Кризис и другие - Сергей Кургинян

В конце концов, кто запрещает мне развлечься совсем иначе? Самоактуализируясь в рамках этого пятого сценария, занявшись поиском своего пути, нахождением своего ответа на свои вопросы. А также – объединяясь с теми, кто ищет того же, что и я. А также – всматриваясь в наследие человеческой мысли, в тонкую структуру протекающих процессов. Узнавая новое. Получая новые возможности дополнительно к имеющимся. Побеждая в рыночной конкуренции.

Что значит, нравится и не нравится? И кто сказал, что мне так уж не нравится, например, заявленная властью мягкая модернизация? В которой имеющиеся свободы должны быть дополнены новыми. В которой утвердится "общество знаний" (прошу не путать с советским обществом "Знание").

А почему, собственно, мне такая мягкая модернизация должна не нравиться? И свобода, тем более? Мне ужас как хочется помучиться в подвалах Лубянки? Или помучить других? Мне не хватает имеющихся у меня возможностей? Я не могу наращивать их в рамках этой самой мягкой модернизации унд свободы? Я хочу другим и себе навязать аскетизм ради аскетизма?

Да нет, я люблю благополучие и комфорт ничуть не меньше тех, кто мне оппонирует, выдвигая пятый сценарий. Я только не понимаю, как его можно всерьез выдвигать ТЕПЕРЬ. ТЕПЕРЬ – в ходе эксцесса под названием "мировой кризис"! ТЕПЕРЬ – на фоне всего того, что уже явно перестает укладываться в прокрустово ложе "отдельных", пусть и вопиющих, неблагополучий. Как наших, отечественных, так и общемировых. Чай не 2007 год, а 2009-й!

№32. 16.09.09 "Завтра" No: 38

Гигантский пресс давит на человечество. Давление увеличивается. Антропоматериал не выдерживает давления – "трещит".

Чем является такая оценка общемировой ситуации? Всего лишь очередным необязательным художественным образом? Нет, это базовая метафора. Обнаружение которой является важным этапом любой исследовательской работы.

2008 год – это год, когда произошло нечто крайне экстраординарное. Что ощутили очень и очень многие. Те же, чей долг раскрыть смысл этой экстраординарности, заболтали оную. То есть использовали для обсуждения реальной экстраординарности (она же – "ши", по Конфуцию) ординарные имена ("мин"). Возник гигантский разрыв между "ши" и "мин". Он существовал и ранее. Он нарастал с каждым десятилетием, но…

Одно дело – когда ученый, склонившись над микроскопом, фиксирует расширение тончайшей трещины. Другое – когда вы видите трещину воочию, без всякого микроскопа. Но главное – влияние подобной общемировой трещины на ту трещиноватость, которая задолго до этого возникла в нашем, отечественном, "человеческом материале".

Почему возникла? То ли пресс стал давить на нас с особой силой раньше, чем на других… То ли мы хрупче других… Факт в том, что миллиметровое расширение общемировой трещины чревато возможностью превращения наших трещин в тектонические разломы.

Таково воздействие общемирового "ши" – на "ши" отечественное.

Что при этом происходит с "мин"? Сколь долго можно не замечать трещин, превращающихся в тектонические разломы? Разломы – это "ши". Ложные "мин" – это дежурный официальный оптимизм ("Какие трещины? Какие разломы?").

Как выйти за пределы подобной обманчивой очевидности? Выявляя неочевидное. Без базовой метафоры тут уж никак не обойтись. Затем надо развить метафору, превратить ее в концепцию, построить теорию, создать модели и получить искомое – ответ на вопрос "что делать?".

В каком-то смысле нахождение базовой метафоры требует наибольших усилий. Потому что на этапе этого нахождения ты блуждаешь в потемках. Вот такое есть несоответствие между "ши" и "мин"… и такое…

Проблема – это знание о незнании. Обнаружение несоответствий между "ши" и "мин" – это способ понять, что ты, оказывается, ничего не понимаешь. Что ты блуждаешь в потемках, не имея никаких гарантий, что когда-то увидишь свет. Первым лучом в этой темноте является базовая метафора.

От обычного образа она отличается тем, что допускает содержательное развитие. Начнешь развивать обычный образ – запутаешься. А вот с метафорой всё иначе.

Что следует из того, что 2008-й – это не какой-то там кризис, а первый сигнал о том, что антропос уже не выдерживает нарастающей нагрузки? И потому начинает ТРЕЩАТЬ под этой нагрузкой. Подобно тому, как трещит под прессом какой-нибудь строительный материал, чью прочность пресс должен выявить.

Прежде всего, обнаружение трещины, возникающей за счет избыточного давления, исключает адресацию к кризисности. Если вы позвоночник сломали, то это кризис? Если вам череп проломили, то это кризис? Нет, это не кризис. И если вас инсульт долбанул али инфаркт, то это тоже не кризис. Вот если у вас инфекция… да при сильном иммунитете, так, чтобы температура повысилась… Впрочем, это мы уже обсуждали ранее. И теперь я возвращаюсь к пройденному лишь для того, чтобы развить базовую метафору. Двигаясь от нее к парадигме. А от парадигмы – к теории.

Представьте себе, что в антропоматериале под нарастающим давлением этого самого пресса образовалась миллиметровая трещина. Ну, образовалась она, эта трещина, – и что дальше? А очень и очень многое!

Что делают, обнаружив трещину? Ее лечат. Как лечат трещину? В нее заливают клей. И радуются, когда она перестает расширяться. Ибо тогда ее вроде бы как и нет. Но то-то и оно, что "вроде бы"!

Во-первых, "залеченный" материал чаще всего более хрупок, чем здоровый.

Во-вторых, нагрузка-то на этот материал не уменьшается. И даже не стабилизируется. Она продолжает возрастать. И не может не возрастать (ибо "процесс пошел" и так далее). А значит… значит, будут новые трещины.

Предположим, что к 2010 году "трещину-2008" как-то залечат. Я не утверждаю, что залечат. Я просто выдвигаю такое предположение.

Между прочим, бывший глава Федеральной резервной системы США Алан Гринспен уже заговорил о новых трещинах. 9 сентября 2009 года в интервью Би-Би-Си он предупредил, что кризис повторится. Но он будет другим. И что в основе этой повторяемости – не абы что, а человеческая природа.

Любители простых объяснений скажут, что Гринспен просто снимает ответственность с себя и других. И перекладывает ее на человеческую природу. Мол (цитата), "если только кто-то не изменит человеческую природу – мы увидим новые кризисы. И ни один из них не будет похож на остальные, поскольку ни у одного кризиса нет ничего общего с предыдущими, кроме человеческой натуры".

Но, во-первых, Гринспеном уже введено в обсуждение экономических проблем аж понятие о человеческой природе. Что более чем эксцентрично.

Во-вторых, Гринспен связывает с человеческой природой как таковой проблемы, которые слишком многие связывают с другой природой – "природой капитализма". Тем самым, Гринспен ставит знак тождества между природой капитализма и человеческой природой, не правда ли?

А в-третьих… В-третьих, сказано – может быть, иронически, а может быть, не вполне, – что если не изменить (ха-ха-ха!) человеческую природу, то неминуемы (хе-хе-хе!) новые трещины.

Но ведь когда новые трещины появятся (а Гринспен уверен, что они появятся), выяснится, что их появление во все большем количестве несовместимо с существованием человечества!

А как только это выяснится (а это обязательно выяснится очень скоро), то обнаружится весьма прискорбная дилемма. Согласно которой надо либо все же как-то менять эту самую природу человеческую, либо… Либо готовиться к тому, что вида, обладающего этой природой, не станет.

Что такое прекращение существования человеческого вида вообще? Это четвертый из тех сценариев, которые я рассмотрел.

Что такое изменение человеческой природы во имя недопущения четвертого сценария? Это первый, второй и третий из рассмотренных мною сценариев.

Что такое новые и новые трещины при сохранении человеческой природы? Это пятый сценарий? Ой ли!

Версия наших VIP (оптимистическая): к 2010 году "трещину-2008" залечат.

Версия Гринспена (пессимистическая): к 2010 году эту трещину не залечат и возникнут новые трещины.

Рассмотрим оптимистическую версию. Даже если она реализуется – "состояние-2007" не восстановится, правда ведь? Ибо в результате "события-2008" мир раз и навсегда лишился – знаете чего? Мифа, обеспечивавшего легитимацию того самого мироустройства, которое я описал в пятом из возможных сценариев. Согласно этому мифу, поразительно напоминающему советскую теорию бесконфликтности, мировые войны укрощены пришествием глобализации, а мировые кризисы – выдрессированностью дикого зверя под названием капитализм.

В 2008 году этот миф рухнул. Но ведь из него столько вытекало! Тут вам и "лимиты на революцию", и "устойчивое развитие"…

Считалось, что найдена абсолютная панацея. И потому не будет ни кризисов, ни революций. Ибо так, чтобы кризисы были, а революций не было… Такую модель никто не рассматривал. Теперь Гринспен говорит, что кризисы были, есть и будут. Так значит, нет панацеи? И капитализм не укрощен? И нет никаких гарантий движения от достигнутого благополучия к благополучию еще большему? Иногда – лишь чуточку большему. Но все равно большему. Да, это скромное благополучие! Непритязательное! По преимуществу материальное. Но оно, мол, гарантировано (в том-то и была вся соль!) всем, кто принял западную микстуру, изготовленную по такому рецепту. И уж в особой степени – тем, кто изобрел эту микстуру.