Тайны Кремля - Юрий Жуков

Именно таким духом и были проникнуты первые варианты проектов двух постановлений — «О неудовлетворительном состоянии журналов „Звезда“ и „Ленинград“», «О состоянии репертуара драматических театров» и сопровождавшие их «записки». В них строго последовали указаниям Сталина, внеся лишь одну поправку. Худшим объявили не московский «Новый мир», а ленинградскую «Звезду». Да сами решили, что требуемое сокращение числа литературно-художественных изданий проще всего осуществить за счет ликвидации самого «тонкого» из них, распространявшегося только в городе на Неве — «Ленинграда».

В обеих записках приводили десятки негативных примеров. Просто низкого художественного уровня — произведения Г. Гора, Г. Ягдфельда, А. Штейна, В. Кнехта, М. Малюгина, Л. Борисова, С. Спасского, М. Слонимского, И. Сельвинского, С. Варшавского и Б. Реста, Д. Острова, Д. Рахманова; «упадочности, ущербности» — стихи А. Ахматовой, И. Садофьева, М. Комиссаровой; «порочности, неразумности» — Зощенко (но о нем пока всего три фразы!); «пустоты, безыдейности» — пьесы В. Масс и М. Червинского, братьев Тур и Л. Шейнина, Н. Погодина, других. В проекте о репертуаре осуждали среднеазиатские и закавказские театры за чрезмерное увлечение исторической тематикой, ложное возвеличивание местных национальных героев далекого прошлого; российские — за засилье на их сценах крайне слабых и к тому же являющихся «образцами буржуазной салонной драмы», пьес американских, английских, французских авторов.

Не довольствуясь таким узким подходом, «записка» о репертуаре значительно расширяла круг виновных. Не ограничивая его лишь драматургами и театрами, отмечала: «По вине комитета по делам искусств в театрах наблюдается стремление ставить сомнительные пьесы западных драматургов. Эти спектакли пришлось запретить уже после того, как театры их поставили, затратив на постановку огромные средства». И далее: «Совершенно справедливо указывают некоторые драматурги (Крон, Погодин) на то, что количество инстанций и людей, участвующих в приеме пьес и их апробации, чрезвычайно велико. В комитете по делам искусств, реперткоме, республиканском управлении искусств, в литературных отделах театров, в военных и общественных организациях находятся в общей сложности десятки людей, имеющих право „задерживать“ пьесы и вносить поправки в них. Многие из этих контролеров слишком прямо, непосредственно и упрощенно понимают роль театрального искусства в системе пропагандистской, агитационной работы и толкают драматургов на путь поверхностного отражения злободневной действительности»[537].

Казалось, с утверждением всех проектов постановлений проблем не должно возникнуть. Но буквально за 48 часов до начала заседания ОБ, назначенного на 9 августа, где и намечалось рассмотреть три документа УПиА, Жданов получил некое указание от «секретариата» (от кого — всех, Сталина, Кузнецова, Патоличева, Попова? или только от Сталина? но тогда почему не было ссылки прямо на него?). Его обязали срочно заменить план производства кинофильмов на зубодробительную критику только что созданной Л. Луковым второй серии картины «Большая жизнь». Осудить ее так, чтобы появилось достаточно убедительное основание для запрещения выпуска фильма на экраны страны[538]. На самом же заседании ОБ, при обсуждении первого пункта повестки дня — состояния журналов «Звезда» и «Ленинград», без какого-либо внешнего повода разыгралась драма, и породившая бытующую поныне легенду о «ждановских постановлениях».

Все началось с того, что ответчики — представлявший «Звезду» В. Саянов, редактор «Ленинграда» Б. Лихарев и ответственный секретарь ленинградского отделения ССП А. Прокофьев не пожелали принять обычные в таких случаях правила игры. Отказались, как это было положено, лишь каяться, признавая любые, самые надуманные обвинения, обещать сделать все, чтобы исправить их и больше не повторять. Дружно не соглашались, ко всему прочему, с закрытием любого из двух литературных журналов, издававшихся в их городе. Возможно, они понадеялись на сочувствие, поддержку «земляков» — Жданова и Кузнецова. Может быть, решили, что те просто не дадут их в обиду, защитят от нападок УПиА. Но, как бы то ни было, именно такое поведение критикуемых, странное и необычное для такого форума, изменило ход заседания. Придало ему почти с самого начала характер не доброжелательного обмена мнениями, а острой, даже злой, переходящей на личности перепалки. И в ней незаметно изменилась и суть дискуссии, и предмет обсуждения.

Совершенно случайно всплыл вопрос о принадлежности журналов. Почему это они вдруг перестали являться органами ССП и оказались в подчинении ленинградского отделения последнего? Да еще обнаружилось, что о происшедшем знал ленинградский горком. Он же, как выяснилось, санкционировал, притом совсем недавно — 26 июня, и пересмотр редколлегии «Звезды», введение в ее состав не раз уже поминавшегося на заседании ОБ отнюдь не положительно Зощенко. Оправдываясь, первый секретарь ЛГК и ЛОК П. С. Попков, не представляя последствий своих слов, заявил: «Я давал по этому поводу справку т. Кузнецову». А вынужденный ответить на вопрос Маленкова — «Зачем Зощенко утвердили?», малодушно свалил вину на второго секретаря, Я. Ф. Капустина.

Так обозначился, незаметно для большинства участников заседания, совершенно новый аспект проблемы. Чисто политический, напрямую связанный с деятельностью секретаря ЦК А. А. Кузнецова. У его противников-соперников, у Жданова и Маленкова, появилась пока еще весьма зыбкая возможность возложить именно на него ответственность за обнаруженные недостатки. Ведь никто иной, как он курировал работу всех обкомов РСФСР, в том числе и ленинградского. Ну, а если серьезных просчетов окажется больше, чем полагали сотрудники УПиА, если эти просчеты будут выглядеть более серьезными, то и вина Кузнецова соответственно возрастет. Однако сделать это было не так просто, и потому ОБ принятие решения отложило. Поручило специально образованной комиссии в обычном для таких случаев составе — А. А. Жданов (созыв), А. А. Кузнецов, Н. С. Патоличев, Г. М. Попов, Г. М. Маленков, Г. Ф. Александров, П. О. Попков, В. М. Саянов, Б. М. Лихарев, А. А. Прокофьев, Н. С. Тихонов (первый секретарь правления ССП), И. М. Широков (зав. отделом пропаганды ЛГК) и В. В. Вишневского, ленинградского писателя, резко критиковавшего работу журналов, «на основе обмена мнениями на заседании Оргбюро разработать проект постановления ЦК ВКП(б) о коренном улучшении журнала „Звезда“».

Обсуждение следующего вопроса — второй серии кинокартины «Большая жизнь», проходило более спокойно. И режиссер Л. Луков, и автор сценария П. Нилин не перечили докладчику. Как и ждали от них, полностью признали свои ошибки, покаялись в них. Выразили готовность незамедлительно доработать картину, учтя все до единого высказанные замечания. Потому-то и подводить итог для ОБ стало проще. Его постановление гласило: «1. Выпуск на экран фильма „Большая жизнь“ (вторая серия) запретить. 2. Поручить Секретариату ЦК ВКП(б), на основе состоявшегося обмена мнениями, разработать проект постановления ЦК ВКП(б), излагающий мотивы запрещения фильма. 3. Поручить художественному совету министерства кинематографии представить свои соображения о возможности исправления кинофильма „Большая жизнь“».

Ну а к концу дня, когда перешли к третьему вопросу, о репертуаре драматических театров, страсти уже окончательно улеглись, а проект постановления, подготовленный загодя в УПиА, практически был утвержден[539].

За кулисами же ОБ волнение не улеглось. Даже усилилось, ибо с журналом «Звезда» невольно оказалась связанной и судьба Кузнецова. Происходило то, что вскоре круто изменило ход событий.

На следующий день, 10 августа, Кузнецову от министра госбезопасности В. С. Абакумова поступила «Справка на писателя Зощенко Михаила Михайловича», составленная в тот же день и, судя по правилам делопроизводства, присущим ЦК, явно явилась результатом непременного запроса Кузнецова. В ней, уже в четвертом абзаце, содержалась политическая оценка — «На протяжении ряда лет Зощенко характеризуется как писатель с антисоветскими взглядами, критикующий политику партии в области литературы и искусства». Но — любопытнейшая деталь! — в справке МГБ не было ни слова о постановлении ЦК от 2 декабря 1943 года, в котором Зощенко осуждался за повесть «Перед восходом солнца»[540]. Отсутствовало упоминание о столь важном факте и в еще одном документе (или выпечатки из какой-то еще справки), также посвященном Зощенко, не имеющем ни адреса, ни подписи, написанного в стиле, свойственном лишь сотрудникам МВД или МГБ. В нем же «прослеживались связи» писателя-сатирика. Отмечалось, что наиболее близки с ним Саянов, Прокофьев, Слонимский, Каверин и Никитин. Указывалось, что именно говорит Михаил Михайлович «в беседах среди своего близкого окружения». Да отмечалось, но ссылкой на «Малую советскую энциклопедию», что «хорошие взаимоотношения между Зощенко, Слонимским и Кавериным относятся еще к 1926 году, к периоду существования созданной этими лицами группы „Серапионовы братья“, представляющей собою идеологически и политически вредную оппозицию в писательской среде»[541].