Ловушки памяти - Юлия Басова

– Хорошо, больше не буду тебя трогать, – пообещала я, потирая ноющую руку.

– Очень больно? – голос Стронга был полон раскаяния.

– Нет, не очень, – соврала я.

– Не лги мне, Мила, когда тебе плохо, я это чувствую. И оттого мне становится хуже вдвойне. Наверное, чтобы научиться спокойствию в твоём присутствии, понадобится немного времени. Ты согласна потерпеть?

– Роб, – я хотела было сказать, что времени у нас нет, ведь мне нужно уезжать, но, заглянув в бездонные глаза англичанина, сдалась:

– Хорошо.

Удивительно, но моим планам поскорее исчезнуть из Англии не суждено было осуществиться. Всю следующую неделю мы с Робертом провели в блаженном ничегонеделании. Гуляли в заповеднике, расположенном по соседству, обедали в маленьких сельских ресторанчиках, ходили на берег, чтобы полюбоваться проливом, освещённым заходящим солнцем.

Мы много разговаривали о моём детстве, об отце, о моих первых обидах и слезах. Я описывала ему свой дом, университет, маму и Антона. Смеясь, вспоминала, как познакомилась с Лавровским и как приняла спонтанное решение полететь с ним в Лондон. Однако я старалась не сболтнуть лишнего и ни слова не сказала о Лёхе и своих перемещениях в созданных им реальностях. Не упоминала и о доме, куда так стремилась попасть, и в дне которого была зашифрована информация, так сильно осложнившая мне жизнь.

По вечерам мы усаживались рядом с камином и читали английскую классическую литературу, представленную в библиотеке. Как же восхитительны были эти вечера!

Роберт садился в кресло и вытягивал вперёд ноги. Я предпочитала полулежать на диване, задумчиво глядя в огонь.

«Пожалуй, это можно назвать счастьем!» – думалось мне под звуки дивного голоса Стронга, декламирующего очередное стихотворение Томаса Уортона или Мэтью Прайора.

– Тебе уже лучше? – часто спрашивал он меня, словно раньше я была больна, а теперь шла на поправку, но очень медленно.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я, когда услышала этот вопрос в первый раз.

– Твоя душа была истерзанной, измученной, хоть ты и не подавала виду. Твоя энергия иссякала с каждым часом, словно вода из засыхающего ручья. Я видел это, точнее, чувствовал.

– В чём же было дело? – удивилась я и внутренне согласилась со словами Роберта. События последнего времени, страхи, сомнения, постоянное вмешательство в моё сознание со стороны Вигиланов пробили ощутимую брешь в моей психике. И вот теперь, когда мы со Стронгом рядом, в этой английской глуши, мне так хорошо, как никогда. И лишь один вопрос мучил меня ночами: не предаю ли я свою единственную любовь, стремясь всеми фибрами души к другому парню?

– Тебе лучше? – снова спрашивал Роберт, встревоженно следя за выражением моего лица.

Когда за окнами начинало темнеть, он неизменно говорил:

– Тебе пора спать, Мила. Режим нарушать нельзя.

С этими словами он поднимался с кресла, легонько чмокал меня в макушку и уходил к себе в номер, не сделав ни одной попытки поцеловать по-настоящему. Я знала, что он опасался давать волю своим чувствам и потому предпочитал держаться от меня на некотором расстоянии. Иногда даже казалось, что Роберт – мой старший брат, чрезвычайно внимательный к своей сестре и стремящийся защитить её от опасностей внешнего мира.

Я с сожалением смотрела ему вслед и каждый раз думала, что не засну так рано. Но как только моя голова касалась подушки, все мысли куда-то улетучивались и сон обрушивался на меня, как снежная лавина.

«Всё дело в чудесном воздухе», – думала я, утыкаясь носом в подушку.

Вигиланы больше не являлись ко мне, и было ясно, что, пока Роберт рядом, они не появятся.

Я всей душой хотела остаться с ним навсегда, но понимала, что пока не найду своего единственного и не объясню ему, что люблю другого, счастья мне не видать. Я твёрдо решила, что сделаю это и только потом признаюсь Стронгу в том, что не вижу себя ни с кем, кроме него.

Эта простая мысль пришла мне в голову и прочно засела в ней во время традиционного пятичасового чаепития. В один из дней мы с Робертом мирно сидели на террасе ресторана, поедая маленькие пирожные и мармеладки из изящной трёхэтажной вазочки, и запивали всё это обжигающе-горячим чаем. У нас возник небольшой спор относительно одного из фильмов, в котором снимался Стронг. Я настаивала на том, что в картине много логических нестыковок, и они всё портят.

– Когда ты читал сценарий, неужели эти досадные промахи не бросились тебе в глаза? – недоумевала я. – Конечно, это – мелочи по сравнению со всем остальным… Да, фильм собрал рекордную кассу в мировом прокате, заполучил миллионы поклонников по всему миру, но эти несоответствия… Роб, неужели я одна их увидела?

Стронг утверждал, что каждый из этих моментов можно логически объяснить, если задаться такой целью. Но зачем? Иногда можно полюбить что-то или кого-то как раз за полное отсутствие логики и здравого смысла.

– Вот ты, например, – Стронг зажмурился от яркого солнечного света, ударившего по глазам, и надел тёмные очки, – в ответ на мои вопросы ты не всегда отвечаешь правдиво. Многое утаиваешь, увиливаешь от прямых рассуждений, и всё это зачастую выглядит довольно нелогично. Учти, что я чувствую, когда ты что-то скрываешь или недоговариваешь. Жалко, что нельзя прочитать твои мысли, ты ведь не обычная девушка.

– И что же я скрываю?

– Мне пришлось многое выяснять о тебе самостоятельно, по своим каналам. Например, кем является твой отец.

– И что же ты узнал? – Я замерла на месте, не в силах пошевелиться, словно тушканчик, загипнотизированный взглядом кобры.

– Всё. В частности, от кого ты унаследовала дар притягивать мужиков всех возрастов и мастей.

Я отмерла и машинально запихнула в рот сразу две мармеладки. Хорошо, что они оказались не такими большими, чтобы ими подавиться.

– Ты знаешь про дар? – осторожно спросила я, машинально пережёвывая сладости.

– Да. И про то, что ты лишилась руки и потеряла его, я тоже знаю, – усмехнулся Роберт. Под тёмными очками не было видно его глаз, но я чувствовала его взгляд, устремлённый на меня.

– Но как тебе удалось так много узнать обо мне? Ты ведь не покидал отель?

– У меня свои каналы. И вовсе не обязательно куда-то ездить, чтобы выяснить некоторые факты из твоей богатой биографии.

– Прости, – я виновато наклонила голову, – не знала, как рассказать тебе всё это, но собиралась. Честно!

– Что ещё ты скрыла?

Нет, про Лёху я ему не расскажу, пусть не надеется. Это наши с Навигатором дела, и выдавать его нельзя, ведь он так много для меня сделал. А ещё ни за что не расскажу о том, какую кровавую сцену увидела в компьютере. Это тоже его не касается, как бы я к нему не относилась.