Адъютант его превосходительства - Игорь Болгарин

Вход в штаб Добровольческой армии охраняли два мраморных льва с грозно разинутыми пастями, отчего казались ненужными вросшие в землю часовые с неподвижно бравыми лицами. А в стороне от входа, в зеленой прохладной тени вольно разросшихся каштанов, стояла садовая скамейка, на которой часами просиживал Юра с раскрытою книгой в руках. Здесь Юре никто не мешал, потому что вряд ли кому взбрело бы в голову прогуливаться по густо разросшемуся саду или сидеть на скамейке под зашторенными окнами штаба. А кроме того, отсюда он мог наблюдать немало интересного: в диковинных автомобилях, откинувшись на мягких сиденьях, подъезжали внушительные генералы; с шиком подкатывали лакированные экипажи, из которых высаживались штатские — богато одетые люди; подкатывали на мотоциклетах запылённые офицеры связи; пробегали адъютанты; сновали вестовые… Интересно было наблюдать за всеми этими людьми, представлять, по какому неотложному делу спешили они сюда. Порой Юра придумывал, что все эти генералы, вестовые, офицеры и просто цивильные — все спешат к нему на доклад, и он волен остановить дивизии или повести их в победный бой…

Просидев на скамейке с самого утра, Юра хотел было пойти обедать, когда к подъезду штаба подкатил, сверкая краской и стёклами фар, длинный «фиат» командующего. Из штаба торопливо вышел чем-то озабоченный Кольцов.

— Павел Андреевич, вы куда? — радостно бросился ему навстречу Юра. Юре показалось, что Кольцов не расслышал его, и ещё громче повторил: — Вы куда?

— По делам, — коротко бросил Кольцов, занятый какими-то своими мыслями.

— Возьмите меня с собой, — заглядывая в глаза Кольцову, попросил Юра и совсем уже жалобно-плаксивым голосом добавил: — Мне скучно здесь, Павел Андреевич! Возьмите, а?

Кольцов посмотрел на часы, внимательно оглядел Юру, на секунду задумался и, вздохнув, произнёс:

— Ладно! Только переоденься! И быстро…

Не скрывая радости, Юра поднялся по лестнице на второй этаж, вбежал в свою комнату и второпях стал натягивать форменные брюки, рубашку. Одеваясь, он, по привычке, стоял у окна и смотрел во двор штаба…

С тех пор как было получено сообщение о приезде военной миссии союзников, во дворе воцарился убыстрённый ритм жизни: больше обыкновенного бегали штабные интенданты, суетились солдаты комендантского взвода, сновала обслуга офицерского собрания. Под навес, где раньше постоянно находилась машина коменданта, теперь сгружали ящики с шампанским, винами, фруктами… Целые штабеля ящиков выстроились и вдоль стены, примыкающей к штабу гостиницы, в верхних этажах которой жили офицеры, а внизу помещалось офицерское собрание — в его залах собирались дать банкет в честь союзников. Принимать их готовились широко и щедро.

Надев куртку, Юра снова бросил взгляд во двор и — даже отшатнулся от неожиданности. Через двор вслед за полковником Щукиным шёл, словно крадучись, странно знакомый человек, одетый в вылинявшую поддёвку. И эту поддёвку, и её владельца с широким оспенным лицам Юра узнал бы даже и через сто лет. Это был ненавистный ему человек, убийца его матери — Мирон Осадчий… Да что же это такое? Ужасное наваждение? Душный, дурной сон? Вцепившись руками в подоконник, Юра смотрел во двор. А Щукин и Мирон остановились, и Мирон, размахивая длинными, нескладными руками, стал что-то подобострастно говорить кину.

«Да как же так?!» — думал Юра, и бессильное отчаяние захлестнуло его сердце: этот человек из страшного Юриного прошлого неотступно следовал за ним…

— Юра, ты готов? — раздался в коридоре приближающийся голос Павла Андреевича. — Ведь я так сегодня и не попаду к Градоначальнику.

Но, увидев мальчика, Кольцов осёкся. Лицо у Юры было бледным — ни кровинки, руки тряслись, он неотрывно смотрел во двор.

— Что с тобой, Юра? — спросил Кольцов и мягко положил ему руку на плечо. От этого прикосновения Юра словно очнулся. Плечи у него неожиданно, как у плачущего, обмякли, и он обернулся к Павлу Андреевичу.

— Ты заболел? — снова участливо спросил Кольцов.

Юра тихо, но внятно ответил, как бы уверяя своего друга:

— Нет-нет!.. Ничего!.. Это я просто задумался… Что-то нашло — и задумался. Поехали, да?

Но и когда они уже в машине ехали по городу, Юра, забившись в угол, был по-прежнему молчалив и нелюдим. Когда к нему с чем-нибудь обращался Кольцов, Юра глядел на него исподлобья и взгляд его был отсутствующим. «Да», «нет» — вот и все. Или просто кивок головой.

Юра лихорадочно думал о Мироне. «Значит, этот человек с приплюснутым носом — не просто бандит, — старался понять Юра. — Он — не просто грабитель. Он давно работает у Щукина. Значит, и тогда, летом, он приходил в Киев по заданию полковника Щукина…»

Автомобиль, плавно покачиваясь на уличных ямах, катился по улице. Юра, подавшись вперёд, плотно сжав губы, пытался разобраться в тех странных загадках, которые предлагала ему жизнь в последнее время. «Как это может быть? — безутешно допрашивал он себя. — Как это может быть, чтобы бандит был вместе с теми, с кем дружил, кого считал своими соратниками мой отец?.. А может, Щукин совсем не знает, что это бандит — ангеловец? Может быть, ему надо сообщить об этом?»

Промелькнули армейские казармы с удивлённо застывшими солдатскими лицами, купола крохотной церквушки, на повороте Юру сильно качнуло, и он уткнулся лицом в аксельбант Кольцова…

«Мне обязательно нужно разобраться в этом», — снова вернулся Юра к мучившему его вопросу. Нет, не стоит говорить Щукину. Ведь один раз он уже сказал об этом Викентию Павловичу, и что вышло? И дядя, и те, кто с ним был, обозлились, даже наказали его, Юру! А этого бандита отпустили…

И тут Юра внезапно решил, если уж все складывается против него, он сам отомстит этому человеку за маму. За себя. И конечно, за всех хороших людей, которых когда-нибудь обидел этот бандит… Он достанет пистолет, подойдёт к нему и в упор выстрелит. Пусть знают, что он умеет мстить. А потом все объяснит Владимиру Зеноновичу. Юра был уверен — он поймёт его. Он — добрый и справедливый. Поймёт — и, конечно, простит.

Но одно плохо: как достать пистолет? Да чтобы был небольшой и меткий, чтобы взял в руку, взвёл курок — и раз! Где добыть такой? У Павла Андреевича? Но тогда его могут наказать за небрежное хранение оружия. А этого Юра не мог допустить даже ради самого необходимого случая. И тут Юру осенило, он даже удивился: как это ему раньше в голову не пришло? Обернувшись к Павлу Андреевичу, он спросил:

— Вот Владимир Зенонович называет меня все время то лейб-гвардией, то юнкером… Скажите, Павел Андреевич, если это он не понарошке, я — военный?