Тайны английской разведки (1939–1945) - Дональд Маклахлан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удивительно, конечно, что подобные разговоры велись на пятом году войны. Однако следует помнить, что многие офицеры действующих сил флота не знали, какие результаты может дать активная деятельность разведки во время войны. Заместитель начальника разведывательного управления Ян Кэмпбелл признал, что когда после трех лет службы в управлении он стал командовать эсминцами в составе сил охранения так называемых арктических конвоев, то практически ничего не знал о деятельности своих бывших коллег по управлению, которая ведется в интересах обеспечения проводки конвоев. Однако, приняв позднее участие в операции «Торч», Кэмпбелл был поражен «исключительной точностью разведывательной информации, которую получали командиры кораблей, заходя в Гибралтар для пополнения запасов топлива».
К сожалению, уроки прошлого быстро забываются. После войны, когда берлинский кризис 1948–1949 годов привел в движение весь аппарат адмиралтейства, выяснилось, что историческое помещение, где размещался пост слежения за движением подводных лодок, пришлось силой отнимать у гражданских служащих, установивших здесь столы для игры в пинг-понг. В самый разгар кризиса один высокопоставленный офицер, отправлявшийся на Дальний Восток, был приглашен в пост слежения за подводными лодками. Как и полагалось для командируемых на ответственные посты за границей, этот офицер был принят заместителем начальника разведывательного управления и сказал, что ему не хотелось бы терять время, так как он вряд ли узнает что-нибудь полезное. Офицеру решительно заявили, что он напрасно неуважительно относится к той области, с которой совершенно незнаком. Позиция, занятая этим офицером, во многом сходна с той, которой придерживался начальник управления связи, еще до начала войны заявивший, что Англии совсем ни к чему расширять сеть радиопеленгаторных станций, поскольку противник наверняка будет соблюдать радиомолчание во всех операциях.
Годфри и его современники отмечают, что состояние французской армии безо всяких оснований считалось в конце тридцатых годов вполне удовлетворительным. Никаких мер для установления скрытой связи между адмиралтейством и французским флотом на тот случай, если армия будет разгромлена, не предпринималось. Флеминг считает, что если бы такая связь существовала, то удалось бы избежать тяжелых последствий бомбардировки Орана.
Исходя из всего вышесказанного, следует первый вывод: командный состав, технические специалисты и политические деятели склонны игнорировать или недооценивать значение разведки. Это объясняется частично характером подготовки этих людей. Значит, руководство нужно доверять тем, кто имеет необходимую подготовку и образование. Отсюда вытекает второй вывод: руководство разведкой целесообразно поручать гражданским лицам. Такой практики никогда не придерживались в Англии и Германии, но в США в послевоенное время руководство крупными разведывательными органами все чаще и чаще вверяется гражданским лицам. Пост начальника английской секретной службы до 1939 года занимал морской офицер, и считалось, что так и должно быть всегда. Каждый вид вооруженных сил назначал начальником разведывательного управления одного из ответственных офицеров штаба и никогда не помышлял доверить такой пост гражданскому лицу. Все еще господствует мнение, что гораздо важнее отдавать приказы и разрабатывать планы, чем заботиться о том, чтобы они были правильные. Лучшие офицеры вооруженных сил отказываются служить в разведке, где их карьера быстро достигает высшей точки, когда они получают звание капитана 1 ранга или бригадного генерала. (Единственным исключением является фельдмаршал Темплер, который служил в разведке еще до начала войны и в 1946–1948 годах был начальником управления военной разведки.) Кроме того, насколько мне известно, талантливые офицеры редко назначались на службу в разведку. В министерстве иностранных дел разведывательная деятельность тоже не поощрялась. «Наша задача, — сказал один дипломат, — состоит не в том, чтобы вести разведку, а в том, чтобы поддерживать отношения». Об этом я уже писал в главе 6, где говорится о деятельности военно-морских атташе. Служащие министерства иностранных дел не проходят какой-либо подготовки по сбору и составлению разведывательной информации. Наилучшая политическая информация, с точки зрения разведывательного управления ВМС, во время войны поступала от специальных отделов управления политической войны, в которых работали бывшие журналисты, ученые и другие лица, не имеющие опыта дипломатической деятельности.
Однако целесообразность гражданского руководства разведкой определяется не только неуважительным отношением к ней в вооруженных силах. Веское слово с этой точки зрения имеет опыт войны, свидетельствующий о том, что юрист, ученый, путешественник, банкир, даже журналист чаще проявляют принципиальность, чем кадровые военнослужащие. Кадровые офицеры и политические деятели стремятся преподнести такую разведывательную информацию своим начальникам, которая по вкусу последним. Возможно, эти слова звучат грубо и несколько несправедливо, однако они привлекают наше внимание к тому, как используется и трансформируется информация во имя оправдания заранее принятого решения или доказательства правоты той или иной точки зрения начальства. При этом может преследоваться цель повлиять на размеры бюджетных ассигнований, опорочить позицию другого вида вооруженных сил, оправдать политику умиротворения или добиться тех или иных внутриполитических решений. Лучшей иллюстрацией служит приведенный в главе 6 пример того, как Черчилль использовал данные о потоплении немецких подводных лодок. Этим грешат бизнесмены, привыкшие не выбирать средств для достижения цели, политиканы и карьеристы, грешат в разной степени, в зависимости от их общего кругозора и воспитания. (Годфри обычно утверждал, что моряки, привыкшие к опасностям и неожиданностям на море даже в мирное время, более реалистичны и менее повинны в таких грехах, чем военнослужащие сухопутных войск.)
Так или иначе, никто не станет отрицать, что разведка может и должна быть голосом разума в работе любого руководящего органа (пусть этот тезис явится третьим выводом) и что заниматься разведкой должен честный и принципиальный сотрудник. Ни один офицер, работавший в разведывательном управлении ВМС, не станет отрицать, что своими достижениями оно в значительной мере обязано гражданским специалистам, с уважением относившимся к военно-морским традициям, но оставшимся гражданскими людьми по своим привычкам, нормам поведения и характеру подготовки. Никто не станет отрицать и того факта, что женщины (хотя лишь немногие из них имели возможность проявить себя) показали удивительные способности выполнять самую трудоемкую разведывательную работу.
Одна из женщин, как уже упоминалось, к концу войны стала экспертом оперативно-информационного центра по немецким силам береговой охраны на участке от Гельголанда до Биаррица. Она, археолог по специальности, имела опыт и подготовку для работы по сопоставлению и анализу скучнейших мельчайших фактов.
В этом-то весь секрет. Определенные профессии и исследовательский опыт вырабатывают в человеке те качества, которые необходимы разведчику. Более того, они создают у человека такую уверенность в суждениях, которая у офицера может быть подорвана привычкой постоянно подчиняться старшему по званию или должности. Совершенно не случайно, что лучшими пятью офицерами разведки, с которыми мне приходилось встречаться за время войны, были: юрист, маклер, философ, историк и, наконец, офицер-моряк, всю жизнь стремившийся стать (и если бы не война наверняка ставший бы) адвокатом. Среди личного состава объединенной топографической секции в Оксфорде руководящие должности занимали ученый Уэллс и гидрограф капитан 3 ранга Хьюз. Нет ничего удивительного в том, что они легко сработались. У них было много общего и в характере подготовки, и в подходе к делу.
Что же еще можно сказать по вопросу об интуиции? Строгий эксперт по разведке, вероятно, ответил бы «ничего», и это значило бы, что любую вещь можно понять без логических рассуждений. Такой тезис, возможно, справедлив в области искусства и религии, но в военных вопросах подобный вывод является не больше, чем догадкой. Как, например, расценить интуитивные выводы Гитлера о слабости Франции? Если бы Гитлер прислушался к утверждениям своих советников по разведке, то он ни за что не предпринял бы агрессии против Франции, Бельгии и Голландии. Но решения Гитлера носили скорее политический, а не военный характер, они основывались на догадках, касающихся морального духа противников, а не военного соотношения сил. Поскольку эти догадки принесли ему успех, Гитлер перенес их и на военные действия, даже не задумавшись и не поручив кому-нибудь проанализировать, почему его политические догадки оказались правильными. Поскольку события развивались благоприятно, никто не осмелился оспаривать правомерность решений Гитлера. Гитлеровская разведка потеряла веру в себя, поскольку к ее выводам никто не прислушивался. Правильно пишет американский специалист по стратегической разведке Шерман Кент: «Когда разведчики сознают, что бесполезно давать сведения, которые не соответствуют заранее сформулированным выводам начальства, их работа теряет смысл».