Мираж - Владимир Рынкевич

   — Командир Красной армии? Какому званию по старому соответствует ваше положение в армии?

   — Примерно, капитан.

   — Полиция, патрули не задерживали вас? В драку вы не вступали?

   — Нет.

   — Мария Владиславовна, капитан Власов не нарушил воинский устав и не совершил поступков, противоречащих понятию офицерской чести. Если нарушены какие-нибудь внутренние порядки «Треста», то давайте с вами вдвоём попросим господина Якушева, чтобы он не принимал никаких мер по отношению к господину Власову, проделавшему для всех нас такую важную работу. Лично Великий князь похвалил его. Вы согласны?

   — Согласна, — пробормотала Мария и удалилась в ванную комнату.

   — Садитесь, капитан. Женщин успокаивать труднее, чем солдат или лошадей. Значит, газ имеется только в голове у Гучкова?

   — Скорее всего, газа вообще нет или есть какой-нибудь известный ещё с прошлой войны.

Распрощались с Власовым тепло — Кутепов пообещал, что в его армии он будет полковником.

Такой Марии, которую он теперь увидел, не хотелось рассказывать подробности о подготовке теракта против Красина. Не надо никому в «Тресте» знать, что полковнику Сусалину выпала неслыханная удача — его взяли на работу в Сюрте Женераль, где он мог много узнать, например, об охране посла и посольства, о методах действия полиции в случае чрезвычайного происшествия.

Прощаясь на вокзале, Мария спросила: «Как идёт дело с полпредом?» Он ответил кратко: «Хорошо». Подробности её не заинтересовали. Мгновенно перешла к разговору о Стаунице — просила, чтобы он, Кутепов, написал ему лично письмо о совместных решительных действиях в России. «Якушев и не узнает об этом письме, — сказала Мария. — Я сама получаю почту, сама дешифрую...»

8

Вскоре после отъезда Марии пришлось писать и Стауницу и Якушеву: случилось непредвиденное опасное осложнение. В осенний вечер, когда уже стемнело и платаны тревожно шумели за окнами канцелярии, пришёл растерянный Сусалин.

   — Никто нас не слышит? — спросил он, беспокойно озираясь. — С делом всё кончено. Приятель на Сюрте сказал мне, что раскрыт заговор против Красина и об этом знают в Москве. Ищут заговорщиков. «Из ваших русских», — сказал приятель. Теперь я должен прятаться. Но где спрячешься в чужой стране?

   — Во Франции спрятаться, пожалуй, невозможно. Вы хотели идти в Россию. Там хорошо организовано наше подполье и есть куда приложить силы русскому офицеру.

   — Согласен.

9

На следующий день исчез Монкевиц, оставив дома на письменном столе, записку: «Простите, дорогие, любимые! Я потерпел окончательный денежный крах. Всей моей жизни не хватит, чтобы рассчитаться с долгами, и я решил умереть. Чтобы не обременять вас расходами на погребение, я умру так, чтобы мой труп никогда не нашли. Ваш...»

Конечно, ушёл к большевикам. Наверное, давно с ними сотрудничал и шпионил. Всё знал о «Тресте», договаривался с Якушевым о шифрах. Если «Трест» — подпольная монархическая организация, то ОГПУ, узнав о его существовании от Монкевица, немедленно его разгромит. Если же ничего не изменится — «Трест» организован ГПУ. Или, может быть, всё как раз наоборот? Ведь Монкевиц мог выдать «Трест» и раньше. А вдруг он, действительно, покончил с собой. Неужели мог подумать, что РОВС не поможет с похоронами и прочим?

10

В замке Шуаньи шёл ремонт, было холодно, и пахло кухней. Вместе с большой свитой — человек десять — долго ждали хозяина. Николай Николаевич явился словно не на встречу с представителем подпольной России, а зашёл мимоходом, сказал без вступления:

   — Медленно действуете, русские монархисты.

   — Ваше Императорское Высочество, требуется не менее двух лет.

   — Такой срок неприемлем!

Якушев назойливо и длинно доказывал, что ничего нельзя сделать из-за отсутствия средств, из-за неграмотности людей, посылаемых в Россию, которые не знают правил конспирации, проваливаются, ставят под удар всю организацию, совсем недавно чекисты схватили полковника Сусанина...

Кутепов, услышав это, имел право думать, что Якушев здесь ведёт какую-то игру, иначе почему сначала ему не сообщили о Сусалине. Человек, работавший в Сюрте Женераль, сам бы мог научить трестовцев правилам конспирации.

   — Неоценимую помощь оказываете вы, Ваше Императорское Высочество, и Александр Павлович, — продолжал тем временем Якушев.

Эта фраза оторвала генерала от его размышлений, и он скромно ответил на похвалу московского гостя: «Александр Александрович преувеличивает. У нас много ошибок».

   — Вы единственный воин, сражающийся за освобождение России! — воскликнул Якушев. — Его Императорское Высочество недавно выразил верную мысль о том, что Белая армия фактически не существует. Есть только Красная армия. Врангель не имеет ни армии, ни авторитета. «Армия в сюртуках» — это не армия. Мы надеемся только на Александра Павловича. К вам, Ваше Императорское Высочество, просьба: необходимо ваше обращение к войскам и ваш портрет с надписью для Политсовета «Треста».

   — Это можно сделать, — великодушно согласился Великий князь. — Действуйте в России быстрее и решительнее. Видите, люди скучают?

И кивнул на свою унылую свиту, ожидающую переезда в Москву и получения государственных должностей.

11

Трое солидных мужчин, обедавших в ресторане Дрюон, весьма ценимом парижскими гурманами, заказали консоме, дыню, омара, запечённого с трюфелями, и седло барана, и ко всему тому «Смирновку», дав понять официанту, что перед ним русские. Выпили по рюмке за великую Россию, затем бывший царский министр финансов Коковцов предложил выпить за Раймонда Пуанкаре — по его мнению, никто так много не сделал в защиту русской эмиграции и для облегчения её тяжёлого положения.

Закусывая дыней, Коковцов объективно высоко оценил финансовое положение СССР, установившего твёрдую советскую валюту.

   — Это ненадолго, — сказал Якушев. — Сталин затевает индустриализацию. Представляете? В полуголодной нищей стране. Это уже окончательный провал. Возможна гражданская война без всякой интервенции. Сейчас в связи со смертью Брусилова и Зайончковского Политсовет обдумывает новые кандидатуры на руководящие посты. Некоторые кандидатуры определены. Разрешите наполнить бокалы и объявить, что, — он встал, за ним поднялись Коковцов и Кутепов, — что утверждена кандидатура председателя Совета министров — это граф Владимир Николаевич Коковцов.

Тонко прозвенели бокалы, Коковцов покраснел и что-то смущённо бормотал о своём возрасте, Якушев и Кутепов его поздравляли.

Вернулись на некоторое время к барану, затем Якушев попросил ещё раз наполнить бокалы и встать.

   — Разрешите также объявить, — начал Якушев, — что Политсовет предлагает вам, Александр Павлович, пост Командующего всеми Вооружёнными силами России!

1927

1

Теперь он не мог сомневаться, подозревать, не доверять. Он должен был делать всё для скорейшего освобождения России, для создания нового великого государства, в котором он будет командовать всей армией.

Прежде всего надо начать настоящую решительную борьбу, и он направил письмо Стауницу, в котором намечал теракты против ГПУ и советских вождей: «Перед нами стоят задачи, требующие привлечения к борьбе новых решительных людей, таких как те офицеры, которых я недавно вам направил. Не могу смириться с гибелью лучшего из них — полковника Сусалина. Не сумели в «Тресте» его уберечь. Слишком мягкое руководство Якушева мешает решительным действиям. Поэтому я обращаюсь к вам, так как много слышал о вас как о большом русском патриоте, который живёт только мыслью, чтобы скорее вырвать нашу родину из рук недругов. Взрыв Кремля и другие акции, задуманные вами, я считаю очень трудными. Для выполнения такого плана следует подыскать 50—60 человек исполнителей...»

В марте получил шифровку: «Дорогой дядя! Приезжай в Териоки к 25-му. Проведём чисто военный Политсовет без Якушева. Захарченко, Стауниц».

Он выехал, испытывая некоторый прилив энтузиазма. По дороге продумывал, как должен себя вести будущий командующий всероссийской армией. Териоки почти на границе — вёрст 40 до Питера. Из окна вагона смотрел на весенний туман над Финским заливом. Рассеивался туман — рассеется и туча над Россией.

На перроне его встречал главный военный руководитель «Треста» Потапов, сообщивший после первых приветствий, что Стауниц не смог приехать, и Мария Владиславовна в истерике — даже не вышла встречать.

   — Так на неё повлияло отсутствие Стауница? — спросил генерал как можно равнодушнее.