Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» - Евгений Владимирович Акельев

Ihro Päbst[liche] Hey[ligkeit] Audienz genommen, hat er seiner Gemahlin vnunterbrecht[liche]s Weinen, seiner Familie und dem ganzen russi[schen] Volcks aber allgemeinen Fluech auff sich geladen, vnd hat auch der Patriarch ob respectus humanos mit der antrohenden offent[lichen] Excummunication biß dato zuruckh gehalten.

(F. 104) Дубликат из Москвы, от 27 июня 1698.

Здешний патриарх две недели назад публично выступил против некоего русского купца и действительно отлучил от Церкви его самого с женой, детьми и внуками. Тот [купец] договорился о покупке табачной монополии и выкупил ее по контракту на ежегодную прибыль в 150 тысяч рублей, заключенному с царем еще до его отъезда. Патриарх наложил вечное проклятие на получаемую чрез [ту деятельность] прибыль [купца]. Это действие [патриарха], при тогдашних смятенных обстоятельствах в государстве, вызвало серьезную тревогу среди бояр и первейших министров (между тем совсем недавно Его Царское Величество на три года уступил англичанам на основе соглашения право на ввоз, вывоз, торговлю и продажу табака на всех подвластных царю землях). В России мнения по этому поводу [отлучение от Церкви купца] разделились на две партии. Из них первая приняла сторону патриарха, объявив его действие похвальным и благочестивым, а отлучение купца от Церкви – справедливым и заслуживающим поддержки, как ради избежания многих чрез то прокрадывающихся зол и ввиду нарушений ранее с похвальной строгостью соблюдавшихся ими [русскими людьми] обрядов, так же как и священно оберегаемых законов. Другая и более многочисленная часть за таковое дерзкое публичное проклятие склонна предсказывать и предрекать патриарху неизбежное наказание и суровую немилость по возвращении царя. Тем более что он [патриарх] и без того не пользуется ни особым уважением, ни большим почетом со стороны царя и некоторых бояр. Несмотря на все это, многажды помянутый патриарх отвергает угрожающую царскую немилость и до сих пор день за днем проводит совещания со многими сторонниками своей партии по вопросу, должен ли он полностью исполнить то, о чем царь уже дважды писал ему и правительству в резких указах. Согласно этому приказу, он сам [патриарх] или через своего полномочного представителя должен отправить царицу в монастырь и совершить при том соответствующие обряды. Это поручение исполняется даже боярами царской партии без рвения и настойчивости, поелику царица много скорбит о таком незаслуженном суровом предписании. О ее невинном страдании печалятся как ее друзья, так и ее враги, поскольку она никогда не давала ни малейшего повода к разводу. Однако ради совершенного послушания царскому повелению она решительно согласилась на монастырскую жизнь, но ясно выразив условие: принц (F. 104 v.) (которого Его Царское Величество настоятельно и по-отечески вверил ее материнскому попечению при своем отъезде) должен следовать за ней в монастырь, чтобы не лишиться ее вернейшей материнской любви. Де-факто бояре по этому вопросу не приходят к какому-либо решению. Напротив, день ото дня представители обеих партий становятся все более озлобленными и несогласными друг с другом.

19‐го числа сего месяца горожане, живущие в предместьях Москвы, Немецкой слободе и в близко расположенных местах, через официальное уведомление получили строгий приказ предусмотреть и обеспечить себя на шесть недель необходимым продовольствием и провиантом, а также снабдить каждый дом водой на участке и ночной охраной ради безопасности, которая должна быть обеспечена с достаточной предусмотрительностью. Дело в том, что в последние несколько дней большой дом в Немецкой слободе, в котором уже несколько недель не проживало ни души, вспыхнул и сгорел дотла. Подобным образом, за время моего пребывания здесь я могу насчитать 8 больших пожаров, во время которых, особенно ночью, всегда происходят большие насилия и гнусные убийства.

Что касается военных операций московитов, согласно всепокорнейшему мнению, выраженному в моей всеподданнейшей реляции Вашему Императорскому Величеству, они не могут оказать порядочного сопротивления при таких вопиюще слабых приготовлениях против сильного напора неприятельских войск, но в этом году, наоборот, очень легко может быть потеряно то, что они с таким трудом заполучили в предыдущей кампании, употребив такие большие средства и пролив много христианской крови. Хотя полководец генерал Гордон и большинство немецких полковников и офицеров держались мнения не выступать в поход и в этом году, однако все же принуждены были исполнить свои обязанности и двинуться из Москвы против повторно покинувших позиции и вновь восставших стрельцов. [Стрельцы] – это именно те (о свершенных высокомерных деяниях которых уже был представлен покорнейший доклад), которые находились под начальством Ромодановского на польской границе. В этот момент они [стрельцы] снова подняли бунт, собравшись в большем количестве у Торопца. Часть своих офицеров они связали по рукам и ногам, другую обратили в бегство из полков, распределив между собой должности оных. (F. 105) Теперь стрельцы хотят через несколько дней выступить к Москве, везя с собой пушки (которые они силой взяли из цейхгаузов вместе с другими необходимыми боеприпасами и оружием), чтобы жестоко выместить свою месть на боярах, особенно на полководце Шеине, камер-президенте Прозоровском и боярине Тихоне Никитиче [Стрешневе]. Притом следует опасаться, что и без того непокорная чернь при желании воспользуется такой возможностью, присоединится к восставшим и тем самым вызовет ужасную кровавую баню. Потому-то для предотвращения сего зла, могущего повлечь тяжкие последствия, стрельцов, расквартированных поблизости от Москвы, забрав у них все оружие и снаряжение, перевели под стражу в царский замок Кремль до тех пор, пока надвигающийся мятеж не утишится, а пожар внутренней войны не будет потушен. Ближние бояре, полководцы и другие главные министры уже несколько раз проводили свои ночные советы и размышляли, как наилучшим образом преодолеть эту опасность. Наконец, было постановлено, чтобы 25‐го числа сего месяца полк царской гвардии, генерал Гордон с подчиненными ему 2500 людьми и около 6000 дворян верхом, а также императорский полковник артиллерии Краге с 20 с лишним орудиями, примерно 1000 ручных гранат и большим [запасом] картечи отправились навстречу этим нарушителям присяги и ожидали их приближения на выгодной позиции. Однако большинство бояр опасаются, что это слишком дерзкое и рискованное предприятие, будучи уверенными, что бунтующие стрельцы имеют большую поддержку и продвигаются сюда, рассчитывая на ее усиление [по мере их приближения к Москве]. Это небезосновательное размышление увеличивает опасение, не присоединятся ли к мятежникам полки, которым приказано противостоять восстанию? И тогда они соединенными силами и с большим насилием смогут предпринять попытку осуществить то, в чем они с давних пор клялись и чем угрожали боярам. Потому правительство разъяснило надвигающуюся опасность дворянству и горожанам, обеспечило последних оружием и необходимой амуницией, а также настоятельно напомнило им об их долге верности и ободряло их к обороне. При каковом внушении от