От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II - Андрей Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В середине декабря 1873 г. в Париже вышли два томика «Писем к незнакомке» (этой «незнакомкой» была давняя приятельница П. Мериме Женни Дакен). А. Н. Пыпин в «Вестнике Европы» Стасюлевича дважды рецензировал эту первую публикацию переписки Мериме (в январе и марте 1874 г.), причем во второй статье привел очень большие выдержки из писем (эта статья называлась «Собственный роман литератора»). Пыпин подчеркнул, что в письмах личность Мериме предстает совсем в новом свете, он указал на большое историко-литературное и чисто художественное значение переписки, но, однако, отметил чрезвычайный политический индиферентизм ее автора.
Русская «меримеистика» 70-х годов исчерпывается этой и рядом других статей, менее значительных, о «Письмах к незнакомке», несколькими небольшими заметками и упоминаниями о Мериме, да переводом новеллы «Голубая комната» (1871 г.).
B 80-е годы наступает заметное оживление интереса к французскому писателю. В 1882 г. наконец выходит полный перевод «Хроники» (под названием «Варфоломеевская ночь»). На это произведение еще в 1870 г. указывал А. Н. Плещеев в письме к М. А. Маркович: «Есть много хороших вещей старых – у нас не переведенных. Во французской литературе например Хроника времен Карла IX Мериме»[550]. Переводятся «Локис» (под названием «Медведь», 1885 г.) и «Переулок госпожи Лукреции» (1884 г.). Ряд вещей появляется в новых переводах; особо следует отметить «Этрусскую вазу», переведенную Д. В. Григоровичем, и повесть «Коломба», переведенную В. М. Гаршиным. Гаршин писал матери 20 ноября 1881 г.: «Недавно мы прочли Мериме “Colomba”, что это за прелесть! Просто подмывает перевести попробовать; не знаю только, была ли она напечатана по-русски. Я что-то не слыхал об ней раньше, несмотря на то, что это просто классическое произведение. Странное дело: в “Colomba” Мериме мне ужасно напоминает Толстого в “Казаках”, только, конечно, более шут народный, потому что француз»[551]. Гаршин работал над переводом долго и трудно, признаваясь в одном из писем брату, что «переводить хорошим языком в 10 раз труднее, чем писать самому»[552]. Перевод Гаршина был напечатан в 1883 г. Его перевод, как и перевод Д. В. Григоровича «Этрусской вазы», относится к числу образцовых, поэтому он был затем много раз переиздан.
Уже с конца 70-х годов в русском литературоведении все шире начинает разрабатываться тема «Мериме и Пушкин». Первоначально она рассматривалась лишь с одной стороны: исследователи занимались по преимуществу историей «Песен западных славян» и неизбежно обращались к «Гюзле» Мериме (работы А. Н. Пыпина, В. Д. Спасовича, А. Будиловича). В 80-е годы этот аспект проблемы взаимоотношений двух писателей продолжает изучаться, но возникает и другой – отношение Мериме к Пушкину (речь И. С. Тургенева на открытии памятника поэту, статьи Н. И. Стороженко и В. К. Шульца). Отношение Мериме к Гоголю, а затем и Тургеневу также становится предметом научного изучения. Большой интерес вызывает в России публикация во Франции переписки Мериме с Паницци. Так, рецензент «Вестника Европы» (1881. Т. 3. Кн. 6. С. 892 – 898) подчеркивает большое литературное значение этой переписки и указывает, что эти письма раскрывают истинное отношение Мериме к Наполеону III и его политике. В 1886 г. в «Северном вестнике» появляется статья М. Цебриковой «Два романтизма во Франции», в которой Мериме, вместе со Стендалем, отнесен к «романтизму прогресса». В 1888 г. выходит в русском переводе и основной источник работы М. Цебриковой – глава из книги Г. Брандеса «Романтическая школа во Франции» (Русская мысль. № 12. С. 80 – 114).
В 90-е годы Мериме делается еще более популярным в России. Многие издательства перепечатывают его книги; вновь выходит «Хроника времен Карла IX», «Матео Фальконе», «Видение Карла XI», «Взятие редута», «Коломба», «Локис». Впервые переводится на русский язык «Жакерия» (драматургом и переводчиком Д. В. Аверкиевым, 1891 г.), «Таманго» (под названием «Черный царь», 1895 г.), «Души чистилища» (под названием «Дон Жуан де Марана», 1897 г.), «Джуман» (1896 г.). Многие из этих книг выходят в дешевой «Дорожной библиотеке» Суворина. Перевод «Жакерии» вызвал несколько сочувственных откликов, в том числе упоминание Н. К. Михайловского[553].
Появление во Франции книг и статей о Мериме (прежде всего работ Огюстена Филона) встречается в России с большим интересом. Зинаида Венгерова в отзыве на книгу О. Филона «Мериме и его друзья» развивала собственный взгляд на писателя как на романтика, очень рано перешедшего к реализму: «Под влиянием Стендаля Мериме сделался реалистом и внес в французский романтизм стремление к тщательному изучению жизни, верность деталей в бытовых описаниях и психологический анализ, который в школе Виктора Гюго менее всего отличался точностью, ввиду погони за сценичностью эффектов... Мериме принадлежит, как мы видели, та струя реализма и философского скептицизма, которая соединяет романтиков с психологическим романом, намеченным Стендалем и развившимся лишь гораздо позже»[554]. Рецензии на эту книгу О. Филона помещают также «Русский вестник» и «Новое время» (1893, 1894).
Новую попытку характеристики творческой манеры Мериме делает З. Венгерова в рецензии на очередную работу О. Филона. «Через все рассказы Мериме, – пишет З. Венгерова, – проходит та же философия жизни: полугрустная, полускептическая, сочетающая романтизм чувств с исканием значения чувств и страстей для высших целей бытия. Этой философии соответствует художественная манера Мериме, его умение схватить характерные подробности и обнажить неожиданные глубины натуры в самых легкомысленных действиях и поступках»[555].
В связи со столетним юбилеем А. С. Пушкина появляется ряд работ о творче ских взаимосвязях двух писателей (статьи П. Д. Драганова, Пл. Кулаковского, Н. С. Гольдина, Н. Демидова, П. А. Лаврова). Небольшие разделы о творчестве Мериме содержатся в переводимых в эти годы историях французской литературы – Г. Лансона, Э. Фаге, Э. Даудена, Ж. Пеллисье.
В первые два десятилетия XX века Мериме остается в числе самых читаемых в России французских писателей. Книги его переиздаются очень часто (за это время вышло не менее трех десятков его книг; одна «Кармен» была переиздана 9 раз, не считая публикаций в сборниках). Выходят Избранные рассказы Мериме в очень неплохих для того времени переводах В. С. Урениус и с предисловием такого тонкого знатока западной культуры, как П. П. Муратов (1913 г.).
З. А. Венгерова свой перевод «Жакерии» (1903 г.) снабжает небольшой вступительной статьей, повторяющей основные положения ее прежних рецензий на книги О. Филона. Новой в этой статье, кстати сказать изобилующей фактическими неточностями (например, «Хроника» названа здесь драмой, а комедия «Недовольные» – новеллой), была мысль о том, что Мериме своим интересом к деталям, своей сухой документальностью предвещает натурализм.
Историки русской литературы (Н. К. Козмин, И. И. Замотин) в своих исследованиях, посвященных литературе первой половины XIX века, начинают рассматривать вопрос о восприятии в России произведений французских романтиков (в том числе и Мериме) и их воздействии на русский литературный процесс. В этой связи подробно анализируется деятельность Н. Полевого в «Московском телеграфе». Взаимоотношения и творческие связи Мериме с Пушкиным, Гоголем, Тургеневым получают более углубленное, документально обоснованное истолкование в трудах А. Яцимирского, Д. Н. Овсянико-Куликовского, Б. Л. Модзалевского, П. Н. Сакулина, Н. Энгельгардта, В. П. Горленко, Г. И. Чудакова, Н. О. Лернера, Н. Трубицына, А. А. Чебышева, Г. И. Чулкова, Б. В. Томашевского. В выходившей под редакцией профессора Петербургского университета Ф. Д. Батюшкова «Истории западной литературы» помещается небольшой очерк Ю. А. Веселовского о Мериме. По мнению Веселовского, «популярность французского писателя объясняется свойственным ему дарованием выдающегося рассказчика, яркого стилиста, чуткого и проницательного психолога»[556]. Писатель выводится за рамки романтизма, но помещается несколько неопределенно – между романтизмом и реализмом. Заметим также, что творчество Мериме рассматривается в главе, посвященной кроме него Ксавье де Местру, Эжену Сю и Александру Дюма-отцу. Точка зрения на Мериме (причем не одного Ю. А. Веселовского, а всей русской критики и литературной науки тех лет) сводится к следующему: «Мериме был одновременно искусным, изобретательным рассказчиком и проницательным психологом, прекрасно изображавшим внутренний мир своих героев»[557].
Символистская критика писала о Мериме редко. Из наиболее удачного укажем сопоставление героев произведений Тирсо де Молины и Мериме у К. Д. Бальмонта (в его сборнике статей «Горные вершины», кн. 1. М., 1904), но для русского поэта более важен был испанский драматург Золотого века, чем французский писатель века девятнадцатого. Вместе с тем, эта статья Бальмонта вызвала одобрительный отзыв А. А. Блока: «Страницы, относящиеся к иностранцам (а таких большинство), как-то увереннее, напряженнее, красивее. Здесь Бальмонт делает чудеса, говоря языком почти ритмическим, достигающим напряженности лучших его стихотворений. Такова, например, передача изображения Дон-Жуана у Тирсо де Молины и у Мериме»[558]. Вообще, надо заметить, что разработка темы Дон-Жуана у Мериме привлекала русских критиков и раньше; отметим здесь интересную работу Е. Г. Брауна[559].