Иные песни - Яцек Дукай

— Какой гарнизон?

— Как офычно. И булашки Кал’лика шидят в кажалмах под клемлем.

— Привез с собой заразницу?

— Нет, ф пошледний лаж фол-Мошквы полело.

— Где —

— Тихо!

Аурелия присела над люком. Скрип, скриппп, кррртк! В миг, когда люк начал приподниматься, дернула за него, откидывая с треском.

На ступенях стоял дед Барденный с суковатой палкой в руке. Раззявив в удивлении беззубый рот, панически моргал, ослепленный Аурелией.

— Эстлос! — прошипела она вопросительно, даже не оглянувшись на стратегоса, кругоручники уже вспухли, разогнанные для ужасного удара.

Эстлос Бербелек заколебался ненадолго.

— Пусть идет, — сказал он. — Не будем больше ждать, он не успеет.

— Вон! — рявкнула Аурелия на деда.

Слов тот, несомненно, не понял, но смысл — наверняка. Упустив палку, вереща во весь голос, сбежал по ступеням.

Стратегос поднялся с сундука. Подошел к окну, потянулся, выпрямился — только здесь он мог проделать это свободно.

Кивнул хоррорным:

— Птичку.

Один из хоррорных отдал свой кераунет коллеге и, отодвинув с дороги совершенно растерявшегося Бабушкина, исчез за кучей решеток, сваленных под боковой стеной. Появился с карамбусовой клеткой в руке. Отбросил прикрывающую ее ткань и развязал карамбусовую плетенку; волокна, легче воздуха, медленно взлетели и повисли под потолком, в переплетении старой паутины.

Аурелия, не в силах спать в длинные зимние московские ночи, изучала было структуру паутины. Стратегос показывал ей характерные особенности. И, кроме прочего, именно из образа новейших паучьих работ они узнали, что кратистос Максим Рог уже прибыл в Москву, что это не просто слух; что вистульское наступление достигло, наконец, своей цели. Ибо пауки начали ткать свои паутины в виде узора антосовой печати Чернокнижника, в виде пентаграмм, мандал, звезды уральской, с регулярностью астрологических конструкций небес.

Освобожденный из оронеевой клетки ястребец распростер крылья. Хоррорный подал его стратегосу. Орнитоморф был тяжел, эстлос Бербелек опер локоть об оконный переплет. Второй рукой погладил головку ястребца. Птица уставилась черными глазами на стратегоса.

— Вниз, вниз, вниз, — повторял Бербелек. — Забрать, забрать, забрать.

Ястребец склонил головку влево, вправо, влево.

— Вниззабратьвниззабратьвнизвниз, — заскрипел он.

Стратегос толкнул оконную раму — морозный воздух ворвался на чердак, из них всех задрожал именно Бабушкин, одетый в коричневую шубу. Зато вокруг тела Аурелии начал собираться в эфирных эпициклах теплый пар, белый туман закружил над ее головой.

Стратегос выставил руку в окно и подбросил ястребца над горбатой крышей. Большой орнитоморф еще раз крикнул что-то невнятное, а потом взлетел, несколькими махами крыльев поднявшись выше конька и сразу же исчезнув с глаз Аурелии в лабиринте белых крыш.

Аурелия, Туманная Дева, снова повернулась к Бабушкину.

— Что сделаем с ним?

Бабушкин показал ей Перевернутые Рога.

Стратегос покачал головой.

— Да не войдет тебе это в кровь, — сказал, склонившись к луннице. — Сила — в ее потенции, в возможности выбора, а не в выборе, уже совершенном. Мы могли бы его убрать — но зачем? Кроме того, он верный слуга Госпожи. Верно, Бабушкин?

— У меня шена и дети.

— Это предложение или угроза? Но не бойся, все уже решено, ты не сумеешь помешать. Ну беги.

Писарь обернулся на лестнице, переступил с ноги на ногу, облизал губы — на их глазах переламывался из Формы в Форму — и все же не сдвинулся с места.

— Фойду с фами.

— У тебя жена и дети.

— Ну и хуй с ней.

Смеясь, стратегос поднял руку над головой.

— Небо слышало, земля слышала, — кивнул он хоррорным. — Блокируйте вход.

Те передвинули на люк несколько сундуков, поверх бросили еще и заржавленный котел.

— Видишь, — проворчала Аурелия, обращаясь к эстлосу Бербелеку и кивая на служащего. — Он готов рискнуть собственной жизнью. Полагает, что новая власть в награду за верность сделает его как минимум министром. Столь искренний эгоизм должен бы развеять твои последние сомнения, эстлос.

Бербелек закурил махорник. Опершись о фрамугу, он стряхивал пепел наружу, на занесенную снегом крышу.

— Стратегос знает, — сказал он неторопливо, — что лучшие планы — это те, что требуют от вовлеченных в них людей поступать не противу их природы, но — лишь согласно с ней; кратистос знает об этом тем более. Сложнее всего увидеть обман, выстроенный из тысяч мелких истин, где ложь существует только как способ их совмещения, в сознании стратегоса. Всегда лучше для достижения такой цели использовать предмет, именно для этого и существующий, а не тот, для которого подобное предназначение противно. Нож — чтобы резать, нить — чтобы вязать, Бабушкин — чтобы предать.

— Я не понимаю. Что бы Госпожа выиграла, подсовывая тебе агента, о котором знает, что он раскрыт и управляется Чернокнижником?

— Я не —

— Заткнись!

Бербелек стряхивал пепел за окно, искорки выжигали в снегу черные тропки. Над Москвой поплыли гонги святынь. С севера, из-за кремля, взлетели стаи ворон, шворон и воронов. Стратегос следил за ними из-за завесы седого дыма.

— Что бы она выиграла? Во-первых, не многое бы потеряла: толику армии, одного стратегоса, просто выждала бы немного, с десяток, с пару десятков лет до следующего кратистобойца. Во-вторых… Прими во внимание, что это единственная оказия, когда от меня можно так легко избавиться, позже — ей придется принимать мои условия союза. Во-вторых, она может получить все, может получить реальную власть над миром.

— О чем ты —

— Кто сумел бы противостоять союзу Урала и Луны?

— Ты сошел с ума. Эстлос.

— Ого.

— Они ненавидят друг друга. Госпожа и Чернокнижник.

— Не верь таким вещам, как ненависть и любовь между кратистосами. Есть только разные дороги к силе: такие-то и такие-то, с теми и против этих, и наоборот. Подумай: кто бы сумел противостоять такому союзу? Это — сильнейший аргумент из возможных.

— Но как… Но не понимаю.

— Допустим, что именно таков был ее первоначальный план. Именно для этого она посылала Лакатойю к Чернокнижнику. Они вели долгие переговоры, тот даже принял Шулиму в свою свиту, теперь знаю, что Ихмет Зайдар, вознагради его Манат, в какой бы ад или рай он ни попал, что Зайдар видел тогда в Херсонесе нечто, случившееся на самом деле. Возможно, союз даже начал функционировать, едва-едва, в Африке пытались вместе сдержать Сколиодои методами пифагорейской нумерологии, безрезультатно. Что-то тогда случилось, Иллея решила подчинить себе Эгипет, послала Шулиму: дочку за Трон Александра. Мы не понимали, с чего это Рог так внезапно атаковал запад, вся та война, осада Коленицы, а это был лишь отблеск куда более глубокой борьбы. И все его союзы, с Иоанном Чернобородым, скрепление уз с Вавилоном — он просто страховался. Но Госпожа совершенно не хотела войны с Уралом, мне кажется, она не была довольна моей стратегией, я поймал ее врасплох, и она не смогла отказать. А теперь у нее есть возможность вернуться к начальному плану. Она знает, что я ударю, знает — где и когда, знает, что сделать это могу только я, лично, собственной рукой. Ей достаточно послать короткое предупреждение Максиму: вот, жаждущий мести стратегос вырвался из-под контроля. Мы попадем прямо в ловушку, там будут нас ждать тысячные отряды, доставленные сюда из глубочайших недр Урала. Иллея спасает жизнь Чернокнижнику. Понимаешь, что такой долг может означать для кратистоса? Все равно что он принес бы ей клятву. И кто после сумеет противостоять союзу Урала и Луны?

— Если ты в это веришь, эстлос, зачем ты тогда вообще отправился в Москву?

— Мне нужно повторять? Наилучшие планы, планы кратистосов и стратегосов, не требуют от нас ничего, чего мы и так не сделали бы по собственной воле.

— Так, мошет, я лучше шепе бойду —

— Поздно. Уже началось. Придвиньте мне кто-нибудь тот столик.

Стратегос Бербелек выбросил окурок и взобрался на окно, выйдя на слегка пологую крышу. Черепица заскрежетала под его юграми, посыпался снежок, кирпично-красные полы его хумиевого пальто хлопали на холодном ветру. Из-под кучи сундуков послышался резкий стук, Барденные рвались на чердак, он даже не оглянулся.

Аурелия выскочила следом, ветер выхватил из эпицикла ее доспеха полосы влажного пара. Она проследила за взглядом стратегоса.

«Уркайя» спускалась к ним по пологой параболе, вынырнув из-под клубящихся туч, низко висевших на грязном зимнем небе. Со слегка раскрытыми эфирными крыльями, она выглядела будто костистая гарпия — гарпия, горящая светло-голубым огнем, со стадий размером. Падала — и крылья ее складывались, втягиваемые к удлиненному загривку звездного скорпиона, к раскрытым жабрам, сразу за воротом ураниосового панциря. И по мере того, как «Подзвездная» тормозила и опускалась на город, все сильнее садилась в своем полете на спиральный хвост, тот вращался так быстро, что для человеческого глаза выглядел как размытое облако яркого мерцания.