Бунин, Дзержинский и Я - Элла Матонина

во времени, как творческая личность вышел на новый виток саморазвития. Теперь его источник вдохновения – в природе. Здесь не нужны фотографические фокусы – мастер идет от гармонии, которую создает сама природа…

Два века Лагранжи живут на русской земле. Русские Лагранжи, как мы видели, оказались в горниле русской истории, общественной жизни, культуры. Они жили и действовали рядом с героем Отечественной войны 1812 года графом Милорадовичем, поэтом Федором Глинкой, поборниками просвещения из Царскосельского лицея Малиновским и Энгельгардтом, они ощутили на себе благосклонность Императора Александра I, императрицы Марии Федоровны и прогрессивные нововведения Смольного института.

Русские Лагранжи – военные, художники, землевладельцы, медики, работники всех рангов на ниве культуры, умные, благородные, любезные, красавцы и красавицы – укрепляли и укрепляют Россию.

Часть вторая

Правнуки императора Николая I

Однажды в пять утра у меня дома раздался телефонный звонок. Голос сказал: «Я видел вашу передачу по телевидению и хотел кое-что обсудить… Меня зовут Сергей Крикорьян».

Я предложила ему встретиться, долго объясняя, как пробраться между Тверским бульваром, Спиридоновкой и Тронными. В ответ услышала, что он понятия не имеет об этих улицах, потому что никогда не был в Москве, да и вообще в России. Оказалось, что мой собеседник звонил из Швейцарии, из деревушки около Женевы.

На этом связь оборвалась, но спустя несколько дней пришло письмо из Швейцарии, которое все и объясняло. «Я всю жизнь прожил за границей, – писал Сергей Нерсесович Крикорьян. – Лет тридцать тому назад ко мне попал архив великого князя Гавриила Константиновича Романова, большую часть которого после перестройки я передал в Россию, но кое-что осталось, в частности выдержки из дневника с описанием отпевания и похорон князя Олега Константиновича, погибшего на Первой мировой войне».

В конверте лежало несколько страниц из упомянутого дневника.

Следует объяснить читателю, о ком и о чем шла речь в письме из Швейцарии и в моей передаче. Исполнялось 150 лет со дня рождения русского поэта К. Р., романсы на его стихи исполнялись во всем мире лучшими вокалистами. Слова некоторых народных песен тоже принадлежат ему, а его песня «Умер бедняга» была популярна в России, как и «Варяг».

Немногие знают, что за криптонимом поэта «К. Р.» скрывался внук Николая I, крупный государственный деятель, георгиевский кавалер, командир Преображенского полка, где служили все русские цари, начальник всех военных учебных заведений России, президент Российской Императорской Академии наук, который за 30 лет пребывания на этом посту основал Пушкинский Дом, первое в России высшее учебное заведение для женщин, озаботился проблемами нуждающихся литераторов, ученых, музыкантов, организовывал научные экспедиции, иногда и на собственные деньги, в Каракумы, на Шпицберген, землю Санникова. С ним были в дружбе талантливейшие люди России – Достоевский, Гончаров, Фет, Чайковский, братья Васнецовы, Репин, Софья Ковалевская, Майков, Полонский, адмирал Макаров…

У великого князя Константина Константиновича и его жены, Великой княгини Елизаветы Маврикиевны, было шесть сыновей и две дочери.

1

Но вернемся к тому времени, которое упомянуто в дневнике, присланном из Швейцарии. Это был 1914 год. Начиналась Первая мировая война.

…Для великого князя Константина Константиновича она началась с оскорбительного инцидента. Он с женой и детьми находился в Германии, где заканчивал лечение. В те дни Германия была охвачена военной истерией: всюду чудились русские шпионы, агенты, диверсанты. На станции, где семья ожидала поезда, придрались даже к бескозырке на голове маленького Георгия: «Мог бы снять русскую шапку!» – прошипел кто-то…

Не доезжая русской границы, поезд остановился. Были задержаны адъютант и камердинер великого князя, пытались задержать и самого Константина Константиновича, но Елизавета Маврикиевна отказалась покинуть мужа и послала телеграмму в Берлин своей родственнице, германской Императрице Августе-Виктории. Это помогло – великокняжескую семью пересадили в автомобили, настрого запретив смотреть в окна – в противном случае обещали стрелять. Отъехав несколько километров от станции, машина остановилась, и всех высадили в канаву у обочины шоссе. Немецкий офицер сказал, что адъютант великого князя скоро вернется с машиной. Ждали два часа. Адъютант Сипягин в тот день не вернулся: всю войну он провел в плену у немцев. Ничего другого не оставалось, кроме как русскому великому князю с малолетними детьми идти пешком по незнакомой местности, по жаре, среди ежеминутных опасностей, к русской границе. На счастье, вдруг показался разъезд – всадники с пиками. Это были смоленские уланы. С недоумением смотрел офицер на визитную карточку великого князя. Видимо, думал, как это мог великий князь очутиться в первый день войны в канаве на прусской границе. Но, увидев медленно подходившего высокого, с романовскими глазами, офицера, он сразу его узнал.

Великий князь, как всегда, с особым чувством перекрестился на русской границе.

…Дневники, которые в это время вел великий князь, рассказывают о первых одиннадцати месяцах начавшейся мировой войны, когда эйфорию сменила жестокая реальность, каждый день казался вечностью, смена событий – политических, военных, общественных – развертывалась с нереальной быстротой.

Вот некоторые записи тех дней.

«.Александрия, четверг, 24 июля

Государь сосредоточен, но ясен как всегда. Он много расспрашивал о наших дорожных невзгодах. После завтрака он рассказал о последних событиях. Вот что я от него услышал. Если не ошибаюсь, 17-го или 18-го под его председательством… был Совет министров. Во время заседания… германский посол Пурталес неоднократно вызывает министра иностранных дел Сазонова. Государь отпустил его. Сазонов вернулся с известием, что Германия требует прекращения нашей мобилизации и ждет ответа через 12 часов. Позднее Государь принял Пурталеса, прибывшего по собственному почину, а не по поручению своего императора… Посол умолял об отмене мобилизации. Государь ответил…что объявленная мобилизация при громадных в России расстояниях не может быть сразу прекращена даже при угрозе смертной казни военному министру… Но, прибавил Государь, мобилизация не есть война, и он дал Вильгельму честное слово, что ни один русский солдат не перейдет границы, пока будут происходить переговоры между Берлином и Веной… Усталый, во втором часу ночи, Государь зашел к ждавшей его императрице выпить чаю. Потом разделся, принял ванну и пошел в опочивальню… Рука его уже была на ручке двери, когда нагнал его камердинер Тетерятников с телеграммой. Она была от императора Вильгельма: он еще раз (уже сам, объявив нам войну) взывал к миролюбию Государя, прося о прекращении военных действий».

«Павловск. Среда, 27 августа

Лазарет, устроенный женой в казармах Сводно-казачьего полка, готов и освящен. Скоро туда привезут раненых… Бедный летчик Нестеров погиб под Львовом, сражаясь в воздухе с австрийским аэропланом».

«Павловск.