Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи

через полузасыпанные землей узкие бойницы в самом низу угловой башни, которые еще можно было рассмотреть снаружи.

— Я тебя не оставлю, Роже, — пообещал он. — Пожалуйста, полежи спокойно!

Жюстен подумывал о том, чтобы по лестнице подняться к люку на сводчатом потолке. Люку, ведущему в винный погреб. Он, разумеется, заперт, но можно постучать, покричать…

«Старик Леандр и Ортанс — на моей стороне, — сказал он себе. — Да и остальные вряд ли исполняют приказы Лароша после того, что я рассказал.

Кто-нибудь откроет люк, и мы отвезем Роже в больницу. Может, остальная прислуга и не знает, что беднягу бросили умирать в караульной!»

Пальцы конюха внезапно разжались, и Жюстен увидел, что голова его безвольно поникла. Сердце словно бы сжала ледяная рука.

— Роже! Дружище, держись! Тебе нельзя умирать! — запинаясь, забормотал он. — Господи, умоляю! Спаси его!

Жюстен тихо заплакал. В своем отчаянии он искал утешения, представляя прекрасное лицо Элизабет, ее нежный голос, улыбку, сияющие голубые глаза…

— Принцесса моя, помоги! — в безысходности шептал он.

Дакота-билдинг, в тот же день, вскоре после полудня

Элизабет осторожно притворила дверь в детскую, где Антонэн только что уснул: уложить его спать днем было нелегко. Однако доктор Фостер настоятельно рекомендовал мальчику больше отдыхать, потому что он только-только начал поправляться.

— Ты все-таки его убаюкала, Лисбет? — тихонько спросила у нее Норма, которая как раз вышла из кладовой для столового и постельного белья, располагавшейся через стенку.

— Я ему читала. К концу сказки он заснул.

— Вы очень бледная.

— Не знаю, со мной с утра творится что-то странное. Мне грустно, на душе какая-то тяжесть.

— Нужно было сказать доктору! Пускай бы зашел после той, другой консультации.

— Честно говоря, не хотелось бы снова с ним встречаться. Норма, его медоточивые речи и влюбленные взгляды раздражают. Хотя сегодня меня нервирует все!

— Мне очень жаль.

Домоправительница улыбнулась и кивнула, давая понять, что уходит, после чего понесла стопку салфеток в кухню. Элизабет же какое-то время ходила взад-вперед по коридору, силясь унять мучительное для нее нервное напряжение.

— Сил нет терпеть! — тихонько проговорила она наконец. — Господи, почему так болит сердце? Почему мне хочется плакать? Я уверена, это из-за Жюстена! Ему плохо. Но почему? В Шаранте сейчас уже должна быть ночь. А может, я просто по нему скучаю? А он — по мне?

Молодая женщина остановилась, прижалась лбом к тисненым обоям оттенка старого золота. Душой она рвалась к Жюстену, представляя его лицо, бархатные черные глаза, обаятельную улыбку. От предчувствия беды, страшной и неминуемой, у нее сжалось сердце.

«Ему очень плохо, он несчастен! Я это точно знаю! — в отчаянии думала она. — Боже мой! Нельзя было отпускать его!»

С трудом сдерживая слезы, Элизабет пошла в свою комнату. Выхватила из шкатулки оловянного солдатика, сжала в кулаке.

— Держись, любовь моя! Будь сильным! — тихо, но со всей страстью своего сердца прошептала она.

Через десять минут Элизабет вошла в гостиную, где Мейбл, сидя на софе, вышивала столовую салфетку. В руке молодая женщина держала шляпку итальянской соломки. На ней была белая блуза и длинная льняная бежевая юбка.

— Ма, я ненадолго выйду! Я сказала Антонэну, что буду дома, когда он проснется, но придется нарушить слово. Можешь посидеть с ним сегодня вечером?

— Лисбет, конечно могу! Я никогда не отказывала в такой просьбе. Что с тобой, милая? Ты выглядишь нездоровой.

— Меня мучит тревога, но я не пойму почему. Хочу прогуляться, подышать воздухом. Съезжу к Бонни, мы не виделись со дня моей помолвки. Маленький Уильям вполне мог заразиться от Антонэна.

— Если так, не лучше ли ей просто позвонить?

— Лучше я схожу, ма. Не беспокойся, обратно приеду на такси. Деньги я взяла.

— Но я не могу не волноваться! — посетовала Мейбл. — Ты очень расстроена, я же вижу.

— Поговорим об этом потом. Спасибо, ма!

На улице Элизабет сразу задышалось легче, однако чувство непонятной тревоги и даже отчаяния не проходило. Пришлось пройти довольно большое расстояние, прежде чем спокойствие к ней вернулось. Но тут вспомнился недавний кошмар.

«Я не могу этому помешать, и, если задуматься, это меня не касается. Но там был и дядя Жан, — размышляла она. — Господи, если случится новая беда, я себе не прощу, что так с ним и не помирилась!»

Чтобы не терять время, она решила сесть на трамвай и вскоре уже выходила на остановке, откуда до бакалейного магазина Дюкенов было рукой подать. Яркая охра кирпичных фасадов, подсвеченных солнцем, контрастировала с чистейшей голубизной неба.

Мужчины были на работе, в то время как их жены, подперев рукой подбородок, смотрели из окон на игравших на улице детишек. Элизабет пришлось обойти трех мальчиков, игравших в шарики и что-то не поделивших. Легко было представить, как подросший Уильям в коротких штанишках вот так же сидит на тротуаре…

Бонни увидела ее через витрину и с радостным восклицанием побежала открывать, бросив кассу.

— Лисбет, вот радость! Хорошо, что ты пришла!

Женщины нежно обнялись. В магазинчике было пусто, и из подсобки тоже не доносилось ни звука.

— Уильям, наверное, спит? — спросила Элизабет. — Бонни, прости, нужно было тебе позвонить! Это мой недочет. Антонэн заболел — сильный жар, красная сыпь по телу. Болезнь называется краснуха, и некоторые доктора считают ее заразной. Я ужасно злюсь на себя из-за того, что не догадалась тебя предупредить.

— Краснуха? Никогда про такую болезнь не слышала. Уильям чувствует себя прекрасно, не беспокойся. Дочка моей соседки присматривает за ним два дня в неделю за скромную плату, так что теперь мне спокойнее.

— Вот и замечательно! А где дядюшка Жан?

— Поехал в доки за товаром, на велосипеде. Мы купили специальный прицеп. Милая, даже странно, что ты о нем спрашиваешь. Вы же вроде бы в ссоре?

— Да, Бонни, и такое положение вещей мне надоело.

— Подождешь минутку? Я сейчас заварю чай, и поговорим. Поставщик привез чудесный чай! Пойду закрою входную дверь. Клиентов в это время все равно мало.

Элизабет было очень уютно в подсобке магазина, и китайский чай пах чудесно. Она с удовольствием всматривалась в кукольное личико своей милой Бонни, которая улыбалась ей с нежностью, гордая тем, что может угостить подругу доставленным из Лондона имбирным печеньем.

— Нужно бывать у тебя почаще, Бонни, — сказала Элизабет извиняющимся тоном. — Но в последние дни столько всего случилось! Неожиданный приезд Жюстена выбил меня из колеи. Надо же! В день моей помолвки!

— Я так и подумала, моя хорошая. Когда ты вернулась за стол, у тебя был такой вид… Мне стало как-то не по себе. Значит, ваша любовная история —