Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917 - Юрий Макаров

После часа напряженной работы в ротной канцелярии, Ванечка вынимал из золотого портсигара вторую папиросу, потягивался и усталым голосом говорил:

— Ну, это все? Больше ничего нет?

— Никак нет, Ваше Высокоблагородие, пока нет больше ничего…

— Ну, так я поеду.

— Так точно, Ваше Высокоблагородие, счастливо оставаться, Ваше Высокоблагородие…

Почему-то в уставных формулах разговоров с начальством «счастливого пути» не имелось, а имелось только «счастливо оставаться», хотя в 99 случаях из ста те, кому этого желали, уходили или уезжали. Дневальный накидывал Ванечке на плечи шинель, быстро сбегал по лестнице к отворял дверь. Внизу другой дневальный отстегивал полость санок и помогал Ванечке удобно усесться. Бородатый кучер поворачивал голову и почтительно спрашивал:

— Домой прикажете?

— Домой, — бросал Ванечка и крепче закутывался в шинель. Рабочий день его был окончен.

Дома Ванечка занимался вещами исключительно приятными. Играл с маленьким сыном. У мальчика была, своя детская и гувернантка англичанка. В бедных семьях дети всегда торчат на глазах у родителей. В семьях того круга, к которому принадлежал Ванечка, дети являлись к родителям по приглашению. Кроме занятий с сыном, у Ванечки были и другие развлечения. Одну из лучших комнат в прекрасной Ванечкиной квартире занимал его кабинет. В кабинете стоял очень дорогой и очень красивый письменный стол, за которым Ванечка иногда проверял счета, но писал крайне редко. По стенам стояли зеркальные дубовые шкафы с книгами в кожаных с золотом переплетах. Шкафы также открывались редко. Но была в кабинете мебель, которой пользовались нормально. Очень широкий и очень удобный кожаный диван, со многими подушками и несколько очень мягких и очень глубоких кожаных кресел. Одно из таких кресел, около окна, рядом с которым на полу стояла высокая специальная пепельница, Ванечка особенно жаловал и нередко в нем сиживал с книгой в руках. Читал Ванечка много и охотно на трех языках. Ничего головоломного. Мемуары, биографии, романы. Все те книги этого сорта, которые в данное время «делали шум» и о которых говорили в том кругу, где он бывал, Ванечка считал своей обязанностью прочесть.

Как светскому человеку, приходилось Ванечке нести и светские обязанности. Светской жизнью, балами, раутами, приемами, он никогда не увлекался. Для этого он был слишком ленив. Все-же несколько раз в неделю, или к 8 или к 11 вечера, тот же бородатый кучер подавал к подъезду двухместную карету. Жена Ванечки надевала открытое вечернее платье, а сам Ванечка облекался в мундир или сюртук, смотря по важности случая. В таком виде они отправлялись или обедать, или на балы, к родным, к знакомым или в иностранные посольства.

На 19-ый год службы Ванечка получил чин полковника и в командование 1-ый батальон.

По уставу все батальоны в полку были одинаковы, но когда-то, в царствование Александра 1-го, 1-ый батальон назывался «лейб-батальон». В Преображенском полку 1-ый батальон имел даже особые казармы на Миллионной улице и особое офицерское собрание там же. Офицеры в Преображенский 1-ый батальон назначались с особым отбором, в рассуждение звучности фамилий, состояния и общей представительности. Офицерам других батальонов вход в собрание 1-го батальона не то, чтобы был заказан, но без приглашения они туда не являлись. Как-то раз, чтобы подразнить моего приятеля и двоюродного брата моей жены, уже не очень молодого Преображенского офицера, я стал к нему приставать, чтобы он пригласил меня обедать в офицерское собрание на Миллионной. Он долго отшучивался, но наконец, припертый к стене, принужден был признаться, что он этого сделать не может. Он был офицер 5-ой роты. У Преображенцев для такого разделения было все-таки кое-какое основание. В 1741 году их гренадерская рота (в полку по счету 1-ая) возвела на престол Елизавету Петровну, за что получила название «Лейб-Компании» и всякие другие милости и привиллегии. Гвардия в гвардии получилась исторически.

У нас никаких таких разделений не существовало. Офицерское собрание было одно, общее для всех. А потому всякое различие между офицерами было бы чисто искусственным и вызывало бы только зависть, недовольство и рознь. Все же нашлись и у нас люди, которые пытались провести в жизнь нечто подобное. Среди этих немногих фигурировал и Ванечка.

Свой 1-ый батальон Ванечка получил в 1904 году. В Российской истории это был год чреватый. Год перелома. В этот год, впервые со времен Пугачева, зашаталась и дала трещину по всему фасаду огромная, но не слишком прочная храмина старой дворянско-помещичьей России. «Дерзкий враг в темную ночь осмелился напасть на нашу твердыню». (Первые слова царского манифеста по случаю объявления войны Японии). В малом масштабе «Перл Харбор» был проделан на внешнем рейде крепости Порт-Артур. Подошла революция 5-го года. Беспорядки на фабриках и заводах, студенческие волнения… По улицам манифестации с красными флагами. Наша власть красного флата боялась как огня. К выражениям народных чувств, кроме верноподданнических, в старой России не привыкли.

«Далеко зерну до колоса,Не пришла еще пора,Я даю вам право голоса,Лишь для возгласа «ура»…

По всей стране прокатилась волна забастовок. Забастовки на железных дорогах, на водокачках, на электрических станциях. Государь Николай II, раздираемый советниками, сидел в Царском Селе под крепкой и тогда еще верной охраной и в мятежную столицу показываться не дерзал.

«Потушили электричество,Фонари, и наконец,Стали звать Его ВеличествоВозвратиться во дворец…»

Вечером 13-го октября осада Технологического института. На площади полуэскадрон Конной Гвардии с рыжим поручиком Фроловым палашами, преимущественно плашмя, разгоняет толпу. В числе пострадавших приват-доцент Тарле. Санкт-Петербургским диктатором назначен конногвардеец генерал Дмитрий Трепов, который расклеивает по городу объявление, что: «войскам приказано действовать беспощадно, холостых залпов не давать и патронов не жалеть». Последняя фраза о неэкономном расходовании патронов, хотя и энергичная, но не так чтобы слишком удачная, обошлась впоследствии бравому генералу дорого.

Манифест 17 октября, по которому Российское государство получило хотя и «куцую», но все же конституцию.

Новые толпы с красными флагами на улицах, и хотя конституция разрешает «свободу собраний», войскам велено в толпу стрелять. Генерал Трепов опять приказывает «патронов не жалеть». Премьер-министр граф С. Ю. Витте в тот же самый час звонит по телефону командирам полков и просит их «щадить русскую кровь».