Тристан и Женевьева (Среди роз) - Шеннон Дрейк

– Возможно, что я ошибаюсь.

– Возможно.

Внезапно он отвернулся от нее, и Женевьева отступила на шаг. Но вот он снова повернулся к ней и протянул ей обнаженный меч рукоятью вперед.

– Возьми! – прорычал Тристан.

Она не могла, не хотела… Женевьева начала потихоньку пятиться от него, но он подходил к ней все ближе, глаза его превратились в бездонные дыры, на шее от напряжения вздулись вены. Вот он схватил ее за запястье и притянул к себе, между ними находился обнаженный клинок меча.

– Возьми его, возьми его теперь же, если ты этого хочешь!

– Тристан, прекрати! – выкрикнула Женевьева, чуть не плача.

– Дай мне слово! – прогремел он, крепко сжимая стальной хваткой ее руку. И Женевьева поняла, что он не понимает, что держит ее.

– Возьми меч, Женевьева, или дай мне слово!

– Даю тебе слово, Тристан, пусти меня! Пожалуйста…

– Перед Всемогущим Господом, Женевьева, поклянись!

– Клянусь перед Всемогущим Господом, перед всеми святыми! А теперь, пожалуйста, пусти меня, не смотри на меня так…

Тристан отпустил ее и отвернулся, засовывая меч обратно в ножны. Он молчал, наклонив голову. Затем повернулся к ней и протянул руку, умоляя взглядом, чтобы она приняла ее.

– Пошли, нас ждут.

Женевьева взглянула в его глаза, но ничего не смогла прочесть в них, она неуверенно протянула ему свою руку, и они вышли из спальни.

Женевьева весь день ходила, как в воду опущенная, страдая от того, что Тристану нужно уезжать.

Он стоял с ней рядом во время мессы, когда отец Томас и отец Лэнг возносили свои молитвы. Она кожей чувствовала на себе осуждающие взгляды священников.

Ей хотелось крикнуть, что в этом нет ее вины, но Женевьева прекрасно понимала, что вина ее есть, ибо ее никто не заставлял силой каждую ночь спать со своим врагом, которого она буквально пригрела у себя на груди.

Она опустила голову, хотела молиться, но не могла. Эдвина как-то рассказала, что отец Томас приходил к Тристану, возмущенный их отношениями и, кажется, потребовал, чтобы Тристан либо обвенчался с ней, либо отпустил ее.

И Тристан напомнил отцу Томасу, что тот сам не был свободен от греха плоти, факт всем в Эденби известный, но широко не обсуждавшийся.

Судя по всему, Тристан и не думал жениться ни теперь, ни позже. Что, как убеждала себя Женевьева, вполне соответствовало и ее желаниям. Правда, у нее не было иного выбора, кроме как оставаться любовницей. Но она не сможет выйти замуж за него. Ведь при венчании жена дает клятву любить мужа и во всем повиноваться ему. Конечно, можно дать подобную клятву, но она не хотела стать клятвопреступницей. Тристан может взять ее целомудрие, но никакой силой ему не добиться ее покорности. Ибо она поклялась в верности своему отцу, Акселю, всем тем, кто пал, защищая Эденби.

И все же она была несчастна, ибо чувствовала страх.

Тристан говорил ей, что никогда не женится. Женевьева была уверена, что Тристан верил ее заявлению, что она не хочет выйти за него замуж.

Но что принесет ей будущее! Одно дело бежать самой, в поисках убежища и не имея гроша за душой, совсем же другое дело бежать с ребенком. Что ей делать, когда страсть Тристана угаснет? Она старалась убедить себя, что готова к этому, и даже с нетерпением ждет этого момента.

Но сердце непостоянно, чувства так изменчивы. Сейчас она испытывала даже не страх, а полное отчаяние от того, что Тристан уезжает. Господи, помоги ей! Как ей будет недоставать его страсти и нежности! Как она будет ждать его возвращения!

– Женевьева, служба закончилась!

Тристан зашептал ей на ухо, когда она поднималась с колен, что ему нужно переговорить с Джонсом и попросил уложить его вещи.

Да, ей нужно собрать ему рубашки и чулки. А затем она вместе с Эдвиной спустится в Большой зал к столу, обильно накрытому в честь отъезжающих гостей. Ей надо поторопиться.

Но Женевьева осталась в часовне, спрятавшись за одну из колонн, пока отец Томас закрывал двери. Как только он ушел, она подошла к каменному гробу, в котором лежал ее отец рядом с ее матерью. Она прикоснулась к холодному камню, и горячие слезы покатились по ее щекам.

– Отец, я не хочу бесчестить тебя, я так люблю тебя…

Она вглядывалась в холодный камень, словно ожидая утешения, но он не давал ей ответа, как унять боль, в чем причина испытываемого ею смущения. Она грустно улыбнулась сквозь слезы и нежно коснулась высеченного из мрамора лица.

– У тебя будет внук, отец, и это будет его сын. И ты, возможно, простил бы его, если бы узнал. Возможно, ты бы пригласил его к своему столу, отец. Ты был бы рад оказать ему гостеприимство, ибо он очень обаятелен, умен и настоящий рыцарь. А то, что сделали приспешники Ричарда с его семьей ужасно, бесчестно и…

Она умолкла, отец мертв и не может освободить ее от клятвы, не может восстать из могилы и повторить слова Иисуса Христа: «Возлюби врага твоего».

Женевьева прошла дальше и приблизилась к еще одной гробнице, где лежал Аксель. Она подумала, что художнику очень хорошо удалось изобразить черты ее жениха. Даже высеченный из камня Аксель выглядел ученым, мудрым и добрым, который находит больше удовольствия в занятиях науками, нежели войной.

Сквозь слезы Женевьева смотрела на его лицо и думала, что Аксель понял бы ее, он никогда не спешил осуждать других.

– Я так тоскую по тебе, любовь моя! – прошептала Женевьева, горестно недоумевая, почему он должен был умереть! Она чувствовала, как ей не хватает его.

– Печалишься о нем!

Громкий шепот раздался почти над самым ухом Женевьевы, которая развернулась в смущении и испуге. Схватившись за мраморную плиту позади себя, она с изумлением глянула в гневные глаза сэра Гая.

– Гай, ты испугал меня! – начала она и вынуждена была замолчать, потому что Гай вскинул руку и влепил ей звонкую пощечину. Женевьева вскрикнула и схватилась за горевшую щеку, вместо того чтобы немедленно дать сдачи.

Он не сознавал что делает, он был близок к помешательству, говорил, и его слова вонзались в сердце Женевьевы, как острые ножи.

Они рвали ее душу на части, Женевьева никогда прежде не ощущала такого стыда, никогда прежде ей не было так больно, никогда прежде она не чувствовала себя столь несчастной…

– Бога ради, Женевьева! Леди Эденби, дочь Эдгара, невеста Акселя, не оскверняй праха своими словами, полными страсти и любви! Гордая Женевьева! Леди-шлюха!

– Прекрати! – вскричала Женевьева, опомнившись, и замолотила кулаками по его груди. Ее крик возымел свое действие, она увидела, как глаза Гая начинают принимать осмысленное выражение. – Прекрати! – прошептала она, опасливо озираясь на двери, зная, насколько страшен в гневе Тристан и помня, что он никогда не поверит ей, если застанет вместе с Гаем.