Тайна двух императоров - Ксения Холодова

– Прощайте, мадемуазель, – его губы растянулись в мерзкой ухмылке.

Клэр почувствовала себя раздавленной. Никчемной и униженной. Если её заключению обрадовался даже такой человек, как Андре, то что говорить о тех, кому она действительно мешала.

В крепость её привезли более деликатным образом, нежели того мужчину с площади. Всю дорогу заместитель министра молчал и лишь украдкой поглядывал на неё, отвлекаясь от пейзажа за окном. По прибытии её тут же отвели в корпус, который между собой заместитель министра и стража называли «комендантским домом». Они спустились в подвал, в котором не было солнечного света. Факелы и свечи оставляли на каменных стенах копоть. Постепенно стал ощущаться сырой, но тёплый запах, стоящий в коридорах.

По пути она видела разные камеры, стараясь не заострять внимание на людях, сидящих в них. От страха Клэр перестала дышать. Ей казалось, что двери темниц проносятся слишком быстро и никак не заканчиваются. Стояла полная тишина, и только легкие шорохи за решетками изредка нарушали её.

Прежде Клэр была в Петропавловской крепости в седьмом классе. В школе им организовали экскурсию, когда они проходили тему восстания декабристов на уроке истории. Забавно до слёз, но она никогда не могла подумать, что окажется здесь в качестве заключенной.

Абсурд!

Клэр подвели к последней открытой камере. Остановившись у её дверей, заместитель министра подозвал к себе дежурного.

– Эта камера пуста? – спросил он сухо, указывая на камеру рядом, которая, в отличие от предыдущей, была с деревянной, наглухо закрытой дверью.

– Никак нет, ваша милость! Сюда временно определен только что прибывший заключенный.

– Превосходно! – после этого мужчина приказал дежурному открыть дверь. – Государь полагает, что приятная компания быстрее навеет нужные мысли и поможет принять правильное решение, – обратился он к Клэр, лениво повернув свое морщинистое, обвисшее лицо.

– Ваша милость, прикажете барышню к заключённому поместить? – переспросил дежурный, в спешке подбирая нужный ключ в массивной звонкой связке.

– Именно.

После обыска Клэр силой впихнули внутрь камеры. Слегка запутавшись в подоле своего платья, она споткнулась о кривой порог и с грохотом приземлилась на колени, закрывая руками лицо. Тут же к ней кинулся кто-то и бережно помог встать.

– Нелюди! Разве можно так с дамой? Не сильно ушиблись?

– А? Нет, нет. Всё в порядке, я сама виновата, что оступилась. – Клэр подняла глаза на человека, пытавшегося ей помочь, и узнала в нём мужчину, которого несколько часов назад вёл конвой. – О… это вы?..

– Да. А это вы! Милосердная барышня, которая выбрасывает свои деньги на ветер, – сказал он с грустной улыбкой на лице.

– Отчего же?

– Неужто вы и вправду думали, что эти солдафоны, получив ваши деньги, станут ко мне более снисходительны? Если да, то вы невероятно доверчивы и чисты.

– Я хотя бы попыталась. От бездействия в мире гибнет куда больше людей.

– Не имел намерения обидеть вас! Напротив, я оценил ваше рвение помочь первому встречному. Это черта человека с большим сердцем. Жаль, правда, что эдакая черта многих людей сводит в могилу. Что ж, раз уж нам довелось находиться в одной камере, что само по себе абсурд, разрешите мне представиться, Соловьёв Степан Аркадьевич.

Клэр слушала его настолько внимательно, насколько могла, между тем оглядывая небольшую камеру с крохотным решетчатым окном под потолком и одной кроватью у стены. На полу была раскидана солома, на которой в тот момент и лежал Степан Аркадьевич. Вокруг почти не было света, лишь пара свечей боролась с темнотой. От стен исходил тёплый и влажный запах. Клэр осталась сидеть на полу, как это делал её новый знакомый. Она со стеснением убрала с лица растрепанные волосы и подвинулась спиной к стене.

– А как ваше имя?

– Клэр, – печально ответила она, словно устав от себя самой.

– Не расскажете, как такая юная особа попала в эдакую немилость? – Степан Аркадьевич произносил каждое слово с лёгкой улыбкой. Из-за этого создавалось ощущение, что в его голосе присутствует свет, который помогает тем двум свечам на столе не погрузить окружающее пространство в полный мрак.

– Я не такая уж и юная, как может показаться на первый взгляд.

– О, прошу простить мое любопытство, но сколько вам лет?

– Совсем недавно исполнилось девятнадцать.

– Ох… извините, сударыня, но в мои сорок два года девятнадцать – это слишком юный возраст.

– Возможно, – через силу хихикнула она в ответ. – Что до моего ареста, скажем так, я разгневала государя.

Степан Аркадьевич демонстративно скривился и отвёл взгляд на дверь.

– Вы были?.. – с такой осторожностью люди говорят только в тех случаях, когда изо всех сил не хотят обидеть своего собеседника.

– Нет, я не была его любовницей. Если вы об этом. Я должна была выполнить одно поручение и не справилась, – тут же ответила Клэр, догадавшись, о чем он хотел сказать.

– Оно было настолько важным?

– От него по-прежнему зависит судьба многих людей.

– М-да-а-а. Выходит, я здесь совершенно за пустяковое дело пребываю, – с сожалением отозвался он.

– Расскажете? – Клэр с интересом разглядывала своего собеседника. Воздушные каштановые волосы спадали на лоб и виски. На лице виднелись неглубокие морщины вокруг глаз и губ. Короткие закрученные усы свидетельствовали о том, что он имеет отношение к военной службе.

– Что тут рассказывать. Из всех человеческих пороков мне не удалось овладеть лишь одним. Не умею врать. Ложь всегда была противна моему нутру, и в наказание за это я так и не сумел овладеть этим «искусством».

– Минутку. То есть вы хотите сказать, что вам досадно от того, что вы никогда не врете?

– Именно, сударыня.

В Клэр зародилось небольшое подозрение насчёт этого человека. Она удивлённо свела брови и, извинившись за прерванный рассказ, тут же принялась выискивать очередной подвох.

– Если кратко, то до сих пор был у меня один приятель, мы с ним в разных полках служили. Сейчас-то солдаты на квартирах своих невесть что творят. С вашего позволения, я пропущу подробности, которые могут быть неприятны вашим ушам. Кутёж, одним словом. Так вот, попытался этот товарищ пару недель тому назад в карты бесчестно выиграть. У парнишки того, что в карты якобы проиграл, за душой ни гроша. Разыгрался он и сдуру на кон всё поставил, а сумма-то большая, двадцать тысяч рублей будет или того больше. Я веселился с остальными сослуживцами и, на свою беду, заметил, как этот самый приятель мой несколько раз сжульничал. Ну, я и посоветовал ему по-хорошему долг простить. И ведь он не захотел. Пришлось мне прилюдно об этом сказать. Он за это на дуэль меня вызвать вздумал. Как ни пытались миром решить,