Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев

Они очень долго у него сидѣли, долго говорили съ нимъ и вышли отъ него очень довольные.

На первую мысль ихъ, переселиться въ Россію, онъ сказалъ, что въ Россіи мѣста много и что отказу имъ, вѣроятно, не будетъ, но что онъ совѣтуетъ имъ прежде обдумать зрѣло такое крутое рѣшеніе: въ Россіи и воздухъ другой, и обычаи не тѣ, и вода97 не та… А главное, что такіе молодцы и православные люди здѣсь очень нужны… И не лучше ли прежде воспользоваться этимъ ужаснымъ несчастіемъ, которое случилось, чтобы доказать и Высокой Портѣ, и европейскимъ посольствамъ, какъ правы были жители этихъ шестнадцти селъ, когда увѣряли и клялись, что имъ эта зависимость отъ беевъ становится нестерпимою и желали достать какой-нибудь фирманъ или что-нибудь подобное для устраненія впредь притязаній со стороны беевъ.

Благовъ далъ имъ сверхъ того подробныя наставленія, какъ они должны дѣйствовать; совѣтовалъ прежде всего обойти всѣхъ консуловъ, начиная съ Леси, но не подавать имъ подписанныхъ прошеній, чтобы безъ крайности не раздражать противъ себя еще больше турокъ, которыхъ всегда оскорбляютъ донельзя офиціальныя обращенія христіанъ къ консуламъ, а оставить только для памяти неподписанныя замѣтки о ходѣ ихъ дѣла и о подробностяхъ самаго преступленія.

Благовъ обѣщалъ имъ даже, что прикажетъ кому-нибудь изъ насъ въ консульствѣ составлять для нихъ получше эти записки.

— Англію хвалите, меня больше браните, — прибавилъ онъ еще, и селяне много этому совѣту радовались и смѣясь говорили: «Англичанинъ не повѣритъ намъ!»

Объ Исаакидесѣ они не забывали и рѣшились рекомендовать его Благову.

Консулъ немного удивился и спросилъ у нихъ:

— Развѣ онъ хорошъ?

Старшій изъ селянъ сжалъ кулакъ и воскликнулъ, сверкая глазами: «Звѣрь-человѣкъ на турка!!..»

И Благовъ отвѣчалъ селянамъ: «Что́ же, это правда, на время можно и его попробовать».

Меня очень поразило, когда я узналъ, что консулъ, который никого слушать не любилъ, вдругъ вздумалъ послушаться этихъ селянъ.

Но видимо было съ другой стороны, что его пріемы мало-по-малу начинаютъ мѣняться и что онъ не можетъ быть уже впредь такъ умѣренъ и сдержанъ, какъ былъ въ первые мѣсяцы своего пребыванія въ Эпирѣ, до путешествія по округамъ. Осмотрѣвшись на новомъ мѣстѣ, узнавъ людей и взвѣсивъ обстоятельства, онъ явно желалъ теперь повыше приподнять въ нашей странѣ русское знамя и показать всѣмъ, что его первоначальная умѣренность есть лишь то, что́ древніе звали мудростью, а никакъ не слабость или равнодушіе.

Самое рѣшеніе его взять драгоманомъ Исаакидеса, о которомъ онъ около года тому назадъ говорилъ, что «нельзя брать драгоманомъ человѣка, который чуть не съ тарелкой для сбора на возстаніе по базару ходитъ», доказывало ясно этотъ поворотъ его настроенія.

Вѣроятно и та безнаказанность, въ которой оставило турецкое начальство сеиса и софту, избившихъ меня, его protégé98, оскорбила его, можетъ быть, глубже, чѣмъ меня самого, пострадавшаго только тѣлесно и столько хвалимаго всѣми за «мученическій вѣнецъ», и память этого событія была, можетъ быть, не послѣднею изъ причинъ, побудившихъ Благова доказать, что онъ только самъ не хотѣлъ до сихъ поръ быть ужаснѣе Бреше, а стоитъ только ему захотѣть, то Бреше будетъ предъ нимъ, русскимъ дворяниномъ Рюриковой крови, какъ мелкій ястребъ предъ настоящимъ Царскимъ орломъ!..

Я убѣжденъ, что Благова пожиралъ внутренній огонь честолюбія и что жажда самой разнообразной дѣятельности, въ которой онъ могъ бы обнаружить свою энергію, томила его глубоко.

И, наконецъ, если я и ошибаюсь, если бы даже онъ былъ такъ честолюбивъ, такъ сокровенно-страстенъ гордостью и волей, если бъ ему и не было такъ пріятно вести разомъ нѣсколько трудныхъ, запутанныхъ и таинственныхъ дѣлъ, развѣ бы онъ не долженъ былъ обратить все вниманіе свое на дѣло Джефферъ-Дэма и на оскорбленныхъ христіанъ Чамурьи?.. Надо же было русскому дѣятелю такъ или иначе вознаградить и успокоить или хоть утѣшить несчастныхъ родныхъ и соотчичей Па́но, такъ жестоко погибшаго, а если можно, то и отомстить за него во славу имени православнаго!

Какъ достичь этого? Какъ поступить? Что́ придумать? Что́ предпринять?..

Я понимаю, что эта мыслъ должна была долго тревожить дѣятельнаго молодого человѣка, который, при всѣхъ недостаткахъ своихъ, былъ слишкомъ благороденъ, чтобы корыстный и предательскій поступокъ красавца Джефферъ-Дэма не возмущалъ его глубоко, помимо даже всякихъ политическихъ соображеній о духовной связи грековъ съ Россіей и объ обязанностяхъ взаимной помощи, которыя лежатъ на всѣхъ православныхъ людяхъ Востока, помимо, наконецъ, всемірнаго и великаго значенія того, что́ зовутъ такъ вѣрно, не славянскій и не греческій, не византійскій и не русскій, а именно — Восточный вопросъ!..

Тотчасъ же по уходѣ представителей Нивицы, Благовъ послалъ извѣстить Порту, что онъ беретъ себѣ вторымъ драгоманомъ эллинскаго подданнаго Исаакидеса. Туркамъ это очень не понравилось; Исаакидеса они справедливо считали безпокойнымъ человѣкомъ и пытались сначала дружественно и офиціозно протестовать противу такого избранія.

Сабри-бей былъ у Благова и говорилъ прямо, что Исаакидесъ «гетеристъ», что онъ будетъ «мѣшать карты» и причинитъ безконечныя затрудненія; что паша надѣется на дружбу…

Но Благовъ возразилъ на все это рѣзко и холодно. Онъ перечислилъ прежде все то, чѣмъ онъ былъ самъ недоволенъ, говорилъ объ оскорбленіи Бакѣева солдатами, о двухдневной тогдашней борьбѣ и о вмѣшательствѣ г. Бреше, тогда какъ извиненіе должно бы было воспослѣдовать немедленно и не дожидаясь, чтобы французскій консулъ явился съ дерзостями на помощь правотѣ Бакѣева; говорилъ и о томъ, что меня избили сеисъ и софта и не были начальствомъ своимъ наказаны, и о томъ, что отца моего нѣсколько дней не хотѣли признать драгоманомъ, а теперь не хотятъ признать Исаакидеса; упоминалъ и о неконченныхъ тяжбахъ русскихъ подданныхъ… И прибавилъ:

— Гдѣ же эта дружба? Я вижу только одни препятствія и обвиняю я въ этомъ, если хотите, одного себя; я былъ слишкомъ уступчивъ и слишкомъ правильно велъ себя.

Туркамъ на это возразить было нечего… то, что́ зовется «attitude» русскаго консульства, было въ самомъ дѣлѣ такъ долго «attitude correcte», особенно въ сравненіи съ опустошительною и всесокрушающею дѣятельностью Бреше, что Сабри-бею осталось только умолкнуть и уйти, а пашѣ признать Исаакидеса драгоманомъ.

Исаакидесу Благовъ поставилъ съ другой стороны слѣдующія условія: во-первыхъ, сейчасъ же ѣхать въ Чамурью (и на свой собственный счетъ; лишнихъ казенныхъ денегъ теперь нѣтъ) и внимательно и безпристрастно на мѣстѣ разузнать все, что́ только возможно о дѣлѣ Джефферъ-Дэма и Па́но; понять двухъ другихъ беевъ; многіе ли изъ нихъ на сторонѣ Джефферъ-Дэма, и многіе ли враги ему, — подобно тому Тахиръ-бей-Аббасу, который, какъ слышно, поддерживаетъ въ этомъ дѣлѣ христіанъ Нивицы… И почему это Тахиръ за христіанъ? Какіе его расчеты? И нѣтъ ли еще кого-нибудь изъ мусульманъ въ Чамурьѣ, которые имѣли бы связи и вліяніе въ Артѣ и Превезѣ, чтобы постараться о колоколѣ? Сверхъ того, собрать мимоходомъ статистическія свѣдѣнія о прибрежьѣ Адріатическаго моря вообще и о южныхъ округахъ Арты и Превезы… Какъ можно точнѣе: всѣ турецкія караульни, всѣ христіанскія сельскія церкви, школы и маленькіе монастыри, всѣ произведенія почвы, всѣ роды занятій, весь ввозъ и вывозъ… За все это Благовъ обѣщалъ Исаакидесу непремѣнно тотчасъ же по отъѣздѣ его подумать о его тяжбѣ съ Шерифъ-беемъ и заняться ею…

Подумать и заняться… Онъ такъ сказалъ, — больше ничего…

Исаакидесъ ликовалъ и собрался на слѣдующій же день въ дорогу, не жалѣя даже небольшихъ расходовъ, въ виду большихъ выгодъ отъ выигрыша процесса.

Между тѣмъ Благовъ, не имѣя повидимому никакого вѣрнаго понятія о томъ, какія кроются въ этой тяжбѣ Исаакидеса съ Шерифомъ злоупотребленія со стороны перваго, и насколько во всемъ этомъ замѣшанъ отецъ мой, призвалъ вдругъ меня въ свой кабинетъ и спросилъ какъ будто равнодушно:

— Ты не знаешь, какая это сдѣлка у отца твоего съ этимъ Исаакидесомъ?..

Я пожалъ плечами и отвѣчалъ по совѣсти, что знаю одно: отецъ мой занялъ въ крайности предъ отъѣздомъ на Дунай двѣсти лиръ у Исаакидеса, а больше ничего я не знаю.

— Ты не бойся говорить мнѣ правду, — сказалъ на это консулъ; — всякій можетъ иногда ошибиться и согрѣшить… Для меня все-таки большая разница — интересы твоего отца, котораго я уважаю, и мошенничества Исаакидеса. Я его знаю и вовсе ему не вѣрю. Говори, что́ ты знаешь, смѣло.

Я поклялся, что больше ничего не знаю.

Я не лгалъ, и г. Благовъ больше меня объ этомъ не разспрашивалъ.

V.

Въ этотъ же самый день, послѣ обѣда, Кольйо пришелъ ко мнѣ и сказалъ, что Исаакидесъ, уходя домой, былъ очень веселъ, искалъ меня, не нашелъ и поручилъ ему, Кольйо, звать меня къ себѣ провести вечеръ.