Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

мою сторону. — Сенат Саллиды обеспокоен участившимися пиратскими нападениями у островов Дескари и у Суэльского архипелага. Он постановил усилить патрули в южной и западной акватории полуострова. С этой целью сенаторов всех городов Саллиды призвали отказаться от жалованья на несколько месяцев, чтобы объединить усилия и укрепить флот, изрядно потрепанный в стычках с Халиссинией. Семье Адальяро оказана немалая честь, — Диего раздраженно скрипнул зубами. — Наша лесопилка в ближайшее время будет работать на государственный заказ по строительству военных судов. Издержки нам, разумеется, компенсируют, но не сразу.

В раздумьях я прикусила губу. Мне даже в голову не могло прийти, что Адальяро могут испытывать трудности в средствах.

— А почему Сенат Саллиды принял такое странное решение? Почему нельзя построить флот за счет государственной казны?

— Казна почти пуста: оборона приграничья и борьба с контрабандистами требует немалых средств, — Диего нервно побарабанил по столу пальцами. — Налоги растут, а с ним растет и недовольство граждан, сенаторы опасаются бунта. Мы не можем повышать взносы на содержание армии бесконечно.

— Как только мы продадим урожай хлопка, все должно наладиться, — с деланным спокойствием произнесла Изабель. — Хорхе буквально зубами выдрал подходящий корабль, который уходит в Аверленд до начала штормов. И нам нужны руки. Много рук.

Ее слова заставили меня задуматься. Первым бессознательным порывом было отдать свои личные деньги на нужды поместья: у меня еще оставалось немного дядиного золота и несколько монет с прошлых выигрышей. Правда, я собиралась сама найти им применение. Например, стоило бы посетить модистку и заказать ей пару-другую платьев более скромного фасона. Мне не хотелось делать это за счет мужа и свекрови. Кроме того, деньги могут понадобиться Джаю. Вдруг случится чудо, и мне позволят выкупить для него этого Аро? Поэтому, сдержав приступ великодушия, я благоразумно промолчала.

После завтрака мы с Изабель проводили Диего до ворот. Когда карета скрылась за поворотом дороги, я собиралась вернуться к себе, но свекровь неожиданно предложила:

— Мне кажется, тебя тяготит одиночество. Мы с Хорхе хотим сегодня объехать хлопковые плантации. Если хочешь, присоединяйся к нам — сама посмотришь, как идут дела, а то и поможешь.

Первым желанием было отказаться: если Изабель я еще худо-бедно могла терпеть, то Хорхе вызывал во мне омерзение. Однако слова отказа так и не сорвались с моих губ.

Почему, собственно, и нет? Я и так чувствую себя в этом доме совершенно бесполезной, не занимаясь ничем, кроме праздного времяпрепровождения за вышивкой и чтением, в то время как Изабель пытается удержать на плаву благосостояние семьи. Возможно, ей и в самом деле требуются помощники, ведь Хорхе тоже не может уследить за всем сразу. И даже если толку от моего присутствия на плантациях будет чуть, то проявить интерес к делам определенно стоит.

— С удовольствием, — после некоторых колебаний ответила я. — Когда выезжаем?

— Да прямо сейчас, — развела руками Изабель. — Хорхе уже заложил двуколку.

К счастью, в легком экипаже мне не пришлось сидеть слишком близко к неприятному управляющему: он правил двуколкой, а мы с Изабель расположились на обитой мягкой кожей скамье, спрятавшись в тени легкого парусинового навеса. Совсем скоро моему взору предстали обширные хлопковые поля, на которых, согнув спины, трудились рабы. Всю их защиту от палящего солнца составляли просторные одежды из грубого полотна и плетеные широкополые шляпы. Грязные платки закрывали лица почти каждого человека до самых глаз. Я не сразу поняла, зачем, пока не разглядела едва заметные облачка пыли, поднимающейся среди сухих стеблей при каждом движении. Некоторые работники бросали в нашу сторону настороженные взгляды, но большинству, похоже, не было дела до пожаловавших господ: их движения выглядели заученными и монотонными, а глаза —безжизненными и пустыми. Среди рабов я заметила немало детей — некоторые были настолько малы, что, пожалуй, едва научились разговаривать; но и они уже щипали с колючих кустов серовато-белые пушистые комочки. Поглощенная созерцанием рабского труда, я не сразу заметила, что двуколка остановилась и Изабель рядом нет.

— Прошу вас, донна, — вывел меня из оцепенения нетерпеливый голос Хорхе.

Превозмогая брезгливость, я оперлась на предложенную руку и выбралась из двуколки.

— Сколько акров убрано на сегодня? — деловито поинтересовалась Изабель, расправляя над собой легкий зонт и окидывая хозяйским взглядом плантацию.

— Акров двадцать. Может, немногим больше, — прищурившись, на глаз оценил Хорхе. — Эй, ты! Поди сюда.

К управляющему немедленно подбежал немолодой худощавый человек и низко поклонился.

— Как продвигается работа? — без намека на приветствие обратился к нему Хорхе.

— Хорошо, господин, — мужчина еще ниже пригнулся к земле.

— Как очистка? Сколько фунтов уже готово на продажу?

— Около шестидесяти, господин.

— Шестидесяти? — Хорхе нахмурил густые сросшиеся брови. — С двадцати акров должно быть уже все девяносто!

— Простите, господин, — лоб несчастного, что комкал в руках шляпу, едва не касался земли. — Рук не хватает.

— Ах, рук не хватает?! — вскричал вдруг Хорхе и резко стеганул несчастного хлыстом. Мы вздрогнули одновременно: я от неожиданности, а нерадивый работник от боли. Его спина выгнулась, но он не издал ни звука. — Откормили дармоедов! И ты еще называешься смотровым? Ну-ка, веди! Я вас научу работать!

— Как пожелаете, господин, — раболепно поклонился провинившийся мужчина и, ссутулив плечи, поспешил к краю плантации, где я увидела нечто вроде широкого длинного сарая.

К этому месту рабы один за другим сносили холщовые мешки с белым пушистым хлопком. Я раскрыла зонт и последовала за Хорхе и Изабель. После инцидента с хлыстом на душе остался неприятный осадок, и все же мне было любопытно посмотреть на то, как в Саллиде убирают хлопок.

Униженно кланяясь, раб-смотровой привел нас к огромному сараю, служившему и местом сортировки, и амбаром. Бесформенные тюки уже очищенного хлопка громоздились у задней стены, посередине возвышалась гора необработанного мягкого урожая, который сноровисто перебирали ловкие пальцы рабынь.

— Лодыри! — продолжал разоряться Хорхе. — Почему только шестьдесят фунтов?! К сегодняшнему утру должно было быть девяносто!

Я заметила, как при звуке его голоса головы рабынь склонились ниже. Они молчали, но тонкие пальцы, отделяющие белый пух от семян и шелухи, казалось, забегали быстрее.

— Ты знаешь, что такое норма? — Хорхе вновь повернулся к несчастному смотровому и ткнул его концом хлыста под подбородок. — Знаешь, я спрашиваю?

— Знаю, господин.

— Значит, распределяй работу так, чтобы дневная норма была выполнена! Иначе за каждый недополученный фунт твоя шкура отведает удар кнута! А это еще что? — Он вдруг отвлекся, глядя в сторону, и я заметила, что в углу сарая, прислонившись к балке, сидит спиной к нам одинокая девушка. — Почему не со всеми?

Мой язык от страха прилип к небу: я уже знала, что ждет несчастную, которая посмела в разгар