Фантастика, 1979 год - Сборник

Здесь надо остановить повествование и, сколь возможно, погрузиться в мир песни. Это был прекрасный мир, сердечный и грустный. Звуки песни, негромкие, но сразу какие-то мощные, чистые, ударили в самую душу. Весь шабаш отодвинулся далеко-далеко; черти, особенно те, которые пели, сделались вдруг прекрасными существами, умными, добрыми, показалось вдруг, что смысл истинного их существования не в шабаше и безобразиях, а в ином - в любви, в сострадании.

Бродяга к Байкалу подходит,

Рыбачью он лодку берет,

Унылую песню заводит,

О родине что-то поет.

Ах, как они пели! Как они, собаки, пели! Стражник прислонил копье к воротам и, замерев, слушал песню. Глаза его наполнились слезами, он как-то даже ошалел. Может быть, даже перестал понимать, где он и зачем.

Бродяга Байкал переехал, -

Навстречу родимая мать.

Ой, здравствуй, ой, здравствуй, родная,

Здоров ли отец мой и брат?

Стражник подошел к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперед.

– М-мх… - сказал он.

А в пустые ворота пошли черти.

А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни - звала на простор, на вольную волю.

А черти шли и шли в пустые ворота.

Стражнику поднесли огромную чару… Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал: - М-мх…

Отец твой давно уж в могиле,

Сырою землею зарыт,

А брат твой давно уж в Сибири -

Давно кандалами гремит.

Стражник дал кулаком по колену, поднял голову - лицо в слезах.

А брат твой давно уж в Сибири -

Давно кандалами гремит, - пропел он страдальческим голосом. - Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай “Камаринскую”! Пропади все пропадом, гори все синим огнем! Дай вина!

– Нельзя, мужичок, нельзя, - сказал лукавый маэстро. - Ты напьешься и все забудешь, - Кто?! - заорал стражник. И лапнул маэстро за грудки. - Кто тут меня учить будет?! Ты, козел? Да я тебя… в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!…

– Что они так обожают кочки? - удивился Изящный черт. - Один собирался нести по кочкам, другой… Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый? - спросил он стражника.

– Цыть! - сказал стражник. - “Камаринскую”!

– “Камаринскую”, - велел Изящный музыкантам.

– Вина! - рявкнул стражник.

– Вина, - покорно вторил Изящный.

– Может, не надо? - заспорил притворяшка маэстро. - Ему же плохо будет.

– Нет, надо! - повысил голос Изящный черт. - Ему будет хорошо!

– Друг! - заревел стражник. - Дай я тебя поцелую!

– Иду! - откликнулся Изящный черт. - Счас мы с тобой нарежемся! Мы их всех понесем по кочкам! Мы их всех тут!…

Иван удивленно смотрел на чертей, что крутились вокруг стражника, особенно изумил его Изящный черт.

– Ты-то чего раздухарился, эй? - спросил он его.

– Цыть! - рявкнул Изящный черт. - А то я тебя так понесу по кочкам, что ты…

– Что, что? - угрожающе переспросил Иван. И поднялся: - Кого ты понесешь по кочкам? Ну-ка повтори.

– Ты на кого это тут хвост поднимаешь? - тоже угрожающе спросил верзила-стражник Ивана. - На моего друга?! Я из тебя лангет сделаю!

– Опять лангет, - сказал Иван, останавливаясь. - Вот дела-то!

– “Камаринскую”! - раскапризничался Изящный черт. - Иван нам спляшет. “Камаринскую”! Ваня, давай!

– Пошел к дьяволу! - обозлился Иван. - Сам давай… с другом вон.

– Тогда я не посылаю с тобой черта, - сказал Изящный черт. И внимательно, злобно посмотрел на Ивана. - Понял? Попадешь ты к Мудрецу!… Ты к нему ни-ког-да не попадешь.

– Ах ты, харя ты некрещеная! - задохнулся от возмущения Иван. - Да как же это? Да нешто так можно? Где же стыд-то у тебя? Мы же договорились. Я же такой грех на душу взял - научил вас, как за ворота пройти.

– Последний раз спрашиваю: будешь плясать?

– О, проклятие!… - застонал Иван. - Да что же это такое-то? Да за что же мне муки такие?

– “Камаринскую”! - велел Изящный черт. - “Пошехонские страдания”.

Черти-музыканты заиграли “Камаринскую”. И Иван пошел, опустив руки, пошел себе кругом, пошел пристукивать лапоточками. Он плясал и плакал. Плакал и плясал.

– Эх, справочка!… - воскликнул он зло и горько. - Дорого же ты мне достаешься! Уж так дорого, что и не скажешь, как дорого!…

И вот - канцелярия. О канцелярия! Вот уж канцелярия так канцелярия. Иван бы тут вконец заблудился, если бы не черт. Черт пригодился как нельзя кстати. Долго ходили они по лестницам и коридорам, пока нашли приемную Мудреца.

– Минуточку, - сказал черт, когда вошли в приемную. - Посиди тут… Я скоро. - И куда-то убежал.

Иван огляделся.

В приемкой сидела молоденькая секретарша, похожая на библиотекаршу, только зта другого цвета и зовут Милка.

А ту - Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и говорила сразу по двум телефонам.

– Ой, ну это же пшено! - говорила она в одну трубку и улыбалась. - Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя желтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чем тут ломать голову? О чем?

И тут же - в другую, строго: - Его нету. Не зна… А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.

– Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно… Она одна была? Она кадрилась к тебе?

– Слушайте, я же ска… А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю.

Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли ее начальник, спрашивает: “Твой бугор в яме?” И он тоже спросил Милку: - А бугор когда будет в яме? - Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.

Милка мельком глянула на него.

– Что вы хотите? - спросила она.

– Я спрашиваю: когда бу…

– По какому вопросу?

– Нужна справка, что…

– Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.

– Мне… - Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов.

Милка опять отстукала: - Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?

– Это пшено, - сказал Иван. И встал, и вольно прошелся по приемной. - Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: “собачья радость на двух”, “смесь козла с “грюндиком”. Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному. - Иван все больше накалялся. - Но у тебя же - посмотри на себя - у тебя же нет румяна во всю щеку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня - я вечный жених, - спроси, появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка спроси.

– Появилась охота?

– Нет, - твердо сказал Иван.

Милка засмеялась и захлопала в ладоши.

– Ой, а еще? - попросила ока. - Еще что-нибудь. Ну, пожалуйста.

Иван не понял, что “еще”.

– Еще покажите что-нибудь.

– А-а, - догадался Иван, - ты решила, что я шут гороховый. Что я - так себе, Ванек в лапоточках… Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас… глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как… Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы-шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!…