Тайна двух императоров - Ксения Холодова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я буду выкручиваться. Я научусь, обещаю. А даже если и узнают, то клянусь, скажу, будто обманула вас. Пожалуйста. Иначе, правда… лучше убейте меня здесь.
Клэр устало опустила голову и покорно стала ждать ответа, надеясь, что Степан Аркадьевич передумает. Он слонялся из стороны в сторону, угрюмо приминая сапогами сияющий в лунном свете снег. Какие-то слова вырывались из его рта, но Клэр их не слышала. Она, словно собачонка, продолжала сидеть голыми ногами в снегу, постепенно замерзая.
– Не медлите, Степан Аркадьевич. Я всё равно вскоре замёрзну, зачем тянуть?
– Вот же дурёха! – от слов Клэр он словно вышел из транса и сразу же бросился к ней. – Ты говоришь, что делала так раньше, выдавала себя за солдата?
– Да, выдавала, – шёпотом произнесла она, закрывая глаза от бессилия.
– Холодно, а ты как положено не одета. Пойдём, отыщем того, кто сможет в столь раннее время помочь. Я знаю один трактир, возможно, он ещё с вечера работает. Попытаем счастья там, тем более что и комнаты у них есть, отдохнёшь.
Он помог ей подняться и рукавом отряхнул озябшие ноги. Заметив, что она с трудом стоит, Степан Аркадьевич отбросил стеснение в сторону и, взяв её за талию, повёл вперёд. Путь затрудняла не очищенная от снега дорога. Через каждые пять минут он интересовался её самочувствием, но в ответ слышал лишь далёкое от истины «всё хорошо». Клэр не хотела лишний раз жаловаться на свою усталость или на то, что почти не чувствует ног, боясь, что в конце концов Степан Аркадьевич не возьмёт её с собой.
* * *
В кабаке, что он упоминал, было не людно. По залу первого этажа ходила женщина, которая, поприветствовав у входа Клэр и Степана Аркадьевича, без долгих расспросов проводила в комнату. Зная, что у её спутника, вероятнее всего, при аресте забрали все деньги, Клэр протянула ему десять копеек на жильё, спросив, хватит ли этого.
– Конечно, хватит, мы ведь тут ненадолго. Я скоро вернусь, только заплачу за постой. Жди здесь.
Клэр старалась выглядеть сильной. Она старалась не показывать своей резко навалившейся усталости, поэтому, когда Степан Аркадьевич вернулся к ней, она мягко улыбнулась. Оба поднялись на второй этаж и разошлись по комнатам.
– Тебе сюда, голуба. Отдохни как следует, а утром мы решим, как поступим дальше.
– Благодарю, – вяло ответила она и в тот же миг рухнула на пол, перестав ощущать под собой ноги.
– Господи! Ты чего это? – Степан Аркадьевич стал поднимать её и, коснувшись её влажной кожи, вдруг пришёл в ужас. – Матрона, заступница! Милая, ты же вся горишь. Что молчала-то, глупая?!
– Всё хорошо. Мне бы только отдохнуть, – пыталась она шёпотом успокоить рассерженного Степана Аркадьевича.
Всё, что происходило дальше, Клэр видела и слышала лишь урывками. Вместо пола под собой она резко ощутила мягкую кровать. В комнату пришла женщина, по всей вероятности, та самая, которая расхаживала внизу, когда они вошли. Несколько рук спустили с Клэр платье и тщательно стали растирать область её груди и шеи. В нос ударил резкий запах спиртного. Несмотря на все усилия Степана Аркадьевича, Клэр никак не могла согреться. Ледяной колющий озноб невидимой коркой покрыл тело. Дыхание стало медленным и едва ощутимым. Уже не открывая глаз, она чувствовала, как её голову придерживает крепкая рука, а губ касается кружка с каким-то безвкусным отваром.
– Ну, как ты? – раздалось справа от Клэр, когда она стала щуриться от солнечного света.
– Немного трудно дышать, но… в целом я же говорила, что просто устала. Кажется, я уснула ненадолго? – говорила она, прерываясь, чтобы прокашляться.
– Ты проспала более шести часов. Ну и напугала же ты меня.
– Шесть? Мне показалось, что я лишь на время прикрыла глаза. А что же вы?
– Что я?
– Вы всё утро не спали из-за меня? – с чувством вины Клэр взглянула на облачённого в ярко-красную гусарскую форму Степана Аркадьевича, заметив на его лице нездоровую усталость.
– Пустое, в полку отосплюсь. Не мог же я тебя в самом деле бросить. Хворь дело такое. Если сразу не начать лечение, то в могилу утащит.
– Не думаете ли вы, что я могла умереть от обычной простуды?
– Ты сильно замёрзла на снегу. Ещё немного, и твоё тело сгорело бы изнутри.
– Спасибо вам, Степан Аркадьевич, ещё раз.
– Пожалуйста. – Он собирался с мыслями, чтобы что-то сказать. Клэр, видя это, не стала перебивать его очередными расспросами, а лишь покорно приготовилась принять его решение. – Меня в полку заждались…
– Я сильнее, чем кажусь. Мне только бы зиму переждать, а там дальше, кто знает, что будет. Я не стану вам обузой.
– Быть может, ты всё же здесь останешься? Я с хозяйкой переговорю, будешь помогать ей. Девушка ты ладная, но нельзя тебе со мной.
– Меня будет искать император. И… поверьте, я знаю, где проводят время его придворные. Вы же и сами это прекрасно понимаете. А если увидят меня здесь и схватят?
– Ты не оставляешь мне никакого выбора. Вот же ввязался на свою голову. Кому расскажи, засмеют.
– Скажите, вы бы смогли помочь мне с документами, если их было бы нужно делать на мужское имя?
– Полагаю, что да, – ответил он, пребывая в раздумьях.
– Вот. – Клэр вытащила привязанный к внутренней части платья мешочек с драгоценностями и протянула его угрюмому Степану Аркадьевичу. – Я не могу в точности оценить их, но, полагаю, здесь хватит на всё необходимое.
Он, прищурившись и без интереса, заглянул внутрь и почти сразу округлил глаза от удивления.
– Какие камни! Эх… неправильная ты барышня, Клэр. Такую красоту пускать на гусарский мундир, досадно.
– Этот мундир будет мне намного полезнее, чем эти безделушки. – Клэр ободрилась и нашла в себе остатки сил, чтобы подняться с кровати и расспросить у него поподробнее о полке. Она помнила, что Мишель был гусаром, и ей закралась в голову мысль, что, быть может, он с ним знаком.
– Как называется ваш полк?
– Лейб-гвардии Его Величества, – с гордостью поднял он голову. – Сейчас много полков, двенадцать, если память меня не подводит, но наш был основан одним из первых.
Степан Аркадьевич встал с кровати и снова взволнованно зашагал по небольшой комнатке, минуя потемневший от времени комод и стоящую на виду ночную вазу.
– А как, позволь узнать, ты планируешь прятать свою… – он указал на грудь и всё то, что делало её
