Мир «Искателя», 1998 № 03 - Борис Воробьев

Открывая дверь, я услышал шаги. Я стоял тише, чем мышь, увидевшая кошку, и ждал. По коридору, напевая себе под нос, шла сиделка с продолговатым лицом. Она прошла совсем рядом со мной и увидела бы меня, посмотри в мою сторону. Сиделка открыла дверь на другой стороне коридора и вошла в тускло освещенную комнату. Дверь закрылась.

Я подождал. Благодаря виски дышалось мне теперь гораздо легче. Минута проходила за минутой.

Сестра появилась снова, прошла по всему коридору, вытащила ключ и, прежде чем до меня дошло, что она делает, отперла главный вход. Я увидел, как дверь открылась. Увидел лестничный пролет, который вел туда, где был свет. Я рванулся вперед, но она уже переступила порог и закрыла за собой дверь.

Я решил обследовать комнату, из которой только что вышла сестра. Может, именно там и находится Анона.

Я вытащил плеть, воспротивился искушению отпить из бутылки и пошел по коридору. У дверей я остановился, приложил ухо к филенке и прислушался. Кроме шума ветра и дождя, барабанившего по зарешеченному окну, ничего не услышал. Я бросил взгляд через плечо — из других дверей за мной никто не подсматривал. Коридор казался таким же пустым, как церковь в понедельник пополудни. Я медленно повернул ручку, дверь отворилась, и я увидел комнату, спланированную и обставленную точно так же, как и комната, в которой держали в заточении меня.

Там стояло две койки, одна из них — пустая. На койке напротив меня лежала женщина. Синяя ночная лампа отбрасывала причудливый свет на белую простыню и на белое лицо женщины, светлые волосы разметались по подушке, глаза с озадаченным выражением заблудившегося ребенка изучали потолок.

Я толкнул дверь пошире и мягко прошел в комнату, закрыл дверь и прислонился к ней спиной, гадая, не закричит ли женщина. Обитая резиной дверь успокоила меня, что, если даже и закричит, никто ее не услышит; но она не закричала. Глаза ее продолжали смотреть в потолок, но на щеке задергался какой-то нерв. Я ждал. Спешить особенно было некуда, а мне не хотелось пугать ее.

Очень медленно она перевела взгляд с потолка на стену, потом вниз по стене и задержала его на мне. Мы посмотрели друг на друга. Я сознавал, что едва дышу, а плеть, которую держал в руке, была столь же неуместна, как пулемет на репетиции хора. Я сунул ее обратно в набедренный карман.

Она разглядывала меня — нерв дергался, глаза расширились.

— Привет, — бодро и спокойно сказал я. Мне даже удалось улыбнуться.

Мэллой и его подход к больным: талант, который затаив дыхание будут обсуждать его внуки, если у него когда-либо появятся внуки, что весьма сомнительно.

— Кто вы? — Она не закричала и не попыталась полезть на стену, но нерв продолжал дергаться.

— Я вроде как детектив, — ответил я, надеясь успокоить ее. — Пришел сюда, чтобы вас забрать домой.

Теперь, когда я оказался поближе к ней, я увидел, что зрачки ее голубых глаз крошечные, как головка булавки.

— У меня нет никакой одежды, — сказала она. — У меня ее отобрали.

— Одежду для вас я найду. Как вы себя чувствуете?

— Нормально. — Светлая головка повернулась направо, потом налево. — Но я не могу вспомнить, кто я. Мужчина с белыми волосами сказал мне, что я потеряла память. Он славный, правда?

— Так говорят, — осторожно ответил я. — Но вы ведь хотите поехать домой, правда?

— У меня нет дома. — Она выпростала длинную обнаженную руку и пробежала красивыми пальцами по копне светлых волос. Ее рука скользнула вниз и задержалась на пульсирующем нерве. — Он потерялся, но сестра говорит, что его ищут. Вы его нашли?

— Да. Потому-то я здесь.

Она нахмурилась, подумала о чем-то.

— Значит, вы знаете, кто я? — спросила она наконец.

— Вас зовут Анона Фридлендер, — сказал я. — И вы живете в Сан-Франциско.

— Правда? Я что-то этого не помню. Вы уверены?

Я разглядывал ее руку. Она была испещрена крошечными шрамами. Они долгое время держали ее на наркотиках. Она и сейчас была под дурманом.

— Да, уверен. Вы можете встать с постели?

— Пожалуй, я не хочу, — ответила она. — Я бы скорее поспала…

— Ну что ж, — сказал я ей. — Засыпай. Все равно мы еще не готовы уйти. Немного погодя, когда ты поспишь, мы уйдем.

— У меня нет никакой одежды, или я вам об этом уже говорила? В данный момент на мне ничего нет. Свою ночнушку я бросила в ванну. Сестра была очень злая.

— Вам не надо ни о чем беспокоиться. Все хлопоты я беру на себя. Когда мы будем готовы уйти, я найду вам какую-нибудь одежду.

Тяжелые веки вдруг закрылись и с усилием открылись снова. Палец соскользнул с нерва, который уже не дергался.

— Вы мне нравитесь, — сонно сказала она. — Кто, вы сказали, вы такой?

— Мэллой. Вик Мэллой — вроде как детектив.

— Мэллой. Постараюсь запомнить. У меня очень плохая память. Я, похоже, все забываю. — И снова ее веки стали закрываться. Я стоял над ней, наблюдая. — По-моему, я не в состоянии бодрствовать. — Затем, уже после паузы, когда я подумал, что она уснула, она каким-то далеким голосом сказала: — Она застрелила его, вы знаете. Я была там. Она схватила дробовик и застрелила его. Это было ужасно.

В комнате воцарилась тишина. Она уже спала. То, чем напичкала ее сестра, даровало ей забвение. Возможно, до утра она уже не пробудится. Значит, если я выберусь отсюда, ее придется выносить. Впрочем, еще было время подумать, как это сделать.

Если бы мне пришлось выносить ее, я мог завернуть ее в простыню, но если бы она стала настаивать на том, что пойдет сама, мне пришлось бы подыскивать для нее какую-нибудь одежду.

Я оглядел комнату. Комод стоял напротив изножья кровати. Я принялся выдвигать ящики. Многие из них оказались пустыми, в некоторых лежали полотенца и запасное постельное белье. Никакой одежды.

Тогда я прошел к шкафу, открыл его и заглянул внутрь. Там был халат, шлепанцы и два мягких чемодана, лежавших на верхней полке. Я стащил один из них вниз. На крышке были вытиснены инициалы «А.Ф.». Я снял ремни с чемодана, открыл его. Порывшись в нем, извлек униформу медсестры.

Я сунул руку в боковые карманы чемодана. В одном из них нашел маленький синий ежедневник за 1948 год.

Быстро его пролистал. Записи были короткие и весьма нерегулярные. Несколько раз упоминался «Джек», и я догадался, что это Джек Бретт, дезертировавший с флота, о котором рассказывал мне Миффлин.

24. I. Кино с Джеком. 7.45.

28. I. Обед в «Л’Этуаль». Встреча с Джеком в 6.30.

29. I. Домой на уик-энд.

5. II. Джек возвращается на судно.

Следовал перерыв до 10 марта.