Имаджика - Клайв Баркер

Разя зарзи направо и налево, Миляга покинул тень станционного здания, чтобы посмотреть на железнодорожный путь. Он шел без изгибов и поворотов до самого горизонта и был абсолютно пуст. На путях, в нескольких ярдах от того места, где он стоял, туда и сюда сновали крысы (представители зловредной разновидности, известные под названием могильщиков), собиравшие сухую траву для своих нор. Норы они устраивали между рельсами и гравием, по которому пролегал путь. Строительство вызвало у Миляги новый приступ раздражения.

– Мы застряли здесь навсегда, – сказал он Паю, который сидел на корточках, выцарапывая на платформе острым камнем какие-то знаки. – Хэирстоун просто решила отомстить парочке хупрео.

Он сотни раз слышал, как в их присутствии шептали это слово. Оно могло означать все, что угодно – от экзотически выглядящего незнакомца до омерзительного прокаженного, в зависимости от лица говорящего. Жители Май-Ке умели делать выражение своих лиц чрезвычайно красноречивым, так что, когда они использовали это слово в присутствии Миляги, едва ли оставалось сомнение по поводу того, к какому именно краю шкалы симпатий они склонялись.

– Приедет, – сказал Пай. – В конце концов мы ведь не одни ждем.

За последние несколько минут на платформе появились еще две группы путешественников: семья местных жителей (три поколения было в наличии), которая притащила с собой на станцию все свое имущество; и три женщины в широких платьях, с обритыми головами, покрытыми слоем белой грязи: служительницы Гоетик Кикаранки, ордена, который был столь же презираем в Май-Ке, как какой-нибудь раскормленный хупрео. Миляга немного утешился появлением попутчиков, но путь до сих пор был пуст, а могильщики, которые уж наверняка первыми должны были почувствовать дрожание рельсов, занимались строительством своих нор в прежней безмятежности. Ему очень быстро надоело за ними наблюдать, и он переключил свое внимание на каракули Пая.

– Что ты делаешь?

– Я пытаюсь определить, как долго мы были здесь.

– Два дня в Май-Ке, полтора дня на дороге из Аттабоя...

– Нет-нет, – сказал мистиф. – Я пытаюсь определить, сколько времени прошло в земных днях, начиная с нашего прибытия в Доминионы.

– Мы уже пытались заниматься этим в горах, и у нас ничего не получилось.

– Это потому, что у нас тогда мозги замерзли.

– Ну, и что у тебя выходит?

– Дай мне еще немного времени.

– Время у нас есть, – сказал Миляга, вновь обращая свой взгляд на копошение могильщиков. – У этих пидорасов родятся внуки к тому времени, как появится этот трахнутый поезд.

Мистиф продолжил свои расчеты, а Миляга отправился в относительный комфорт зала ожидания, который, судя по овечьему дерьму на полу, в недалеком прошлом использовался для содержания целых стад. Зарзи последовали за ним, жужжа вокруг его лба. Он вынул из кармана плохо сидевшего на нем пиджака (купленного на деньги, которые они с Паем выиграли в казино Аттабоя) потрепанный экземпляр «Фэнни Хилл» – единственной книги на английском, не считая «Пути паломника», которая попалась ему на глаза в этих краях, – и использовал ее для того, чтобы отгонять насекомых, но затем отказался от этих попыток. Все равно рано или поздно им прискучит это занятие, или же он приобретет иммунитет к их укусам. А что именно случится раньше – до этого ему не было дела.

Он прислонился к изрисованной стене и зевнул. Как ему было скучно! Если бы, когда они впервые прибыли в Ванаэф, Пай предположил, что через несколько недель чудеса Примиренных Доминионов наскучат ему, он бы просто расхохотался над этой мыслью. Зелено-золотое небо над головой и сверкающие вдали шпили Паташоки обещали неисчерпаемое разнообразие приключений. Но уже к тому времени, когда они достигли Беатрикса (теплые воспоминания о котором не до конца были стерты в его памяти картинами его разрушения), он путешествовал как обычный турист в иноземных краях, готовый к неожиданным открытиям, но убежденный в том, что природа мыслящих любопытных двуногих одинакова под любыми небесами. Конечно, за последние несколько дней они много повидали, но ему не встретилось ничего такого, чего он не мог бы вообразить себе, оставшись дома и прилично напившись.

Конечно, их глазам открывались великолепные зрелища. Но были и долгие часы неудобств, скуки и пошлости. Так, например, по дороге в Май-Ке их уговаривали задержаться в какой-то безымянной деревушке, для того чтобы посмотреть на местное празднество – ежегодное утопление осла. Происхождение этого ритуала, как им было сообщено, окутано глубочайшей тайной и скрывается в далекой древности. Они отказались (Миляга не преминул заметить, что это знаменует низшую точку упадка в их путешествии) и отправились в путь в задней части автофургона, водитель которого проинформировал их о том, что этот экипаж служил шести поколениям его семьи для перевозки навоза. Потом он пустился в долгие объяснения по поводу жизненного цикла древнего врага их семьи – зверя под названием пенсану, который одним лишь катышком своего дерьма мог испортить целый фургон навоза и сделать его несъедобным. Они не стали выспрашивать у него, кто именно обедает в этом регионе подобным образом, но еще много дней тщательно изучали содержимое своих тарелок.

Сидя в зале ожидания и катая ногой шарики овечьего дерьма, Миляга мысленно обратился к одной из высших точек их путешествия по Третьему Доминиону. Это был их визит в город Эффатои, который Миляга тут же окрестил Аттабоем.[9] Он был не таким уж большим – размером примерно с Амстердам, и не уступал ему очарованием, – но это был рай для азартных игроков, и он притягивал души, поклонявшиеся его величеству Случаю, со всех концов Доминиона. Если вам закрыли кредит в казино или на арене для петушиных боев, то вы всегда могли отыскать какого-нибудь отчаявшегося беднягу, который готов был поспорить с вами о том, какого цвета окажется у вас моча. Работая на пару с эффективностью, которую, без сомнения, можно было объяснить только телепатическим контактом, Миляга и мистиф заработали себе небольшое состояние – как минимум в восьми валютах, – вполне достаточное, чтобы обеспечить им одежду, еду и билеты на поезд до самого Изорддеррекса. Но не из-за выгоды Миляга чуть было не поддался искушению поселиться в этом городе, а из-за местного деликатеса – пирожного из тонкого теста с начинкой из размоченных в меду семян гибрида между персиком и гранатом, которое он ел перед игрой, чтобы набраться сил, потом во время игры, чтобы успокоить нервы, и после игры, чтобы отпраздновать их победу. И лишь когда Пай убедил его, что такие пирожные продаются повсюду (и даже если и нет, у них теперь достаточно средств, чтобы нанять личного кондитера), Миляга согласился покинуть этот город. Впереди их ожидал Л'Имби.