Ловушки памяти - Юлия Басова

Однако у меня есть обязательства перед другими людьми, и их никто пока не отменял. Прочь лирику, прочь хандру. Жить нужно не только для себя. Самый верный способ сделать свою судьбу правильной – помочь кому-то.

Самолёт плавно приземлился в Шереметьево. Выйдя из зоны прилёта, я сразу увидела Филиппа. Он очень похудел за то время, пока я его не видела. Под глазами пролегли тёмные тени, лицо осунулось и подурнело, а взгляд был как у побитой собаки.

Я бросилась к нему:

– Как хорошо, что ты приехал, Филипп!

Моруа слабо улыбнулся:

– Теперь, когда я вижу тебя, мне стало ещё больнее. Но я счастлив.

Я с жалостью посмотрела на парня и стала прикидывать, где лучше всего провести «обряд» отлучения. Должно быть, следует отыскать тихое местечко, заманить Филиппа в лес или в пустынное жилище. А что, если не мудрить? Что, если сделать это прямо здесь, в огромном зале аэропорта, олицетворяющем собой надежду на новую, более счастливую жизнь? Я оглянулась по сторонам. Вокруг, словно муравьи в муравейнике, сновали люди, занятые своими собственными заботами и мыслями, и никому дела не было до нас.

– Подойди ко мне, – хрипло приказала я парню, вытянув вперёд руки.

Он сразу же повиновался, с надеждой глядя на меня.

Я притянула его к себе и прикоснулась губами к его дрожащим от волнения губам. Он весь затрепетал и схватил меня за плечи. Его рот полуоткрылся, и я, как и просила его мать, Карин, выдохнула:

– Адверсо флумин!

Стало страшно оттого, что я могла исказить звучание этих слов или сказать их не в той последовательности, тем самым всё испортив. Однако эффект от первой фразы был налицо: Филипп отшатнулся от меня и стал с удивлением оглядываться по сторонам.

Я не стала дожидаться, пока он окончательно опомнится, и заорала прямо ему в лицо:

– Жустус Дивизус!

Моруа молча смотрел на меня, что-то усиленно пытаясь понять. Наконец он пробормотал:

– Знаешь, ещё совсем недавно я зачем-то хотел расстаться со своей жизнью…

Я улыбнулась:

– По глупости, наверное. Но ты ведь больше этого не желаешь?

– Неет, – парень испуганно мотнул головой. – Не пойму, что со мной происходит… Всё стало совсем по-другому. Пойдём, я провожу тебя до машины, Мила!

Я с облегчением вздохнула, придя к заключению, что всё самое страшное для Филиппа уже осталось в прошлом. Заклятье и правда возымело своё действие. В глазах Моруа читалось что угодно: удивление, озабоченность, но только не любовь!

– Иди, Филипп! Я немного побуду в аэропорту и тоже поеду. У меня здесь кое-какие дела, – соврала я и тепло улыбнулась парню – когда совершаешь добрый поступок, на душе становится очень хорошо и спокойно.

– В машине нас ждёт мама, – проявил неожиданную настойчивость Филипп, – она просила тебя доставить во что бы то ни стало.

– Ну, если Карин… – насмешливо протянула я, – то, что ж, деваться некуда…

Филипп, с беззаботной улыбкой на лице, забрал из моих рук дорожную сумку и решительно направился к выходу из здания аэропорта, с явным интересом разглядывая всех девчонок, попадающихся нам на пути. У меня не осталось ни малейшего сомнения – он излечился от своего любовного недуга и теперь будет жить нормально.

Мы вышли на улицу и двинулись к стоянке. От одной из машин отделилась тёмная фигура и бросилась к нам. Несомненно, это была Карин – бледная, взлохмаченная, взволнованная. Она подбежала к Филиппу и схватила его за лицо двумя руками, с тревогой вглядываясь в глаза сына. Он улыбнулся ей – спокойно и уверенно, окончательно доказав, что с ним всё в порядке. Женщина зарыдала – громко, не стесняясь своих чувств, не стыдясь своей слабости, и обратила ко мне взгляд, полный безграничной благодарности.

Мы втроём долго молчали – Карин, в обнимку с Филиппом, и я – чуть поодаль, в стороне. Наконец женщина тихо произнесла:

– Спасибо, Мила. Я уже и не надеялась.

– Знаю, – кивнула я, – и мне было нелегко, поверьте. А теперь – словно камень с плеч.

– Только не расслабляйся, прошу тебя. В твоём случае это даже опасно, – предупредила Карин и, оторвавшись от своего сына, радушно пригласила:

– Садись в машину. Довезу тебя домой.

– Спасибо, – поблагодарила я и устроилась на заднем сиденье.

Опасно, опасно… Плевать мне на опасности! Я сжала зубы и уставилась в окно, наблюдая за сменяющимися пейзажами.

– Карин, – окликнула наконец я даму, – почему Филипп не появлялся на занятиях? Мы несколько недель не могли до него дозвониться?

– Его чувства к тебе были настолько велики, что он решил покончить с собой, – невозмутимо ответила Карин, не отрывая взгляда от дороги.

– Что? Я думала, это всего лишь шутка, – прохрипела я, не веря своим ушам, и сразу же обратилась к Филиппу:

– Твоя мать говорит правду?

– Да, – спокойно подтвердил парень, развернувшись ко мне всем корпусом с переднего сиденья, – после того как в университете во всеуслышание заявили о твоём скором отъезде с этим режиссёром, мне стало очень больно. Будто внутри сломалось что-то, надорвалось.

– Но это не повод, – растерянно возразила я, всматриваясь в лицо Филиппа, – тем более я не люблю…

– Знаю, ты не любишь Николая, – кивнул парень, – но именно там, в Лондоне, ты должна была встретить того, кого полюбишь по-настоящему. И я это увидел. А потому жить больше не захотел.

– И воткнул себе в живот огромный тесак, – неожиданно закончила Карин. Её лица не было видно, потому что она сидела ко мне спиной, но я понимала, чего ей стоило вспоминать недавние события и так спокойно говорить об этом со мной.

– Но почему вы не позвонили мне? – воскликнула я.

– А что бы это изменило? – возразила дама. – Ты же не врач!

– Но я бы могла произнести заклинание, что вы мне подсказали…

– Заклинания нужны живым, а мой мальчик… – Карин всё-таки не выдержала и разрыдалась в голос. Её плечи затряслись, и она на мгновение выпустила руль.

– Эй, мам, – встревоженно произнёс Филипп, – не надо так. Прижмись к обочине, я поведу.

Как ни странно, женщина не стала спорить и послушно выполнила просьбу сына. Парень выскочил из машины и помог матери подняться со своего места. Он бережно подхватил её за плечи и усадил рядом со мной, на заднем сиденье.

Мадам Моруа слабо улыбнулась мне сквозь слёзы и тихо сказала:

– В общем, мне огромных трудов стоило вернуть своего сына к жизни, Мила. Он действовал в духе своих предков самураев, понимаешь? Этот нож, воткнутый в живот, наверное, всю жизнь будет стоять у меня перед глазами. Не представляешь, сколько средств я перепробовала, сколько слёз пролила над моим мальчиком, но всё-таки смогла вылечить эту рану.

– А мы-то с Антоном гадали, что могло случиться, – невпопад пробормотала я, – каждый день интересовались у ребят из иностранной группы – где Филипп… А он…