В преддверии бури - Ирэн Рудкевич

субстанция, пропитанная злобой. Чего бы она ни коснулась, куда бы не попала, всё тут же превращалось в осклизлую гниль. Имперских солдат магики, разумеется, прикрыли — пока ряды со щитами держатся, не нарушая строй, не выходя из-под защитного купола, ни одна капля смертоносного дождя не коснётся их. А вот колдуны грокхов своих защищать не стали — то ли не захотели, а то ли попросту не умели.

От криков, донёсшихся с поля боя, зашевелились волосы на голове — столько ужаса и мучений в них было. Грокхи, бросая оружие, в корчах падали на землю — там, где кожи завоевателей коснулись капли ядовитой жижи, вспухали огромные гнойники и тут же лопались, сочась слизью вперемешку с кровью, обнажая мышцы и кости. Доспехи и шлемы никак не защищали от льющейся с небес смерти — капли ловко находили путь через сочленения бронзовых пластин.

Имперцы взорвались радостным кличем, нестройный хор тысяч голосов пронёсся над полем, заглушая вопли умирающих.

Но смертоносное заклятие, пролившись хоть и сильным, но коротким ливнем, уже израсходовало почти всю вложенную в него силу. Всё реже падали капли, всё светлее становилось небо. И вот настал миг, когда тучи исчезли. Дождь, хоть и не уничтожил всех грокхов до единого, но проредил строй захватчиков, точно косой — уцелеть повезло лишь каждому пятому, большинство же застыло на земле грудами гниющей плоти.

«Это вам за всех, кого вы убили», — не удержалась от злорадной мысли я.

Но верные не собирались отступать. Израненные и едва стоящие на ногах, они продолжили атаку с отчаянной яростью людей, которым нечего терять, не обращая внимания на потери, и имперцам, теперь имеющим заметный перевес в числе солдат, всё равно приходилось медленно, но верно отступать, чтоб не сломать строй.

Метатели молний, на удивление быстро расправившиеся с насланными на них големами и, непонятно, как, защитившиеся от огнешаров, более не вмешивались — похоже, сила, накопленная в их жезлах, была вовсе не бесконечной, и её приходилось беречь. А может, они просто не желали опять становиться мишенью имперских магиков, занявшихся остатками войска грокхов.

— Пока жезлы не опустошат, надо ждать, — кусая губы, прошептала я драконьему оборотню. — Слишком опасно под молнии лезть.

Он согласно кивнул и вдруг напрягся, уставившись куда-то вдаль. Проследив за его взглядом, я вздрогнула. Справа, шагах в пятидесяти от места, где мы прятались, из-под сени деревьев выехала крытая телега, запряжённая двумя лошадьми и, набирая ход, стремительно понеслась вниз, к полю боя. Над лошадиными спинами взвились вожжи, возница что-то пронзительно заорал.

— Что он делает, полоумный? — оторопело спросил Влад и прищурился, наблюдая за телегой. — Его же сейчас жезлоносцы прикончат.

— Или магики, — столь же ошарашенно добавила я.

Мгновение мы молча смотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, ударили пятками бока лошадей, пуская их вскачь.

— У-у-у! — восторженно завопил беловолосый, смешно вытянув губы, и со всей силы вцепился пальцами в лошадиную гриву.

Телега успела набрать приличный ход, но верхами догнать её было вовсе не трудно.

— Эгей, почтенный! — крикнул Влад, поравнявшись с нею. — Рядом с нами держись, ежели жизнь дорога!

Крепкий мужик средних лет, восседавший на облучке, бросил на него настороженный взгляд из-под насупленных бровей и, недолго думая, хлестнул лошадей вожжами.

— Н-но! Пошли, залётные мои, пошли-и!

Вопрос, кто мы такие и откуда взялись, он благоразумно оставил на потом.

Влад понёсся вперёд, по широкой дуге огибая долину, ставшую полем боя двух воинств, я следом, ведя в поводу кобылку мага. Замыкала наш импровизированный отряд телега, возница подгонял лошадей, ни жалея ни сил, ни глотки.

«Только бы грокхи не ударили, — взмолилась я про себя, ставя щит. — Имперцы, глядишь, и почуют мою магию, узнают, не примут за врагов. Потом, конечно, придётся и от них как-то удирать — грамоты на чародейство-то у меня нет, — но это потом. Сейчас пусть чуют, хорошо чуют, что мы свои…»

Мольба оказалась ожидаемо напрасной, заметили нас и имперцы, и метатели молний. И, конечно же, и та, и другая сторона посчитали нас противниками.

Первыми, как водится, ударили стихийные магики, но их чары были просты, я, недолго думая, подрубила ничем не защищённые запитывающие каналы, и конструкции развалились сами собой, а некоторые при этом ещё и рикошетом отлетели обратно, наделав переполоху.

«Спасибо, Кайра, — мысленно поблагодарила я каойю, вспомнив, как она показывала ошибки моей неудавшейся конструкции тогда, в последний её урок. — Научила».

Колдуны грокхов оказались противниками посильнее. Заключённая в их жезлах силы была донельзя схожа с той, что встретилась мне почти уже год назад, в Портале под зеркальной башней. Молнии и жгучие голубые искры, скользящие по медным жилам, обёрнутым в гладкие цветные чехлы, отчего-то казались мне порождениями одной природы, одного первоисточника. Но если это действительно так, и искры суть те же молнии, почему они не убили меня тогда?

Долго раздумывать над этим вопросом не вышло. Воздух вокруг загудел, запахло свежестью, точно в преддверии грозы; Поющие обожгли бёдра даже сквозь одежду.

— Сейчас ударят! — крикнула я. — В стороны, в стороны все!

И натянула повод. Буян, вскрикнув почти по-человечески, прянул левее. Громыхнуло, там, где мгновение назад были конские копыта, брызнули дымящиеся комья глины вперемешку с камнями. Ещё несколько молний пали с небес, но лишь бессильно взрыли землю.

Отпустив кобылку мага, я выбросила руку в сторону грокхов и разом спустила все заранее заготовленные конструкции. А перед глазами неожиданно встало видение-воспоминание — собственная ладонь на оголённой медной жиле, разряд, пронзивший руку от кончиков пальцев до плеча. И в ушах словно бы наяву раздался голос Константина:

«Тебе следует научиться использовать все возможности вееров. У них огромный потенциал».

Я снова дёрнула поводья, разворачивая коня.

— Аэр! Куда?! — донеслось до меня, но я уже не слушала. Буян во весь опор мчался вверх по склону холма, прямо на жезлоносцев.

Метатели молний не растерялись, видали они разных храбрецов: и солдат, и магиков, и даже простых крестьян, что предпочитали смерть в бою позорному рабству. Они были уверены — на смерть я и иду. Но они ошибались.

На концах вскинутых высоко вверх жезлов засверкали искры, снова