Вечный зов. Знаменитый роман в одном томе - Анатолий Иванов

Во мраке улицы замаячила фигура, послышались шаги. «Алейников!» — обожгло Семена. Он плотнее прижался спиной к забору. Но в следующее мгновение понял, что не Алейников. Шагающий по улице человек весело насвистывал, а Алейников, мелькнуло, свистеть не будет, серьезный слишком для этого…

Семен затаился под забором, надеясь, что прохожий не заметит его. А если заметит, то побыстрее пройдет мимо. Вечер был темный и глухой, а в селе, после того как прибыли эвакуированные, стало неспокойно.

Поравнявшись с Семеном, человек перестал насвистывать.

— Эй, ты, — сказал он негромко, — чего там жмешься? Или перебрал? А ну-ка, встань!

Семен узнал голос Юрия Савельева. «Смелый…» — подумал он. Понимая, что молчать глупо, встал.

С Юрием он познакомился через неделю или полторы после его приезда. Разгружая на заводской площадке привезенный со станции лес, Семен увидел возле трактора горбоносого парня со светлыми, как и у него самого, волосами.

— Ну-ка, мотай отсюда, а то сейчас бревна посыплются, пришибет! — крикнул Семен.

— А ты, говорят, Семен Савельев? — подошел еще ближе парень и уставился на него зелеными глазами.

— Ну и что? Мотай, говорю.

— А я тоже, Савельев, Юрка. Мы же с тобой двоюродные братья. Директор-то завода мой папаха. Давай знакомиться.

Они тогда пожали друг другу руки, с любопытством оглядели один другого. Юрий опаздывал, потому что вот-вот должна была заступать его смена. На прощанье он кинул Семену, что рад был познакомиться, что как-нибудь они встретятся и поговорят, но встречи до сих пор не вышло. С того времени они виделись мельком раза два-три на той же разгрузочной площадке, и каждый раз Юрий опаздывал на работу, пробегал мимо сломя голову, махая Семену на бегу. «Суматоха какой-то, а не человек, — думал о нем Семен и почему-то заключил: — Такие живут долго, потому что умирать опаздывают».

Оторвавшись от забора, Семен двинулся к Юрию. Тот шевельнулся, стал поудобнее на всякий случай.

— Я это, Семен. Не бойся…

— Хо! — радостно воскликнул Юрий. — А ты что тут делаешь?

— Так, отдыхаю…

— А я думаю: что за тип забор секретаря райкома партии товарища Кружилина обтирает? Сперва думал: теленок, может, или собака. Нет, гляжу, человек.

— Ты, смотрю, не робкий.

Юрий был в сапогах, брюки заправлены чуть навыпуск, легкая тужурка расстегнута. От него попахивало одеколоном. Семену было странно, что Юрий наконец-то никуда не спешит, стоит и спокойно разговаривает.

— Куда же ты направился? — спросил Семен.

— Да так… — усмехнулся Юрий. — Ундина там одна проживает. Роскошная, черт побери. Особенно когда волосы распустит. Ух! — мотнул он даже головой, что-то, видно, вспомнив. — Прямо утонуть можно в этих волосах. Нырнуть, понимаешь, и задохнуться.

Он шагнул чуть в сторону, в полосу падающего из окна электрического света, глянул на часы.

— Заболтался я с тобой! — воскликнул он, заторопился. — А она, ведьма волосатая, точность любит. Слушай, а может, и ты со мной? У нее подруга есть.

— Нет, Юрка. Я тут тоже… жду, понимаешь…

— А-а, ну ясно… Я так и понял… Ладно, побежал. Как-нибудь надо бы встретиться, Семен, поболтать об жизни. Ты заходи как-нибудь к нам. Мы все будем рады — и я, и мать, и отец. Познакомиться надо же, в конце-то концов…

Последние слова он уже выкрикивал, оборачиваясь, на ходу. И побежал, наверстывая упущенное время, исчез в темноте. «Легко вроде живет мой братец», — подумал Семен, однако без осуждения и без неприязни, как-то равнодушно.

Семен вернулся к забору, сел на старое место, раздумывая, что же делать — уйти или дождаться Веру? И пока раздумывал, окно на втором этаже погасло. На улице сразу стало еще темнее. «Так… так… так… — вдруг тревожно, с туповатой болью, застучало в голове. — Интересно, одна Верка выйдет из райкома или с провожатым?»

Скрипнула входная райкомовская дверь, на высоком деревянном крыльце с перилами, которое находилось от Семена прямо через дорогу, кто-то в нерешительности топтался.

— Яков Николаевич? — вполголоса позвала Вера.

«Ага, ага… — еще сильнее застучало в голове у Семена. — Ну вот! Ну вот…»

Мимо райкомовского палисадника кто-то быстро прошагал, почти пробежал. И одновременно застучали вниз по ступенькам крыльца Верины каблучки.

— А я думала, вы уже ждете, — сказала она суховато. — После моего звонка полчаса прошло.

— Извини, Вера, — послышался голос Алейникова. — Когда ты позвонила, у меня одно срочное дело было. Но все-таки я успел его закончить. И вот… Видишь, я бежал, как мальчишка.

— Я уж не знала, что делать — идти домой или в райкоме ночевать. Идемте. Столько сегодня работы было…

И они, переговариваясь вполголоса, ушли.

Семен задумчиво глядел в ту сторону, где затихли голоса Веры и Алейникова. Странно — он чувствовал себя легко и свободно, так же легко, как в тот вечер, когда они договорились с Верой отложить свадьбу до окончания войны.

К Вере Семен не испытывал ни ненависти, ни презрения. Все чувства, которыми он когда-то был полон, заглохли, умерли, будто их выдуло и унесло, как выдувает ветерком из потухшего костра последние струйки дыма. Семен стал веселее и жизнерадостнее, часто, сидя в кабине трактора, что-нибудь мурлыкал под нос. Веру он иногда встречал по дороге с работы или на работу, видел иногда, выходя во двор, ее платок за плетнем, разгораживающим их усадьбы. Он махал ей рукой, весело говорил:

— Привет, привет, Верка…

И проходил мимо или скрывался в доме.

Сперва Вера улыбалась в ответ и тоже махала рукой, потом заметила, видимо, в поведении Семена что-то необычное, насторожилась, в ее продолговатых глазах появилась тревога.

— Семен… Сема? — пыталась она остановить его несколько раз.

— Некогда, Вера… — бросал он, не останавливаясь.

В тот день, когда Колька, ворвавшись с улицы в дом, сообщил, что Андрейка Савельев убежал на фронт, а Димка кинулся на станцию в надежде перехватить еще беглеца, Вера тоже заспешила на вокзал.

Ее появление на станции вызвало раздражение Семена.

— Что тебе? — почти грубо крикнул он.

— Ничего… Помочь хочу поискать…

— А-а, найдешь его теперь…

Они облазили станцию, обшарили вагоны всех составов вдоль и поперек, осмотрели разгрузочные площадки, заглядывая за каждый ящик, за каждый штабель кирпичей, бумажных мешков с цементом, теса. И, уставшие, присели отдохнуть в полупустом здании вокзальчика на почерневшую, до лоска заглаженную деревянную скамью.

— Шустрый малый оказался, — проговорил, журавлем расхаживающий тут же, по вокзальчику, милиционер Аникей Елизаров. — От тоже мне сопляк… Ничего, от милиции не уйдет.

И, сильно вытянув шею из просторного воротника гимнастерки, пошел на перрон.

Вера и Семен сидели на скамье рядом, Семен был хмур.

— Сем… — осторожно сказала Вера, стащила с головы косынку и завернула в нее ладони, чтобы не было видно, как дрожат пальцы. — Я знаю, ты злишься, что Алейников этот… Я-то при чем тут?

— Нашла время! — воскликнул Семен раздраженно.

— Да как мне его найти… более подходящее-то, коли ты все бегаешь от меня?

— Ладно, хватит! — резко проговорил Семен и встал, но Вера уцепилась за него, повисла на плече. — Да ты что! Люди же все-таки…

— Пускай люди… Я не отпущу тебя, Сема… Я расскажу, мне надо рассказать.

— Хорошо, — как-то тихо и зловеще произнес Семен. — Рассказывай. Давно обещала.

Они опять сели. Вера мяла и теребила в руках косынку, будто хотела разодрать ее на клочья.

— Ну… приходил к нам Алейников, сватался… Я-то разве виновата, Семушка? Он давно, оказывается, на меня… Сперва-то как было? Столкнемся где в райкоме — он аж обожгет меня глазищами из-под своих мохнатых бровей. Потом в мою комнатушку повадился. Зайдет и стоит молчком возле окошка. Меня всю обдирает: чего, думаю, надо? И вот — домой заявился. У меня сердце заледенело…

Вера говорила, глотая обрывки слов, на Семена не глядела. Щеки и уши ее горели пунцовым пламенем.

— Ну а дальше… как у вас? — спросил он, смотря на эти пылающие уши.

— Вот именно — как и что дальше? Сказать ему прямо в лицо — ты, мол, что, сдурел, ты же старик почти? Так сказать, да?

— Ну, хоть и так.

— Я боюсь, Сема… — И она вздохнула. — Ей-богу, боюсь. Ведь кто он, Алейников этот? Я помню, как он тогда из Михайловки твоего дядю Ивана увез, как отца Маньки Огородниковой забирал… Я все помню. И когда… когда он провожает меня с работы, я иду ни живая ни мертвая.