Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

— Я волнуюсь не о том, что он окажется в курсе занятий, — проговорил я, — а о том, что если профессор Снейп ему о них не рассказывает, а Темный Лорд узнает об этом откуда-нибудь еще, то может получиться… нестыковка.

Взгляд Дамблдора стал более сосредоточенным; он молча рассматривал меня, словно оценивая или взвешивая сказанное.

— Так значит, вы беспокоитесь за профессора Снейпа? — наконец, спросил он.

Вопрос застиг меня врасплох. Под таким углом на происходящее я еще не смотрел. Конечно, мне было неприятно и стыдно, что в свое время я оказался невольной причиной гнева Волдеморта и его Crucio, направленного на Снейпа, но с тех пор прошло много времени, и я ни разу не задумывался о том, как часто он общается с Темным Лордом и что вообще происходит в делах Ордена. Однако сейчас, когда Дамблдор вывернул мои слова на такую изнанку, о существовании которой я даже не подозревал, я вдруг впервые осознал, что вся эта тайная война — не игрушки, не забавное приключение и не повод для веселых баек, какими мы тешили друг друга в банде, обсуждая наши прошлые успехи и грядущие свершения.

Я молчал довольно долго, сперва размышляя над словами директора, а потом над тем, как ему ответить. Все это время Дамблдор терпеливо ждал, не торопя меня ни словом, ни взглядом. Наконец, я сказал:

— Просто мне бы хотелось, чтобы у Волдеморта не было причин подвергать слова профессора сомнению. Он имеет возможность получать интересующие его сведения разными путями, и если между источниками окажутся противоречия, такая причина может возникнуть.

Директор ответил не сразу, а когда заговорил, то, к моему разочарованию, увел беседу в другое русло.

— Знаете, Линг, — сказал он, и на этот раз в голосе Дамблдора прозвучало чуть больше свойственного ему дружелюбия, — за все пять лет, что вы здесь учитесь, вы ни разу не совершили ничего, что нанесло кому бы то ни было вред.

Я вспомнил о мышах и насекомых, на которых испытывал заклятья, но тут же задвинул эту мысль подальше.

— Вы не враждуете с учениками других факультетов, не принимаете участия в предквиддичных волнениях, когда у мадам Помфри становится особенно много работы, и вообще стараетесь быть подальше от всего, что отвлекает вас от учебы. Но визит к Темному Лорду ставит вас в особое положение, независимо от вашего поведения и усердия, с которым вы учитесь. После встречи на Гриммо многие из тех, кого вы там видели, выразили сомнение в правильности моего решения показать вам это место, несмотря на то, что я постарался убедить их в отсутствии причин для недоверия…

Я усмехнулся. Дамблдор замолчал.

— Это как раз понятно, — произнес я, решив, что директор хочет услышать мой комментарий. — У Слизерина своеобразная репутация.

— Вы правы, — ответил Дамблдор, — и нельзя сказать, что она не обоснована. На этом факультете учились многие будущие темные маги, в том числе и Том Риддл, который ныне зовет себя Лордом Волдемортом.

— Да, я знаю, — пробормотал я. Директор слегка улыбнулся:

— Знаете? Если мне не изменяет память, в учебниках об этом не пишут…

— Мне Поттер… Гарри рассказывал, — ответил я, почувствовав, наконец, под ногами твердую почву. — Еще там, в доме Блэка.

— Вот как, — сказал Дамблдор, и было непохоже, что он сильно удивлен или недоволен.

Я решил, что логика нашей беседы вполне допускает слегка отклониться в сторону и обсудить одну из тем, которая все еще вызывала во мне интерес.

— Гарри говорил, что когда на втором курсе он дрался с василиском, там был какой-то дневник, в котором, по его словам, находились воспоминания Риддла, — сказал я. — Профессор Снейп однажды принес на наше занятие Омут памяти… — я кивнул на чашу, стоявшую на одной из полок директорского кабинета, — и объяснил, что воспоминания можно хранить в этой чаше или во флаконах, но ничего не говорил о том, что их можно помещать в такие предметы, как дневники… то есть в вещи, которые не являются емкостями. Но получается, воспоминания все же можно так заколдовывать?

Дамблдор снова провел ладонью по бороде, немного помедлил и сказал:

— Это были не воспоминания, Линг.

Я хотел спросить, а что же тогда, но вовремя остановил себя. Дамблдор не продолжал, и судя по тому, как развивался наш разговор, его молчание свидетельствовало, что я вполне способен самостоятельно сделать выводы из его ответа. Но на основе чего? Я никогда не встречал упоминаний о подобной магии… Дамблдор выжидающе смотрел на меня, словно я был на экзамене и только что вытянул билет.

— Но это действительно был Том Риддл? — уточнил я.

— Да, — кратко ответил Дамблдор.

"По части загадок директор легко бы переплюнул Риддла, — подумал я. — Почему нельзя просто взять и все объяснить? Ладно, что мы имеем? Мы имеем Волдеморта, который вселился в Квиррелла, однако в дневнике, судя по словам Поттера, обитал Риддл-подросток. И, тем не менее, это все равно был Темный Лорд — точнее, будущий Темный Лорд".

Воспоминания было невозможно запечатать в вещь, но в дневнике находилось то, что являлось Волдемортом и могло оставаться в предмете благодаря неизвестной мне магии… часть Темного Лорда — подростка, уничтоженная при разрушении дневника… Молния Плутона!

— Там было его сознание! — воскликнул я. — Точнее, его часть!.. Я читал о молнии Плутона, когда человек, обращенный в камень, сохранял при этом сознание и мог умереть, только если камень разрушали.

— Сознание невозможно разделить, — ответил Дамблдор. — То, что мы называем сознанием, является совокупностью, отражением, синтезом многих отдельных составляющих — функционирования нашего организма и его внутренней структуры, нашего опыта, памяти, и так далее. Без всех этих внешне обусловленных факторов никакого "сознания" не существует. Но в своих рассуждениях вы стоите на правильном пути. Я, конечно, мог бы вам подсказать, однако будет лучше, если вы разберетесь в этом сами. Все, что для этого нужно, у вас есть.

"Часть Волдеморта… часть Риддла… — думал я, испытывая ужасную досаду от того, что снова, как и с василиском, не нахожу ответа, несмотря на наличие всей информации. — Сознание не делится, воспоминания не хранятся…" Все это крутилось у меня в голове, как бешеная мельница, превращаясь в бессмысленный набор фраз, до тех пор, пока я вдруг не вспомнил слова Снейпа, сказанные мне в конце первого курса, когда я выразил сожаление относительно того, что не смогу попасть летом в Лондон. "Все, что вам нужно, находится здесь", произнес тогда профессор; почти то же сказал сейчас Дамблдор. И эта сцена, словно магические рельсы, вывела меня к другому воспоминанию — моему боггарту.

"Знаете, что происходит с душой волшебника, если он кого-то убивает — особенно если убивает так? Она раскалывается. Расщепляется. Перестает быть целой. И это не метафора. Не метафора".

— Душа?! — потрясенно прошептал я, уставясь на Дамблдора и чувствуя, как кровь отливает от лица, а руки холодеют. — Там была часть его души?

Судя по выражению, появившемуся на лице директора, я заслужил "превосходно".

— Совершенно верно, Линг, — с удовольствием произнес он и поудобнее устроился в кресле. — В дневнике действительно хранилась часть души Волдеморта. Расщепление собственной души и помещение ее отделенной части в предмет — один из самых жестоких ритуалов Темных искусств, поскольку требует для своего исполнения убийства другого человека… Я знаю, о чем вы сейчас подумали, но самого факта убийства недостаточно. Создание крестража — сложный ритуал, к которому необходимо готовиться, исполнять его осознанно и взвешенно. Осколок души запечатывается в предмет и остается там до тех пор, пока проводивший его маг не погибает. После этого запечатанный фрагмент, скажем так, просыпается и… — Дамблдор сделал паузу, подыскивая нужное определение, — поддерживает существование волшебника, который в это время ищет возможность воплотиться телесно.

"Именно это я и видел в воспоминаниях Поттера, — мелькнуло у меня в голове. — Как он вылезал из котла".

— Но зачем кому-то вообще разделять душу? — спросил я. Дамблдор, кажется, удивился.

— Разделение души позволяет магу выжить после разрушения тела, — ответил он.

— Да, — кивнул я, — это понятно. Но я имел в виду не в техническом смысле, а… в философском что ли.

— Ах, в философском, — Дамблдор улыбнулся. — Ну, с этим все просто. Волдеморт боится смерти. Это его самый главный страх.

Если я думал, что в процессе нашего разговора уже пережил самое сильное потрясение, то испытанное мною сейчас не шло ни в какое сравнение с догадкой о разделенной душе. Я был разочарован так, как никогда раньше. Самый могучий темный колдун Британии, нагоняющий страх на все магическое сообщество, боится смерти и поэтому расщепил свою душу пополам?

Я начал смеяться.