Маска времени - Мариус Габриэль

– Но разве сам факт убийства не потрясение для тебя?

– Потрясение. И сейчас мне не хотелось бы говорить об этом, Филипп. Мне нужно время, чтобы все обдумать и понять.

– Хорошо. – Филипп провел ладонью по волосам Анны. – Ты сегодня особенно хороша, как настоящая цыганка. А пламя свечей будто мерцает в твоих глазах. Ты совершенно не похожа на англичанку.

– На одну четверть я, пожалуй, еврейка. Моя мать – наполовину еврейка. Довольно странно, не правда ли, для католички сделать такое открытие?

– Ты чувствуешь себя теперь как-то особенно?

– И даже очень.

– Как это?

– Ты будешь смеяться надо мной.

– Постараюсь не смеяться.

– Ладно… – Анна положила голову на плечо Филиппу, и ее волосы заструились по его груди. – У меня такое ощущение, будто я нащупала свои истинные корни. Учиться мне пришлось в Бостоне по курсу европейской истории, а затем я стала журналистом. Как и всем другим, мне пришлось видеть документальные фильмы о фашизме, читать книги и документы. Но все увиденное и прочитанное будто не касалось меня. Понятно, о чем я говорю? Евреи всегда были какими-то особенными. И не потому, что у меня предубеждение против них, нет. Просто в них была некая таинственность, которую я никак не могла определить для себя. И вдруг все это стало частью моей собственной жизни. Холокост[32]. Ужас. Это часть меня, а я прежде даже не догадывалась. И вдруг мне захотелось узнать больше, несмотря на весь ужас, который вдруг обрушился на меня.

– Но узнать, что твой дед был евреем, не означает полностью поменять свое самосознание, Анна.

– Конечно, но часть еврейской крови что-то перевернула во мне.

– Еврейская кровь? Ты начала говорить, как Геббельс. Ты дочь ирландского католика и такой и останешься до конца своих дней. Анна, ты неожиданно заглянула в старый семейный шкаф и нашла там скелет – вот и все. И после этого ты еще пытаешься убедить меня, что лишена предрассудков?

Анна только расхохоталась в ответ.

– Жестоко, Филипп, но верно. О'кей. Может быть, ты и прав. Но я совершенно искренне говорю обо всем. И мне действительно очень многое еще хочется узнать.

Филипп замолчал на несколько мгновений, а затем продолжил:

– Концентрационный лагерь в Варге – сейчас там мемориальный центр. Он находится недалеко от Риги. Из Стокгольма мы можем долететь туда, а на Стокгольм есть рейс из Лондона. Пока ты не представишь себе, что пережил Джозеф Красновский, ты не поймешь его.

– Да, мне надо там побывать. Поедем, Филипп! – после небольшой паузы заключила Анна.

– Ты уверена, что тебе это необходимо? Ведь ничего подобного тебе еще не приходилось видеть?

– Нет, не приходилось. Но это неважно. Я должна поехать туда. Пожалуйста. Ведь у нас есть два дня перед путешествием в Италию.

– Что ж. Раз хочешь, то давай. Думаю, что прошлое Восточной Европы должно отрезвляюще подействовать на такую молодую, богатую девушку, как ты.

– Но я не избалованная молодая штучка.

– Да? А что тебя окружает здесь, где мы находимся? Лакеи, дворецкие, садовники – ну прямо средневековье!

– Это дом Эвелин, не мои. Уверяю тебя, что ни мне, ни маме никогда не нравилось здесь.

– Но ты пользовалась привилегиями и богатством с самого рождения.

Анна чувствовала, что Филипп решил подразнить ее, и не удержалась, чтобы не ответить колкостью.

– А ты? Личные самолеты и лимузины вряд ли говорят об аскетизме.

– Я сам заработал каждый пенни своего состояния.

– Да и я не ленилась, дорогой. Никогда ничего не выпрашивала ни у матери, ни у Эвелин. Все, что имею, – это заработано мною.

Филипп взял ее за талию и легко повернул, подталкивая к постели. Анна не удержалась и рухнула на нее, успев только сбросить в последний момент туфли, которые с шумом упали на пол.

– Избалованная, высокомерная.

– А ты свинья!

Филипп убрал волосы с лица Анны. Огонь заиграл красными бликами в его глазах:

– Избалованный ребенок. Трахаешься, как богатая, избалованная девчонка, говоришь и сердишься, как избалованный ребенок.

– Все, мое терпение лопнуло! – с сердитым смехом выпалила Анна и принялась молотить кулачками по мускулистой руке Филиппа.

– Хорошо, хорошо, – только и приговаривал он. – Прекрасная игра, дорогуша. А теперь – коктейль или горячая ванна – что выбираешь?

– Чудовище! – Анна понимала, что в его словах есть правда; секс с Филиппом был для нее таким необычным. – Я никогда не занималась этим в ванной. Что ты от меня хочешь? Что-нибудь из «Кама сутры»? Да?

Филипп мягко поиграл ее грудями.

– Тебе не отличить «Кама сутру» от дерби в «Кентукки».

– Так чего же ты хочешь? Чего-нибудь неприличного?

Филипп расхохотался.

– А как ты это себе представляешь?

Анна вздрагивала каждый раз, когда пальцы Филиппа касались ее сосков.

– Не знаю. Думаю, у меня нет достаточного опыта. Ты сам меня научишь.

Филипп нежно поцеловал Анну в губы.

– Мне нечему тебя учить. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

– Тогда на что же ты жалуешься?

– Я и не жалуюсь. Просто сказал, что ты трахаешься, как богатая, избалованная девчонка.

– Ты хочешь сказать, что активен только ты. Но я не знаю, как вести себя с тобой. Когда мы с тобой близки, я не знаю, где я – в аду или раю. А ты разве сам не догадался об этом?

Филипп помолчал. Затем взял край ее свитера и начал стягивать его. Анна подняла руки, чтобы помочь Филиппу. Она тряхнула волосами, и ее груди поднялись как два маленьких вулкана в отблесках огня. Филипп поцеловал каждый сосок.

– Мне нравится, как пахнет твоя кожа – словно солнце и персик.

Желание буквально переполняло Анну.

– О, Филипп, прости, если я не очень хороша с тобой в постели.

– Совсем нет. Ты сводишь меня с ума. Ты похожа на греческую амфору.

Филипп неожиданно замолчал, нащупав рукой черные чулки на резинках и тонкую полоску, едва закрывающую треугольник вьющихся волос.

– Я оделась так для тебя, – прошептала Анна.

– Для меня?

– Это тебе мой рождественский подарок. – Анна вдруг застеснялась. – Тебе не нравится? Ведь мужчинам нравятся чулки на резинках.

– Ммм…

Филипп наклонился и поцеловал шрам на бедре, который остался от удара гаечным ключом. Выглядел он еще ужасно, но доктора сказали, что со временем он исчезнет и станет незаметным. Как сотрется в памяти и сам вечер в Джипсэме.

– Во всяком случае, мой опыт подсказывает мне, что это так, – произнесла Анна, подняв одно колено так, чтобы ноги в чулках соблазнительно потерлись одна о другую.

– Сколько же, дорогая, у тебя было любовников?

– Много.

– Много?

– Да.

– Сколько же?

– Трое.

– Расскажи мне о них, – потребовал Филипп, снимая с Анны чулки.

– Что же ты хочешь знать?

– Расскажи для начала о первом. Кто лишил тебя невинности.

– Что это? Допрос?

– Да, причем инквизиторский. – Филипп обмотал один конец чулка вокруг запястья Анны, а другой привязал к спинке кровати.

– Что ты делаешь? – прошептала Анна.

– Люблю кровати с высокими спинками. Так расскажи мне о своем первом любовнике. Как его звали?

– Ден. Даниель.

Сейчас Анна чувствовала себя необычно, лежа в полной темноте с поднятыми над головой руками. А Филипп между тем снял второй чулок.

– Он работал на киностудии в Белфасте, редактором. У него была жена и двое детей.

– А сколько лет было тебе?

– Немного.

– Кто же кого соблазнил?

– Он меня. Я была еще совсем невинна. Он даже не сказал мне сначала, что женат.

– Ну и как ты чувствовала себя в первый раз?

– Очень хорошо. – Анна нервно засмеялась. – Очень странно, Филипп, исповедоваться тебе, да еще в полной тьме.

– А оргазм ты испытала тогда?

– Не помню.

– Об этом ты должна помнить.

– Думаю, что нет. Я очень нервничала. И он тоже. Представь себе это чувство вины.

– Вины? – Филипп обвязал второй чулок вокруг свободного запястья Анны. – Почему вины?

– Его воспитывали в традициях католической семьи – все ведь случилось в Ирландии. Но эти обстоятельства придали всему особое возбуждение, хотя и убили что-то во мне навсегда. Ведь я впервые спала с мужчиной.

Филипп между тем завязал чулок вокруг запястья другой руки и начал привязывать его к спинке кровати.

– Ну а позднее у тебя были оргазмы?

– Я же здоровая женщина. И ты это прекрасно знаешь. Филипп – это все необычно.

– Расстроена?

– Немного нервничаю.

– Не надо, – спокойно сказал Филипп. – Ты сейчас чертовски сексуальна. – Он коснулся кончиками пальцев губ Анны. – Я привязал тебя слабым узлом. Один хороший рывок – и ты свободна.

Анна попробовала, насколько силен узел.

– Но ты ведь не хочешь освободиться, не правда ли?

Анна расхохоталась:

– Горю желанием узнать, что же произойдет в следующий момент.

Филипп встал и сбросил с себя халат. Анна услышала, как он с шуршанием опустился на пол. Она знала, что ее возлюбленный стоит сейчас перед ней во тьме совершенно голый. Филипп присел рядом на кровать.