Бегство (Ветка Палестины - 3) - Григорий Свирский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Черные жить не дают! Мароккашки разные! - взмыл истошный голос. Поднялась женщина с девочкой на руках. Аккуратненькая девочка. В косичках бантики голубые. Хнычет. Сморило ее. - Нас в Газу сунули, - кричала женщина. - В автобусе моих детей избивают. Того гляди прирежут. И никому нет дела...
- Выкинуть усих черных, вместе с арабчиками, к чертям собачьим! грохнуло с балкона. - Чтоб все по Библии!
Саша поежился: всего наслушался. Но - такого?! Окинул взглядом балкон. "Не из Кальмансонов ли, соколик? Ридны погромщики били, пока не превратили в свое подобие..."
Крик поднялся несусветный.
Эли надрывался ("Шекет! Шекет!") безо всякого успеха. Но -нашелся. Перекричал гвалт:
- Один умный человек говаривал: "Национализм - последняя стадия коммунизма!"
Захохотали. Правда, как-то нервно, иные до слез. Но - стали слушать.
- Все у нас по Торе говорите? ..
- Да что ты всё о Торе талдычишь? Жрать нечего! В Торе об этом не сказано, что ли?!
- Сказано! Черным по белому. "Нет муки - нет Торы. Нет Торы - нет муки".
-Это как понять? - воскликнул тот же голос.
Саша опять вгляделся в переполненный зал. Вихрастый паренек встал со стула. Ждет ответа. Лицо простецкое, круглое, на губах насмешка. Не видел его ни разу.
- "Совок" на стройку не пойдет! - бросил Саша зло. - На стройку пусть ишаки идут или идеалисты, а квартирку - дай!.. Вот как это понять.
Посмеялись негромко, и затихли быстро, без окрика. - ...
-Тора говорит, что государство без морали обречено. Не случайно, наша история - это история разрушения Храмов.
- Да заткнись ты, наконец, со своими Храмами! - проорали с балкона. Обрыдли кипастые!
Саша то и дело посматривал на шумевший балкон. Похоже, там шли свои бои-дискуссии.
- Это нонсенс! - Голос его стал жестким, непримиримым. -Нигде на земле нет сейчас ненависти к "кипастым", к черным шляпам, только в Израиле. Что мы, вашу жизнь заели?! А, может, "кипастые" здесь громоотвод? "Память" в России валит все беды на евреев, израильские евреи - на "кипастых". - Саша помолчал недовольно.
Старик Капуста подумал, что Саша потерял мысль. У него самого это бывало частенько. Вскочил со стула.
- Ты про колодцы начал, Сашок! - Он подался вперед, - весь любопытство, спросил:
- Так что ты тут увидел, на дне колодца?
- Что увидел? Скажу, хотя профессор Шор уже говорил об этом. Ленинскую бесчеловечность, вот что увидел на самом дне. Она документирована... с первых шагов государства. Из бездны свидетельств я выбрал вот это:
Письмо Еврейского Агентства или, что то же, Сохнута главному раввину Словакии рабби Вэйссмэндлу. Рабби оказался в немецкой оккупации... вместе со всей Словакией... Сообщил, что у него есть возможность спасти от уничтожения двадцать пять тысяч евреев, застрявших в оккупированной стране. Их можно выкупить. И получил официальный ответ. Правда, "зашифрованный". На иврите латинскими буквами. Спасать не будем! Мотивы таковы: если мы не принесем жертвы, какое у нас будет право создать после войны свое государство. "Только кровь обеспечит нам землю..."
Зал ахнул, зашумел. Саша переждал крики возмущения, продолжил:
- ... В 1942 году - из высоких политических соображений - предали словацких евреев. Не привезли. Через полвека, из тех же высоких соображений, нас - привезли. И тогда не думали о людях. И сейчас не думают о людях...
Эли привстал со своего председательского стула. Огляделся в тревоге. Власти подобных аналогий не терпели. Евсей Трубашник обмолвился о геноциде, взвились, как ведьма на помеле. "Начнется такая свистопляска..." Хотелось выскочить из зала, не присутствовать при сем...
-- Есть в Торе выражение "гемех хасидим". Добрые дела. В сокращении ГМАХ. Создать такие "гмахи" по всей стране. В каждом городе - от "кипастых", как вы говорите, - бесплатный юрист, социальный работник. У них вся информация: где квартира, где работа? Это давно должно было бы сделать государство. Но оно об этом и думать не желает...
- Двадцать лет подряд предлагаем поставить компьютер в Лоде... - подал голос Дов. - Где что находится. До сих пор ставят...
- Революция... по Чехову, - прозвучал из последних рядов иронический возглас. - Теория малых дел... Ковер-самолет. Далеко с вами, кипастыми, не улетишь.
- Убийство евреев на дорогах. И даже на улицах Тель-Авива... Это вас тоже не волнует, что ли? Пересы-Шамиры относятся к этому... как к автомобильным авариям, неизбежным в большом городе. Две строчки в газете, и назавтра забыли. Наше движение забыть этого не позволит... Разве жизнь одного человека - это "малые дела"? ...Ни Кнессету, ни международному "Хьюмен райту" не позволит. - Саша поймал себя на том, что его тяжелый армейский ботинок все время выбивает дробь. Продолжил спокойнее: - "Хьюмен райт" ежегодно дает сведения о нарушении прав арабов. А где же статистика варварских нарушений прав евреев-репатриантов, которых доводят до самоубийства?.. Что? Реально ли это? Да, есть международный опыт.
Американцы рассказали мне, что в Штатах существует "Consumer advacacy". Защита прав потребителя. Оно объединяет миллионы людей. В быту, в ежедневной нашей жизни, какое правительство сравнится с ним, по своему влиянию? По защите рядового человека. Оно может бойкотировать или привлекать к суду воровские банки, магазины, мисрады, где нас обманывают или хамят. Оно заставляет считаться с собой. Безо всяких партий. Только нас, новичков, здесь более пятисот тысяч, не забудем об этом.
Часть зала принялась аплодировать, балкон требовал слова. Эли снова и снова взывал к порядку, стыдил невыдержанных. Саша ждал подчеркнуто спокойно, облокотясь на трибуну, мол, криком ничего не докажете.
- Я не принимаю государства, которое глумление над слабым считает нормальным явлением... Что-что?! Я не анархист!.. Начнем с информационных и юридических "гмахов". С добрых дел. Как иначе объединить олим? Другого пути нет. Объединим, пойдем дальше...
Кто спрашивал, какова истина на дне колодца? Вот она!... Считается, мы, "совки", привычны к тому, что нас обманывают, грабят, шельмуют, стравливают друг с другом. Иного и не знали. Смолчим и здесь, разобщенные, перессорившиеся. Но мы прибыли из другой России. Из другой России! Той, которая, на наших глазах, вышла на улицы и заставила отступить танки. Не забудем об этом!.. Свободная Россия - наша духовная "Эзра"!
Аплодировали яростно, а потом снова двинулись, толкаясь, к трибуне те, кому молчать стало совсем невмоготу; не терпелось людям протестовать, выплакаться... Кто-то воскликнул, что суд не окончен: не было допроса свидетелей. Эту мысль восприняли с энтузиазмом.
- Когда Сашу судили, всю улицу Бен Иегуда доставили в суд! - зашумел народ. - А тут и прорвавшимся на сцену хотят заткнуть рот... Суд без допроса свидетелей - не суд!
Как Дов не отговаривал энтузиастов, решили продолжить судебный процесс на следующий день.
Но Эли был уже у выхода. Вздохнул облегченно, ежась от ночной льдистой прохлады Иерусалима. Стрельнул у прохожего сигарету, задымил. Ждал Дова, попрощаться.
Наконец, Дов появился. Разглядев в полумраке Эли, воскликнул:
- Эли, спешу! Подежурь с полчасика! У тебя свои колеса?.. Ну, бывай!
Эли чертыхнулся и, растерев сигарету подошвой, отравился обратно. Навстречу бежала встревоженная чем-то Руфь, никого не замечая и размахивая объемистой кошелкой -"всехней кормилицей".
- Дов! - крикнула она. Голос напряженный, горячий. - У меня мотор не заводится. Не взглянешь?
Дов уже отъезжал, фары зажег. Затормозил круто, тормоза скрипнули. Вышел из машины, поглядел на разлохмаченную Руфь, протянул весело:
- "Пта-ашка"! Зачем одной семье две машины. Садись в мою.
Руфь вздрогнула от неожиданности и, без промедления, села к Дову. Они умчались, исчезли в набиравшей силу южной ночи, а Эли все еще смотрел вслед со смешанным чувством радости за Руфь, и острой полынной тоски, от которой у него увлажнились глаза. Потом вытер платком руки и лицо, прислушиваясь к возгласам из кинотеатра. Подумал: - Слава Богу, пронесло... И тут увидел своего Ёнчика. Эли как током пронзило: - Ёнчик?! Где ты был так поздно?!..
На лице Ёнчика появилось выражение ужаса. Он бросился назад. Эли за ним. У одной из машин Ёнчика ждал знакомый парень из поселения, с которым, видно, он и приехал. Ёнчик подлетел к парню, схватил его за руку в испуге, словно за ним бежал не дед, а бешеная собака.
Они умчались. Осталась лишь слабая гарь от выхлопа, а Эли все еще не мог придти в себя. "Он был тут?! Не заметил. Темно совсем... Ёнчик один на дороге - ужас!"
Все следующее утро Эли провел в поселении, ждал Ёнчика у школы. Бросился к нему. Протянул к Ёнчику руки, горячо, захлебываясь словами, объяснял, что вчера его назначили адвокатом. Это такая роль. Ты же знаешь! Как в театре. Говоришь не свое, не то, что думаешь, а произносишь роль.
Ёнчик отпрянул, прижимая подмышкой свой голубой рюкзачок, подаренный дедом, и выкрикнул с необычной для него злой яростью:
- Ты!.. Ты хуже отца в сто раз! - И рванулся мимо. Эли догнал его почти у самого дома. - Ты считаешь, что я не прав?!