Когда молчит совесть - Видади Бабанлы

— Не надо, джан Соху, слезами мертвого не воскресишь. Оденься, у нас много дел.

Сохраб ничего не понимал, не слышал. Мархамат-ханум, заливаясь притворными слезами, продолжала:

— Поторопись, джан Соху, надо сейчас же заказать гроб, позаботиться о могиле. Надо раздобыть брезент и устроить во дворе поминальный шатер. Прежде всего необходимо послать кого-нибудь в магазин, на базар, взять напрокат посуду. Ну быстрее, быстрее!

Сохраб медленно поднялся и стал одеваться. Муж послушался ее, и это вселяло уверенность, что мир в семье будет восстановлен и все пойдет по-старому. Она стала деловито распоряжаться:

— Сначала приведем в порядок большую комнату. Вынесем из нее лишние вещи, чтобы не мешались, и положим там Мургуза-ами. Ведь прощаться с ним придут твои друзья, коллеги, ученики, почти весь Баку.

Гюнашли не стал возражать, и Мархамат принялась за работу. Скатала и унесла большие дорогие ковры, сняла со стен картины и украшения, вынесла в соседнюю комнату все ценные вещи, — по обычаю в помещении, где лежит покойник, не должно быть ничего лишнего. Дверь в комнату, куда она отнесла самые ценные вещи, заперла и ключ положила себе в карман. Потом вместе с Сохрабом они перетащили в спальню телевизор, пианино, обеденный стол, сервант и кресла. Выдвинув на середину диван-кровать, Мархамат разложила его, застелила новой не бывшей в употреблении простыней и в изголовье положила две пуховые подушки. Стулья аккуратно расставила вдоль стен. Когда все приготовления были окончены, она прошла к себе и переоделась во все черное. Деловито и спокойно она села к телефону, — надо мобилизовать всех, кого возможно.

Первому она позвонила Зия Лалаеву. Из всей родни он был самый услужливый и легкий на подъем. Ради любимой жены Шойлы — племянницы Мархамат-ханум — он, как говорится, всегда безотказно плясал под ее дудку. А последнее время он попал в еще большую зависимость, — воспользовавшись тем, что Мархамат-ханум, растерявшаяся от собственных семейных неурядиц, выпустила Шойлу из-под своего влияния, та вот уже две недели как ушла от мужа. Если мир в семье Гюнашли восстановится, авторитет Сохраба и непреклонная воля тетки Мархамат помогут Зия возвратить обожаемую Шойлу.

Мархамат-ханум очень коротко изложила случившееся и категорическим тоном дала Зия ряд заданий:

— Отправляйся сию же минуту, не тяни!

Писклявый голос Зия бодро зазвучал в трубке:

— Зия лучше умрет, но выполнит поручения дорогой тети, его единственной надежды!

Мархамат бросила трубку, — выслушивать подобострастные речи Зия у нее не было никакой охоты. В течение получаса она оповестила всех родственников и знакомых, подняв на ноги весь город. Не забыла позвонить в редакции газет, чтобы вовремя были напечатаны некрологи и сообщения о дне и часе похорон.

Глава двенадцатая

Вугару до сих пор так и не удалось встретиться со своим научным руководителем, проконсультироваться с ним. То он не заставал Гюнашли в институте, то сам проводил целые дни на заводе. И сегодня полдня Вугар провел там, и лишь когда солнце перевалило за полдень, приехал в институт и с удивлением обнаружил, что двери всех лабораторий заперты. Он прошел в свой отдел, но и там никого не было. Вугар торопливо направился в общий отдел.

Бекташева сидела одна в обширной комнате. Всегда строгая и серьезная, сегодня она выглядела особенно хмурой, словно кто-то обидел ее. Поздоровавшись, Вугар осторожно спросил:

— Профессор у себя? Можно к нему?

Бекташева, не отрываясь от бумаг, отрицательно покачала головой:

— Нет его!

— Скоро ли он вернется? — робко спросил Вугар. — Он мне очень нужен…

— Не знаю, он передо мной не отчитывается, — дернув плечом, буркнула Бекташева.

— Как вы мне посоветуете, Селминаз-ханум, — стараясь говорить как можно мягче, продолжал Вугар, — когда лучше зайти, чтобы увидеться с ним?

— Спросите у него самого!

Вугар помолчал и заговорил еще осторожнее:

— Простите, что я отнимаю у вас время, но, может, вы скажете, товарищ Гамзаев в институте или уехал куда-нибудь?

— Уехал! — сурово отвечала Бекташева. — К профессору Гюнашли домой…

— Что-нибудь случилось? — встревожился Вугар.

Бекташева рассвирепела. Нет, это было неслыханно! Задавать ей столько вопросов, отрывать от работы… Подняв голову, она сердито посмотрела на Вугара:

— Вы что, с неба свалились? Ничего не слышали?

— Нет! А что же все-таки случилось?

— Даже объявления не читали, что со вчерашнего дня висит у входа в институт?

— Объявление?! — Вугар глядел непонимающе, виновато сказал: — Вчера меня не было в институте, Селминаз-ханум, я только что пришел…

— Тогда идите и потрудитесь прочесть! Я занята, иначе не стала бы вас утруждать, пошла бы вместе с вами и прочла вслух…

Вугара изумляло упрямство этой седоволосой женщины. Вместо того чтобы столько времени тратить на разговоры, сказала бы сразу.

Бекташева вдруг разбушевалась:

— Странные, ей-богу, люди! Чуть что, бежите ко мне! Будто я справочное бюро… Один в архиве роется, другой требует немедленную справку. В командировку отправляются или провожают гостей, я достаю билеты! Так мало этого, я еще должна им объявления читать. Ну можно ли так? Одно остается бросить все дела и идти к вам в прислуги! Пользуетесь моей добротой, а я ведь начальник отдела!

Вугар, понимая, что дальнейшие разговоры с ней бессмысленны, молча вышел в коридор и с замирающим сердцем направился к доске объявлений. В траурной черной рамке, занимая половину большой доски, висело объявление, в котором выражалось соболезнование профессору Сохрабу Гюнашли в связи с внезапной кончиной его незабвенного отца. Похороны состоятся сегодня в четыре часа.

Не теряя ни минуты, Вугар помчался к стоянке такси.

Когда он подъехал к дому Гюнашли, оркестр уже играл траурный марш. Люди, теснившиеся в маленьком дворике, медленно двигались по направлению к улице.

Преодолевая встречный людской поток, Вугар пробирался вперед. В середине двора он столкнулся с Зия Лалаевым, который, расталкивая толпу, освобождал дорогу для тех, кто понесет гроб.

— Куда прешься? Ослеп, что ли? Не видишь, люди на улицу выходят.

Но Вугар, не обращая внимания на его вопли, продолжал свой путь. Зия, надувшись как индюк, грудью пошел на него.

— Эй, кому я говорю! У тебя что, уши ватой заткнуты?

— Уйди с дороги! — спокойно произнес Вугар.

— Нельзя! — упорствовал Зия. — Говорю, нельзя! Вообще, кто тебя звал сюда? С каким лицом явился?!

— Не твоя забота!

— Нет, вы посмотрите на этого наглеца! — громко, чтобы слышало как можно больше людей, вопил Зия. — Мало ему несчастий, которые он обрушил на этот дом, еще не стыдится переступать его порог! Вот какие они бесстыжие, бессовестные эти сироты!

Вугар закусил губу. Нет, такого оскорбления снести нельзя. Хватит! Больше никогда не смирится он перед подобными мерзавцами. Вугар уже готов был схватить Зия за глотку, но какое-то внутреннее чувство остановило его. Опустив руки, он огляделся. На них смотрели люди. Нет, нельзя поднимать скандал во время траурной церемонии, когда провожают в последний путь дорогого ему человека! Сделав над собой усилие и стараясь успокоиться, Вугар отошел в сторону. Однако гнев его не остыл. Когда Зия снова проходил мимо него к дому, Вугар крепко стиснул его руку:

— Стой!

— Убирайся! — Зия пытался выдернуть руку.

— Не ори! Стой спокойно. Я хочу тебе кое-что сказать.

— Не желаю я тебя слушать!

Вугар до боли сжал ему локоть.

— Кого ругал? Кто бессовестный?

Если бы не стыд перед людьми, Зия бы закричал. Но высокомерие взяло верх, и он заносчиво ответил:

— Ты! Ты бессовестный, бесстыжий человек! Ты нарушил наше спокойствие, внес разлад в наши семьи, сделал нас врагами друг другу. Ты породил ненависть жены к мужу, родственника к родственнику. Тебя выгоняют, плюют в лицо, а тебе хоть бы что!

— Замолчи! — Вугар стиснул зубы, весь дрожа от ярости. — Мерзавец, тебе человека оклеветать что стакан воды выпить! Если бы не горе в этом доме, не знаю, что бы я с тобой сделал!

Гроб несли Сохраб и его ближайшие друзья. Вугар присоединился к ним на улице. Гюнашли шел сгорбившись, еле передвигая ноги. Но не только тяжесть гроба согнула его. Он не поднимал опущенной на грудь головы, ни на что и ни на кого не глядел.

Вугар долго шагал рядом и наконец осторожно дотронулся до руки Сохраба:

— Позвольте сменить вас, профессор.

Гюнашли чуть повернул голову, быстро взглянул на Вугара.

Где-то в глубине его погасших глаз вспыхнула робкая искорка радости. Он чуть заметным кивком приветствовал своего юного друга.