелуи и секс.

Они топились чувствами друг в друге.

К утру, когда они оба поняли, что всё-таки не уснут, Гермиона вдруг спросила:

— А чего бы ты не хотел?

Многого.

Вот только сказать об этом Малфой не решался. Боялся разбить эту атмосферу.

— Увидеть отца, — отмахнулся он, — живым.

Грейнджер на секунду подвисла, крепче обнимая его за талию.

— Прости, я не хотела задевать эту тему.

— Лучше расскажи, как твои родители завтра отреагируют на то, что я приду к вам на ужин.

Гермиона не ездила к ним две недели. Она рассказывала, что они настояли на том, чтобы она оставалась в школе, ведь впереди были большие каникулы, где они успеют насладиться обществом друг друга.

— Я представлю тебя как своего парня, — ровно ответила она.

Это как удар под дых, в котором он намеренно не защищался. Ему до боли приятно это слышать.

Гермиона гладила пальцами его предплечье, нежно водя ногтями, пока он курил в потолок. Как странно, что эта картинка, которую он ненавидел, вдруг воплотилась и ожила.

— Как думаешь, какая ответная фраза у тебя появится на руке, когда мы найдём способ снять обет?

Малфой задержал дыхание, прикрыл глаза и, чтобы себя не выдать, приподнялся на локте, заглядывая ей в глаза.

— Наверное о том, что ты много болтаешь, — он поцеловал её в лоб. — Давай возвращаться в школу, нужно со всеми попрощаться, прежде чем уехать в Лондон.

Ему нужно было попрощаться с друзьями…

Навсегда.

***

Как оказалось, Пэнси оставалась в школе до конца декабря вместе с Поттером, чтобы в январе полететь во Францию, где у её родителей был домик. Паркинсон недовольно мычала про какие-то лыжи и санки, о которых говорил Гарри. Но по её виду было понятно, что она тоже этого ждала, просто смущалась признаться.

Прежде, чем уйти, Драко обнял её.

— Эй! — брыкнулась Пэнси. — Что за нежности? Увидимся после каникул.

Он отстранился. Взявшись за её плечи, долго-долго всматривался в зелёные глаза. Улыбнулся и напоследок сказал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Береги себя, Паркинсон. Прощай…

Девушка отмахнулась, поправляя прическу, и направилась обратно в Большой зал, бросив ему:

— Счастливого Рождества, Драко.

На вокзале было полно народу. Младшие курсы с чемоданами спешили занять места в поезде. Драко поймал Блейза у вагона Когтеврана.