Ланцет и Мейстер. Дело № 1: Ведьмин кот - Дана Арнаутова

— С тобой разговор будет особый, — пообещал клирик явно сбледнувшему Гансику и повернулся к сундучку, который только что брякнули перед ним на стол. — Фройляйн Ева-Лотта, подойдите ближе. Это ваш инструментарий? Он в том же состоянии, в каком был взят у вас?

— Здесь не все, — тихо, но твердо сказала Ева-Лотта и развернула открытый ящичек так, чтобы можно было увидеть инструменты.

Под крышкой, в обтянутых мягкой тканью гнездах, располагалось что-то вроде хирургического набора. Специалистом Стас не был, но выглядели тускло блестящие крючки, ложечки и ножницы довольно внушительно. Несколько гнезд в сундучке и правда пустовали.

— Вот здесь щипчики были, — пояснила Ева-Лотта, указывая на пустое гнездо пальцем. — Серебряные, для зубов. Тут — нож особый, чтобы гнойники вскрывать. Тоже серебряный, тонкий такой. А здесь — другие щипчики, чтобы рану зажимать да шить…

Моргенштерн снова устремил взгляд на старосту, и тот затрясся.

— Говорите, инструменты в полном порядке? — уточнил он. Похоже, тихое бешенство герра патермейстера из ледяной фазы перешло в мягкую, даже ласковую, судя по тому, как он говорил. На взгляд Стаса, теперь клирика стоило бояться даже больше. — Чрезвычайно любопытно, кому же мог понадобиться инструментарий ведьмы? Похоже, я ошибался, и в вашей деревне, населенной добрыми богобоязненными жителями, творятся дела, достойные не обычного расследования штатным патермейстером, а полноценного дознания. Да, определенно это так. Что ж, сейчас я напишу вызов и отправлю его курьером в Главный Капитул столицы. Команда дознавателей прибудет… Дня через три-четыре, полагаю. В таких случаях они не медлят, ведь от их рвения может зависеть спасение множества душ. До их прибытия мне придется начать дознание собственными силами. Доподлинно выяснить, кто именно взял хоть одну ложку из дома ведьмы и травинку с ее огорода — а главное, с какой целью? Вдруг это было сделано не из корысти, а из желания заполучить колдовской предмет или зелье? Следует вызвать вашего священника и проверить книги записей причастия. Заодно узнаем, почему в трактире болтают, что святой отец может из личного расположения покрывать преступления старосты…

«Он не верит в то, что сам говорит, — вдруг понял Стас. — То есть нет, он как раз верит, что может это все сделать, но… ему не хочется. Он сам боится того, что может здесь начаться! И потому давит изо всех сил, запугивает этих уродов авторитетом инквизиции! Интересно, что его больше всего возмутило? Издевательства над бедной девчонкой или то, что здесь, получается, ни власти, ни Орден в грош не ставили? Очень интересно, что же взломало ваш панцирь, герр котермейстер, да так, что вы сейчас жидким азотом во все стороны хлестать начнете?»

— Не надо! — тонким плачущим голосом взвыл Гансик, на которого уже как-то и внимание обращать все перестали. — Не надо святого отца! И дознавателей! И дедушка не виноват!‥ Это я, дурень… Герр патермейстер, помилуйте! — И он повалился на колени прямо перед столом, за которым сидел Моргенштерн. — Я ж не со зла! Просто задолжал в трактире! Тетка Берта сказала, что больше не станет наливать! А я посмотрел, щипчики эти да ножик… они ж серебряные! Ну и снес ей, чтобы долг списала!

Стасу нестерпимо захотелось познакомить здешнее общество с фейспалмом. Чтоб хоть как-то выразить всю глубину потрясения и где-то даже восхищения такой беспредельной, всеохватной, клинической тупостью. Щипчики он снес в трактир серебряные! Ой, скотина-а-а-а…

— Щипчики да ножик, — негромко проговорил рядом капитан, поддерживая мысли Стаса слово в слово. — Серебряные. В трактир.

— Собака свинская! — изумленно отозвался ему капрал. — Ведьмины приспособы — в трактир! Да это как вообще… Да это что же такое…

— А что я?! — завопила тетка Берта, на которой скрестились разом несколько дюжин взглядов. — Я откуда знаю, где он эти щипцы проклятые взял? Принес и принес! Может, у матери стянул, а может, еще где нашел. Не мое это дело — разбираться в таких штучках! Я посмотрела, что серебро, да по весу и приняла за долги!

— И где сейчас эти инструменты? — осведомился патермейстер таким тоном, что было ясно — он уже ничему не удивляется.

— Так продала я их! — возмутилась противная тетка. — Мне они в хозяйстве ни к чему, а старый Фогель хорошую цену дал, когда на той неделе к нам заглянул! Он их и унес!

Прежняя тишина рассеялась, народ хоть и боязливо, но загомонил, и все-таки Стас услышал, как тихонько всхлипнула Ева-Лотта.

Услышал это и патермейстер.

— Успокойтесь, фройляйн, — попросил он бесконечно усталым и словно бы виноватым тоном. — Эти… добрые люди возместят вам утраченное полной ценой, так что вы сможете заказать новые инструменты. И уже их никто и никогда не посмеет у вас отнять. Мне… очень жаль, что с вами здесь так обошлись. Конечно, вы получите лицензию. Что касается долгов, то вы сказали, что староста забирал плату за ваш труд. Вы вносили совершенные действия в учетную тетрадь?

Ева-Лотта кивнула.

— А еще он козу у сироты отнял, — мрачно пробасил Йохан Малой, сжимая кулаки с таким видом, что дали бы ему волю… — Герр патермейстер, как же это можно, а?

— Помолчи, — одернул его капитан. — Без тебя разберутся.

— Так точно, — согласился Йохан и с нехорошим интересом принялся присматриваться к Гансику, который от такого внимания стал еще бледнее, пошел красными пятнами и попытался прямо на коленях отползти в сторону. — А сироту обижать — все одно грех! Если Господу вдруг поганца наказать некогда, можем и мы подсобить в таком деле.

— Ваша милость, герр патермейстер! — засуетился староста, отмирая и молитвенно складывая руки перед собой. — Я же не знал… не хотел! И Гансик не со зла… Дурачок он у меня, вот и получилось так нехорошо.

— Дурачка не женить, а учить нужно, — заметил капитан. — Розги в этом деле замечательно помогают!

— Вымоченные… — мечтательно и хищно подсказал капрал.

Герр патермейстер коротко глянул на свою разошедшуюся команду, и разговоры мигом стихли. Даже Стасу захотелось вскочить, вытянуться и взять под козырек, и неважно, что к пустой голове руку не прикладывают. Такой это был взгляд многозначительный.

— Чернильницу с чернилами, — велел патермейстер. — И перо. У меня в седельной сумке, Густав, будьте любезны. — Поморщился и вздохнул куда-то в пространство: —