Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год - Кэтрин Л. Мур

попала на записывающее устройство Гриффа по проводу прямо из студии! Она не выходила в эфир!

– Вы правы. Значит, страдают только полихромные программы, вышедшие в эфир. Хорошо, и что это нам дает?

– Ничего, – признал Бербело. – Но, возможно, нам удастся выяснить больше. Идите за мной.

Мы зашли в лифт и спустились на три этажа.

– Не знаю, известно ли вам, но я телеэнтузиаст, – сказал Бербело. – Вот моя лаборатория. Я тешу себя мыслью, что более совершенной нет ни у кого.

Я в этом не сомневался. Никогда в жизни я не видел подобного оснащения. Это был наполовину музей, наполовину мастерская. Здесь находились подлинные исторические модели из каждой эры телевидения, от самых первых механических до новейших атомных устройств с трехмерным изображением. В углу стоял невероятно сложный аппарат, в котором я узнал полихромный передатчик.

– Отлично вышло, не правда ли? – сказал Бербело. – Его прямо здесь собрал один парень, который выиграл нашу стипендию.

Я об этом не подозревал и почувствовал искреннее уважение к этому поразительному человеку.

– Как он работает? – спросил я его.

– Гамильтон, – раздраженно сказал он, – у нас важное дело. Если я начну рассказывать, то проговорю всю ночь. Но если вкратце, то передатчик посылает рассинхронизированные колебания. Окрашивание в приемнике достигается особым смешиванием этих рассинхронизированных колебаний, когда они покидают первое устройство. В результате получается весьма необычный эффект – колеблются сами электромагнитные волны, что приводит к абсолютно новому виду волны, который все еще может приниматься стандартным устройством.

– Понятно, – соврал я. – И какой у вас план?

– Я собираюсь транслировать изображение отсюда в мой загородный дом на севере. До него восемьсот миль, этого должно хватить. Мои сигналы примутся там и автоматически вернутся по проводу. – Он указал на стоящий рядом приемник. – Если между тем, что мы посылаем, и тем, что получаем, будет разница, мы сможем понять причину неисправности.

– А как же Федеральная комиссия? – спросил я. – Что, если… – Мне и самому смешно. – Но просто предположим, что мы услышим такую же брань, как во время трансляции моей «Ракушки»?

Бербело фыркнул.

– Я обо всем позаботился. У трансляции будет заданное направление. Ее не сможет перехватить ни один приемник, кроме моего.

Вот это человек! Он все продумал.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда начинаем.

Бербело включил пару рубильников и уселся перед приемником. Зажегся свет, и с помощью набора кнопок на подлокотнике он расположил фотоэлементы передатчика над приемником и позади него так, чтобы мы могли передавать свое изображение и смотреть передачу, не поворачивая головы. Бербело кивнул мне, я подался вперед и включил приемник.

Бербело взглянул на часы.

– Если все пойдет как надо, то пройдет от десяти минут до получаса прежде, чем начнутся помехи.

Звук его голоса был немного металлическим. Я понял, что он исходит из приемника. По мере того как разогревался телевизор, изображение становилось четче. У меня возникло странное ощущение. Я увидел нас с Бербело сидящими рядом друг с другом, как если бы мы сидели перед зеркалом, только изображение не было перевернуто. Я показал нос сам себе, и мое отражение ответило тем же.

– Осторожнее, юноша, – сказал Бербело. – Если у нас будут такие же помехи, как у других, ваше изображение может это извратить. – Он ухмыльнулся.

– Чертовски верно, – отозвался приемник.

Мы с Бербело вытаращились друг на друга, а потом на экран. Лицо Бербело осталось без изменений, а вот мое ехидно усмехалось. Бербело невозмутимо сверился с часами.

– Восемь сорок шесть, – сказал он. – С каждой трансляцией все меньше. Если так пойдет дальше, скоро изменения будут появляться с самого начала.

– Только если трансляции станут передаваться по расписанию, – ответило изображение Бербело.

Очевидно, оно полностью отделилось от самого Бербело. Я был обескуражен.

Бербело, сидящий рядом со мной, замер.

– Видите? – прошептал он. – Ему нужна минута, чтобы сориентироваться. До тех пор изображение остается моим.

– Что это все значит? – поразился я.

– Смотрите на меня внимательно, – сказал парфюмерный король.

Мы сидели и смотрели во все глаза. И богом клянусь, наши изображения смотрели в ответ. Они наблюдали за нами!

Бербело решился на прямой вопрос.

– Кто вы?

– А на кого мы похожи? – ответил экранный я, и они оба раскатисто рассмеялись.

Изображение Бербело легонько толкнуло локтем мое.

– Вот это мы их напугали, да, дружище? – захихикало оно.

– Прекратите дурачиться! – резко сказал Бербело. К моему удивлению, это сработало.

– Мы ничего такого не хотели, – жалобно сказало мое изображение. – Не ругайтесь. Давайте веселиться. Мне весело.

– Да они точно дети! – сказал я.

– Похоже, вы правы, – сказал Бербело. – Слушайте, – сказал он изображениям, которые сидели надувшись. – Прежде чем мы перейдем к веселью, я хочу, чтобы вы мне рассказали, кто вы такие, как попали в приемник и как вам удалось испортить три предыдущие трансляции?

– Мы сделали плохо? – невинно спросило мое изображение.

Другое захихикало.

– Вот ведь дерзкие негодники, – сказал Бербело мне. – Отвечайте на вопросы, или я отключаю передатчик! – сказал он изображениям.

– Мы скажем! Мы скажем! Пожалуйста, не выключайте! – отчаянно заладили они в один голос.

– Как вы до этого додумались? – прошептал я Бербело.

– Ткнул пальцем в небо, – ответил он. – Видимо, им нравится проникать в трансляции, но получается только с цветными.

– Что вы хотите знать? – спросил экранный Бербело; у него подрагивала губа.

– Кто вы?

– Мы? Мы… я не знаю. У вас нет для нас названия, так как же я вам скажу?

– Где вы?

– Повсюду. Мы на месте не сидим.

Бербело раздраженно поднес руку к выключателю.

– Не надо! Пожалуйста, не надо! Это весело! – завизжало изображение.

– Весело, говорите? – проворчал я. – Тогда выкладывайте все как есть, не то мы вас отключим!

– Пожалуйста, поверьте, – умоляюще проговорил экранный я. – Это правда. Мы повсюду.

– Как вы выглядите? – спросил я. – Покажитесь!

– Мы не можем, – ответило другое изображение, – потому что никак не выглядим. Мы просто… есть, вот и все.

– Мы не отражаем свет, – добавил экранный я.

Мы с Бербело озадаченно переглянулись.

– Либо кто-то нас водит за нос, либо мы наткнулись на нечто совершенно новое и неслыханное.

– Наткнулись-наткнулись, – сказал экранный Бербело. – Мы о вас знаем уже очень давно, с начала ваших времен…

– Да, – подхватил его товарищ. – Мы узнали о вас около двухсот ваших лет назад. Мы чувствовали ваши колебания еще задолго до этого, но не знали, кто вы такие.

– Двести лет… – задумался Бербело. – Тогда появились первые телевизоры на атомной энергии.

– Точно! – с жаром подтвердило мое изображение. – Энергия дотронулась до наших умственных потоков, и мы стали видеть и слышать. Но установить с вами контакт мы смогли только недавно, когда вы послали нам эту дурацкую «Ракушку».

– Так, а вот этого не надо! – сердито сказал я.

Бербело усмехнулся.

– Сколько вас? – спросил он их.

– Один и много. Мы конечны и бесконечны. В вашем понимании мы не имеем ни размера, ни формы. Мы просто… есть.

Мы оставили это без комментариев. Понять это было непросто.

– Как у вас получилось изменить программы? Как вы меняете эту? – спросил Бербело.

– Эти трансляции проходят прямо через наши умственные потоки. Наши мысли меняют их в реальном времени. Раньше это было