Мари Галант. Книга 2 - Робер Гайяр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем капитан обратился к отцу Фовелю:
– Замолвили бы все-таки словечко милостивому Боженьке за этих двух негодяев, думаю, им это не помешает…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Лефор снова встречается с Мари
Солдаты и матросы спешили исполнить приказания флибустьера. На самой середине двора разложили огромный костер из жмыха сахарного тростника, отчего ярко осветился весь двор, а на стенах заплясали расплывчатые тени. По углам были расставлены факелы и ветки смолистых лиан, выбрасывавшие снопы искр.
Лефор сел на лошадь, которую ему подвел стражник. Флибустьер в последний раз оглянулся. Он увидел, что тело Босолея уже успели вынуть из петли, а тяжелую внушительную виселицу оттащили к Сент-Барбу. Труп Сигали был завернут в старый парус и положен у лафета мортиры в ожидании, пока те, кому было поручено перенести его в карантинный пункт, закончат отмывать кровь, поливая из ведер то место, где Сигали упал.
Лефор пришпорил лошадь и, натянув повод, заставил его развернуться. Он направлялся к виселице и уже хотел было миновать пост, когда кто-то его окликнул. В ту же минуту он услыхал конский галоп. Лефор замедлил бег своего лошадь и обернулся в седле.
– Капитан! Неужто ваш старый приятель вам помешает, если поедет с вами в замок Монтань?
Лефор узнал Байярделя.
– Бог мой! Вы не только не помешаете, но, напротив, ваше присутствие в замке необходимо, – отвечал флибустьер. – И как я не подумал об этом раньше? Видите ли, дружище Байярдель, – продолжал он, понукая лошадь, так как капитан успел его нагнать, – с тех пор как я скрестил с вами шпагу, я стал рассеян. Вроде старика Сент-Андре, которого мы оба знавали в далекие времена! Помните Сент-Андре?
– Лефор! Если вы станете вспоминать прошлое, вас развезет, – предупредил Байярдель.
– Вы правы, друг мой. Я и впрямь чувствую, что таю… Ни за что не догадаетесь, о чем я сейчас думаю.
– Попробую угадать, – молвил Байярдель. – Погодите! Уж не о Мобре ли?
– Нет! О существе более нежном, более… – Женщина! Черт меня побери! Женщина!.. Так и есть! Жозефина Бабен…
– Пф!.. У нее были усы поболее, чем у мушкетера кардинала, а ее заду позавидовала бы лошадь генеральши! К тому же она имела дурацкую привычку палить из мушкета! Ничего себе нежное существо! Она же вкатила мне пулю двенадцатого калибра в грудную кость. Ну сказанули! Нет, мессир, не угадали. Я думаю о молоденькой девушке, служившей когда-то у ее превосходительства; звали ее Жюли, и она, как никто другой, разбиралась в спотыкающихся лошадях! Поскольку она была добра к лошадям, да к тому же нежна, как я вам сказал, она любила дать отдых своей лошадке. Итак, мы спешивались, спускались в придорожную канаву, а о дальнейшем я умолчу… Нежна!.. Ах, как она была нежна…
– Жюли! – догадался Байярдель. – Скоро вы с ней увидитесь… Однако… хм… хм… о ней ходили разные слухи… Например, что шевалье де Мобре и даже лакей Демаре знавали ее довольно близко.
– А я и не представлял себе, что у шотландца может быть хороший вкус. Значит, я ошибся. Что до Жюли, повторяю вам, она была так добра и нежна, что я не удивлюсь, если она проявила еще и уступчивость. Клянусь требником отца Фовеля, она из милости преодолела к ним свое отвращение, готов поклясться!
Байярдель с сомнением покачал головой, но, поскольку темнота сгустилась, собеседник этого не заметил. Довольно долго они ехали рядом, не произнося ни слова. Всадники очутились на таком участке пути, где зелень по обеим сторонам тропинки становилась все гуще. Здесь когда-то Бофор поджидал Лефора, чтобы расправиться с ним; здесь же Жюли подарила ему свою любовь. Однако в этот вечер флибустьер дал волю своим воспоминаниям, и если всего минутой раньше его мысли занимала только Жюли, то сейчас он думал совсем о другом.
– А шевалье де Мобре? – тем не менее спросил он вдруг. – Что с ним сталось?
– Я только что узнал, что у него не сложились отношения с населением Мартиники. Ее превосходительство назначила его советником – жители потребовали его отставки, в результате чего он купил небольшую плантацию вместе со свайной постройкой в Каз-Пилоте. Однажды бунтовщики вознамерились его схватить и сжечь вместе с хижиной. Но он дал им отпор и заставил отступить…
– Вот уж никогда бы не поверил, что он на такое способен!
– Он даже застрелил одного из нападавших из пистолета, грохнувшего, как мне рассказывали, под стать мортире, а голова у жертвы разлетелась, словно пороховой погреб.
– Ого!
– Наконец он вернулся в Каз-Пилот, в то время как генеральшу брали в плен. А он успел сесть на иностранное судно, которое зашло на Мартинику исключительно ради него…
Пришел черед флибустьера покачать головой:
– Я вот думаю, почему генеральша увлеклась таким котом! Я не раз ей говорил, что он предатель, что именно он передал эскадре коммодора Пенна планы защиты Сен-Пьера! Черт побери! Она ни за что не хотела меня слушать!
– Всему виной этот человек!
* * *Мари вытянулась на банкетке, подложив под голову диванную подушку. Капитан Лагарен, устроившийся напротив в низком кресле, внимательно ее разглядывал и видел, что она побледнела, исхудала. Из-за недавних слез, слез радости, вокруг ее прекрасных светлых глаз появились красные круги. Дыхание у Мари было сбивчивое, но капитан с удовлетворением про себя отметил, что она постепенно приходит в себя.
На втором этаже отворилась дверь, и Мари обернулась.
– Думаю, малыш Жак наконец лег. Ах, капитан! В последнее время на мою долю выпало немало волнений, как вы, вероятно, догадываетесь, но самой большой заботой был для меня сын. Только в разлуке я по-настоящему осознала, насколько мне дорог этот мальчик! Как я могла пренебрегать им самим, помышляя лишь о его будущем! Как я забыла о материнском долге!
– Мадам! – отозвался Лагарен. – Вы на себя наговариваете… Заботясь о будущем Жака д'Энамбюка, блюдя его права, вы тем самым исполняли свой материнский долг. Именно поэтому вы много страдали, а когда мальчик вырастет, надеюсь, он оценит вашу самоотверженность.
Мари улыбнулась капитану и заметила:
– Вы очень добры, Лагарен! Я многим вам обязана! Мне, между прочим, известно, что вы хотели бы присутствовать при въезде Лефора в Сен-Пьер, однако согласились остаться со мной, потому что я боялась одиночества… Спасибо. Сефиза и Клематита скоро приготовят поесть, мы отужинаем вместе. Может быть, капитан Лефор нас навестит?.. Моя кузина Луиза, – помолчав, продолжала она, – тоже выказала мне свою преданность в эти трудные для меня времена. Она занималась детьми, она даже сумела дать отпор негодяям, вознамерившимся выгнать ее из замка! Бог мой! Что бы с ними со всеми сталось, и с ней и с детьми, если бы их отсюда выгнали?
