Тайны Кремля - Юрий Жуков

Одновременно Жданов и Александров сделали еще один, весьма характерный для «аппаратных игр» ход, призванный обезопасить их от возможной критики со стороны. Подготовили весной и провели через ПБ и ОБ во второй половине 1946 года ряд весьма острых постановлений по идеологическим вопросам. О недостатках в работе газет «Правда», «Известия», «Труд», Радиокомитета, министерства кинематографии, объединенного государственного издательства (ОГИЗ), в литературно-художественной критике. Но в этих документах, внешне предельно самокритичных, они сумели перенести акцент на все тот же вопрос подбора и расстановки кадров.

Такие действия резко усилили позицию Жданова. 2 августа последовало решение ПБ, согласно которому уже именно на него, а не на Кузнецова, возлагалось председательствование на заседаниях ОБ и руководство работой секретариата[532]. Иными словами, Жданов был признан вторым лицом в партии и вновь, как это уже было до войны, стал вместе со Сталиным подписывать совместные постановления СМ СССР и ЦК ВКП(б).

Тем же решением ПБ функции Маленкова по руководству ЦК компартий союзных республик, утраченные им еще 4 мая, возложили на введенного в секретариат Н. С. Патоличева, чей отдел был повышен в статусе и преобразован в управление по проверке партийных органов[533]. Сам же Маленков в тот день был возвращен из трехмесячной опалы. Его утвердили заместителем председателя СМ СССР, членом БСМ, отвечающим за деятельность министерств промышленности средств связи, электропромышленности, связи[534]. Георгия Максимилиановича тем вернули на вершину власти, но серьезно сузили его полномочия, ограничили их только сферой государственных, экономических структур управления.

И все же все эти назначения, перераспределения обязанностей так и не привели к хотя бы слабому, пусть неустойчивому, но — равновесию сил в узком руководстве. Напротив, его продолжали раздирать непримиримые противоречия, порожденные ущемлением былых прав Молотова, Берия, Маленкова, но в еще большей степени — неуемными амбициями Кузнецова, не желавшего смириться со столь быстрым проигрышем позиций Жданову. Невольно внес свою лепту в неутихавшие интриги и Сталин.

Поздней весной 1946 года Иосиф Виссарионович мог подвести некоторый итог результатов своего внешнеполитического курса. Соотнести число побед и поражений.

Да, демаркирована новая западная граница. Удалось добиться от Вашингтона и Лондона окончательного признания стран Восточной Европы, включая и Польшу, сферой жизненных интересов, зоной национальной безопасности Советского Союза. На том все успехи и ограничивались. Неудач же оказалось гораздо больше.

Под жесточайшим прессингом — внесением Ираном 9 января в Совет безопасности вопроса о вмешательстве СССР в его внутренние дела, решением 3-й, лондонской сессии СМИД 2 марта, вручением Кеннаном ноты США б марта — части Красной Армии из Ирана все же пришлось срочно эвакуировать. К 9 мая. Без малейшей уверенности, твердой гарантии, что автономные режимы Южного Азербайджана и Северного Курдистана сумеют выстоять без столь необходимой им прямой поддержки. Правда, небывало длительный, продолжавшийся с 12 февраля по 3 марта визит тегеранского премьера Кавам эс-Салтане, казалось бы, привел к достижению главной цели Москвы. К появлению на свет проекта договора о создании смешанного Ирано-советского общества по разведке и эксплуатации нефтяных месторождений. Однако рассматривать и утверждать его меджлис собирался только в конце октября. Лишь после того, как ни одного советского солдата на иранской территории не останется.

Столь же удручающее положение приходилось констатировать и в остальных, имеющих стратегическое значение для СССР, регионах вдоль южных его границ. Турция, как и прежде, не торопилась соглашаться возбуждать вопрос о пересмотре режима навигации в Черноморских проливах, не реагировала на попытки оказать на нее моральное давление ни со стороны Москвы, ни тем более — Тбилиси и Еревана. Пришлось прекратить открытую помощь Восточно-Туркестанской республике, признав верховенство власти в Синьцзяне за центральным правительством, за Чан Кайши. Оставили советские воинские части и Маньчжурию — к 3 мая, успев все же помочь двум армиям Мао Цзэдуна установить там, включая такие важные центры, как Харбин, Чаньчунь, Шэньян (Мукден), свой абсолютный контроль. Но американские войска и флот тем не менее оставались в Китае, демонстрируя свою доминирующую роль во всем северотихоокеанском бассейне.

Усугубляло неудачи на международной арене еще и то, что расчеты отменить к концу 1946 года карточную систему не оправдались. Страшная, небывалая засуха, обрушившаяся на огромные районы страны, те самые, по которым во время войны дважды прошел безжалостный каток боевых действий — на Молдавию, Украину, Северный Кавказ, Поволжье, привели не просто к неурожаю. К голоду, о котором приходилось молчать, дабы не давать повода Западу заговорить о слабости советской системы. Чтобы не позволить США предложить свою экономическую помощь, а тем самым и оказать своеобразное политическое давление на СССР. А из-за только что развернувшихся работ по созданию атомной бомбы — лишь в мае 1946 года был создан отечественный центр ядерного оружия, город, вскоре названный «Арзамас-16», потребовавших гораздо больше сил и средств, нежели поначалу предполагали, забыть приходилось еще и о подъеме жизненного уровня населения. Словом, отказаться от всех прокламированных в феврале планов.

Пытаясь любым способом, даже явно иррациональным, компенсировать столь вопиющий провал своего курса прежде всего в глазах населения СССР, Сталин на заседании ПБ 13 апреля попытался сделать козлом отпущения все то, что называлось сферой идеологии. Печать, издательства, литературно-художественные журналы, ССП, театры, даже музеи. Выступил с большой речью о «признании работы в области идеологий как работы, имеющей серьезные недостатки и серьезные провалы». Не ограничился общими рассуждениями, привел конкретные примеры. Отметил, что даже сама «Правда» не высказывается ни по одному вопросу внешней политики. Как негативное явление оценил творчество режиссера Александра Таирова, руководителя московского Камерного театра. Разбирая произведения, опубликованные в «толстых» журналах, самым худшим назвал «Новый мир», счел ошибкой появление в «Звезде» повести Григория Ягдфельда «Дорога времени». Не забывая ни на минуту об усиливавшейся словесной дуэли с Вашингтоном и Лондоном, высказал необычное предложение: «Нельзя ли иметь орган в Ленинграде „оппозиции“, чтобы критиковать союзников и своих».

Но что бы ни затрагивал Сталин в своем выступлении, почти все сводил к отсутствию настоящей критики. «Никакой критики у нас нет, — заметил он, говоря о литературе, — и те критики, которые существуют, являются критиками на попечении у тех писателей, которых они обслуживают, рептилиями по дружбе. Задача их заключается в том, чтобы хвалить кого-либо, а всех остальных ругать». Предложил как панацею критику «объективную, независимую от писателей». А «маховиком, который должен завертеть все это дело, должно явиться Управление пропаганды». И дал последнему на подготовку необходимых мероприятий три месяца[535].

Точно в назначенный срок, 15 июля, УПиА утвердило на секретариате план своей предстоящей работы. Среди прочего же — подготовку для внесения «на рассмотрение ЦК» постановлений об улучшении содержания литературно-художественных журналов, о репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению, о производстве художественных кинофильмов в 1946–1947 годах, а также о создании собственного издания. Последнее оказалось сделать проще всего. Уже 26 июля ОБ утвердило документ, в соответствии с которым и начала выходить вскоре ставшая одиозной газета — «Культура и жизнь». Орган УПиА. Тот самый, который по замыслу Сталина предназначался для «критики союзников и своих». Разумеется, не в политическом, а лишь идеологическом плане[536].

Затем началась работа над еще тремя постановлениями, которым, что никто не мог и предположить, предстояло сыграть трагическую роль в судьбе Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. Готовя очередные документы, и сотрудники управления, и Александров, и Жданов отнюдь не жаждали крови. Не стремились кого-либо из прозаиков, поэтов, драматургов, театральных и кинорежиссеров обречь на заклание, сделать ритуальной жертвой. Нужды в том не было никакой, да и вся вот уже шестилетняя практика Александрова, хорошо понимавшего Жданова, знавшего его стиль и методы работы, исключала подобное решение. Стремились оба к иному. Доказать лишь одно: без руководства и контроля со стороны УПиА деятели литературы и искусства неизбежно будут допускать серьезнейшие просчеты, и не только идеологические, но и чисто профессиональные, художественные.