Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко

в своих стихотворениях Гораций не стеснялся превозносить красоту окрестностей «густотенного» Тибура:

                Мне по душе Альбунеи журчанье,

Быстрый Анио ток, и Тибурна рощи, и влажный

                Берег зыбучий в садах плодовитых[1012].

Более того, поэт даже собирался провести здесь свою старость: «Ну, а мне милей в пожилые годы Тибур…»[1013].

Пренеста (современная Палестрина), находившаяся поблизости от Тибура, тоже служила местом отдыха для римской знати. Однако не ясно, когда и у кого поэт здесь останавливался. Известно лишь, что однажды, находясь в Пренесте, он с удовольствием перечитал поэмы Гомера[1014].

Очень любил Гораций посещать Байи — замечательный приморский курорт, располагавшийся на берегу залива Поццуоли близ Неаполя, между Мизеном и Путеолами. Байи привлекали богачей и аристократов целебными горячими минеральными источниками. Из-за этого все побережье было сплошь застроено чудесными беломраморными виллами, а вдоль излучины залива располагались многочисленные купальни и роскошные термы, бравшие горячую воду из серных ключей[1015]. Аристократы стремились перещеголять друг друга, и строили одну виллу богаче другой, порой создавая каменные насыпи и выдвигая свои дворцы прямо в море[1016]. Гораций с восторгом восклицал: «Нет уголка на земле милей, чем прелестные Байи!»[1017].

С годами, когда здоровье поэта пошатнулось, он стал приезжать на этот курорт уже непосредственно для лечения. Однако знаменитый римский врач Антоний Муза признал для него бесполезными горячие источники и рекомендовал принимать только холодные морские ванны, поэтому Гораций со временем вообще перестал сюда ездить:

                                                …Ведь Байи

Муза Антоний признал для меня бесполезными; все же

Там я уже ненавистен за то, что купался я в море

В самую стужу. В тоске горожане, что нынче забыты

Байские заросли мирт, и серные ванны, что выгнать

Могут недуг застарелый: здесь всех ненавидят, кто смеет

Голову или живот подставлять под источник Клузийский,

Тех, кто стремится к ключам Габийским и к весям прохладным.

Должен я место менять и мимо подворий знакомых

Гнать свою лошадь. «Куда ты воротишь? Не в Кумы держу я

Путь и не в Байи!» — сердясь, тогда скажет наездник и левым

Поводом дернет: узда заменяет ведь лошади ухо[1018].

Со временем Байи стали ассоциироваться у римлян не столько с отдыхом и лечением, сколько с разгульным образом жизни и распущенностью «золотой молодежи». Сенека писал: «А мы, насколько можем, будем довольны Байями, которые я покинул на следующий день по прибытии; мест этих, несмотря на некоторые их природные достоинства, надобно избегать, потому что роскошная жизнь избрала их для своих празднеств. <…> Они сделались притоном всех пороков: там страсть к наслаждениям позволяет себе больше, чем всюду, там она не знает удержу, будто само место дает ей волю. <…> Какая мне нужда глядеть на пьяных, шатающихся вдоль берега, на пирушки в лодках, на озеро, оглашаемое музыкой и пением, и на все прочее, чем жажда удовольствий, словно освободившись от законов, не только грешит, но и похваляется? <…>. Что мне эти горячие озера? Что мне потельни, где тело охватывает сухой пар, выгоняющий прочь влагу? Пусть выжмет из меня пот работа! <…> Даже те, в чьи руки фортуна римского народа впервые отдала могущество, прежде принадлежавшее всем гражданам, — Гай Марий, и Гней Помпей, и Цезарь, — хоть и построили усадьбы в окрестностях Бай, но поместили их на вершинах самых высоких гор. <…> Неужели, по-твоему, Катон стал бы жить в домике, откуда он мог бы считать проплывающих мимо распутниц, глядеть на великое множество разнообразных лодок, раскрашенных во все цвета, и на розы, что носятся по озеру, мог бы слышать пение ночных гуляк?»[1019].

Тарент (современный Таранто) — красивейший портовый город, располагавшийся на границе Калабрии и Апулии, привлекал Горация не только близостью к его родине, но и своим благодатным климатом. В оде к Септимию он пишет, что мечтает провести последние дни жизни в Тибуре, но если «злые Парки» откажут ему в этом, он отправится в Тарент:

Я пойду в тот край, для овец отрадный,

Где шумит Галез, где когда-то было

                Царство Фаланта.

Этот уголок мне давно по сердцу,

Мед не хуже там, чем с Гиметтских склонов,

А плоды олив без труда поспорят

                С пышным Венафром,

Там весна долга, там дарит Юпитер

Смену теплых зим, и Авлон, что Вакху —

Плодоносцу люб, зависти не знает

                К лозам Фалерна[1020].

А вот за пределы Италии поэт уже не стремился[1021]. Вероятно, сказались годы скитаний с легионами Брута по восточным провинциям во время гражданской войны.

Судя по всему, большую часть года Гораций проживал в своем сабинском поместье, и только с приходом зимы отправлялся на юг Апеннинского полуострова. Безусловно, какое-то время поэт проводил и в Риме, но с годами, вероятно, стал бывать там все меньше и меньше. Вот, например, что ответил он Меценату, который безуспешно дожидался его в столице:

Несколько дней лишь тебе обещал провести я в деревне.

Но обманул и заставил тебя прождать целый август.

Все ж, если хочешь, чтоб жил невредим я и в полном здоровье,

То — как больному давал — так, когда заболеть опасаюсь,

Дай, Меценат, мне еще отсрочку, пока посылают

Зной и незрелые фиги могильщику ликторов черных,

В страхе пока за ребят бледнеют отцы и мамаши,

Рвенье пока в служебных делах и в судебных делишках

Много болезней влекут, заставляют вскрывать завещанья…

После ж, как снегом зима опушит Альбанские горы,

К морю сойдет твой певец, укроется там и, поджавши

Ноги, он будет читать; а тебя, милый друг, навестит он,

Если позволишь, весной с зефирами, с ласточкой первой[1022].

Где останавливался Гораций во время своих поездок по Южной Италии? Во многих римских городах существовали гостиницы и постоялые дворы для путешественников. Находились они, как правило, близ городских