Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Близость этой молодой красивой женщины, что стояла вплотную, прижимаясь бедром к его плечу, смотрела ему в глаза своими большими, удлиненными, выразительными глазами, сбивала его с толку. Его наполняло влечение к ней, но оно сдерживалось каким-то странным, новым для него чувством, от которого щемило сердце. Она нравилась ему и тогда, две зимы назад – и тогда она была красива, прекрасно одета, держалась с достоинством девы из конунгова дома. Но теперь в ней появилась новая уверенность и внутренняя сила. А Эскиль вдруг ощутил свою усталость как тяжелый груз на плечах. От этого перехода по колено в воде. От зимы, проведенной в дороге. От летнего похода на Дунай – месяца три на веслах, из тех походов, когда мечтаешь: хоть бы убили, чтобы не пришлось еще обратно грести. От похода по Вифинии и битвы при Гераклее. От всей своей жизни с тех пор как покинул отцовский хутор. Упорство, с которым Эскиль все это терпел в надежде на славу, богатство и счастье, вдруг растаяло, а женщина, державшая руки на его плечах и волосах, показалась опорой, единственной надеждой восстановить силы – когда-нибудь, если судьба даст ему передышку. Как будто в ней ему явился проблеск дома – он давным-давно забыл, что такое по-настоящему быть дома.
– Кому вы дали слово? – спросила Хельга, не дождавшись продолжения. – Какое?
– М-м… неважно. – Не настолько еще Эскиль утратил волю, чтобы выболтать тайну, которую на мече поклялся хранить. – Мы решили не ввязываться в войну со Сверкером, а поддержать его, чтобы он поддержал нас. Мы помогли ему подавить мятеж, и он дал нам целый город для постоя и сам нас кормил. Город тот был пустой еще до нас. Один наш парень там под лавкой череп нашел – не знаю чей. А когда растаял лед, Сверкер дал нам лодки. Он их готовит для похода в Греческое море, но этим летом торговли еще не будет, и они ему не очень нужны. Правда, мы должны поделиться с ним добычей.
– Добычей – отсюда?
– Ну да.
– И вы… – Это было самое важное, и Хельга сглотнула. – Вы повернете назад отсюда или пойдете дальше на восток?
Эскиль отвел глаза и посмотрел куда-то мимо ее бока.
– Я пока не знаю. Мы еще не решили. Немного отдохнем… Тогда решим.
Чувствуя, что слишком расслабился, он потянул Хельгу к себе и усадил на колени. Она ахнула, чуть не упав, и заерзала, а Эскиль засмеялся. Хельга сердито фыркнула: сажая ее к себе на колени, он дает понять, что считает ее своей наложницей, но гнев оттесняло удивление – ощущение его близости оказалось очень приятно. Она заметила это с самого начала, как позволила ему себя обнять, – или даже с тех пор как он взял ее за руку на Змеевом камне, – но сейчас, когда она сидела на его коленях, внезапное, совсем неуместное удовольствие залило ее целиком. Чтобы удержать равновесие, она обхватила Эскиля за шею, а он уткнулся лицом ей в горло и жадно втянул ее теплый запах. От прикосновения его бороды к коже она невольно ахнула.
– Что ты делаешь? – Хельга издала восклицание, как неизбежное в таких случаях, так и глупое – все же очевидно. – Подожди. Я еще не все сказала!
– Давай разговаривать потом! – Эскиль, возбужденный ее теплом и запахом, встал, держа ее на весу, повернулся к лежанке и уложил свою добычу на спину. – Успеем еще поговорить!
Он живо упал рядом с Хельгой на сбитое покрывало, примериваясь подмять ее под себя, но Хельга, одолевая испуг, пронизанная дрожью от ощущения чего-то живого и твердого, прижатого к ее бедру, четко сказала прямо в ухо Эскилю:
– Твой обет на сонарбот. Сейчас ты его пролюбишь, а Фрейр все видит!
Она употребила слово, которым воспользовались бы ее братья. Это был тот самый язык, на котором Эскиль думал, и ее мысль дошла до его сознания мгновенно.
Эскиль замер. Потом приподнялся, опираясь на руку, и взглянул на Хельгу сверху вниз – как будто женщина в его объятиях вдруг превратилась в еловое бревно, если не что похуже. Хельга, лежа на спине в позе полной покорности, с раскинутыми руками, поглядела на него снизу вверх. Едва удержалась от желания с нарочитой невинностью похлопать ресницами. Поправила перекосившееся головное покрывало.
Медленно Эскиль еще приподнялся и сел. Хельга тоже села и выразительно поглядела на его башмаки в весенней грязи; Эскиль спустил ноги на пол.
– Что ты об этом знаешь?
Его серые глаза приняли знакомое Хельге непроницаемое выражение, в голосе прозвучала настороженность.
– Мне известно, что однажды ты принес обет на йольском вепре, что женишься на женщине королевского рода, чтобы… ну, чтобы никто не сомневался, что Хроальд конунг, сын Рагнара, и правда был твоим дедом. Ведь это верно – про обет?
– Ну… да.
Как он мог это отрицать, когда свидетелем был Фрейр?
– Если ты не исполнишь обет… сам знаешь, что будет. – Хельга сложила губы в кривоватую ехидную улыбку. – Твоя «гордость Фрейра», – она метнула косой взгляд в нужном направлении, – сделается, как у мыши, и уж точно не составит гордости мужчины. – Она подавила смешок, вообразив эту «гордость», а Эскиль передернулся, глядя куда-то в сторону. – Хоть надень на нее потом золотую гривну – не поможет. А теперь скажи: ты знаешь какую-нибудь другую женщину королевской крови, которая хотя бы подумает о том, чтобы с тобой… поладить?
Эскиль помедлил и тихонько вздохнул. Из женщин королевской крови он знал Сванхейд и ее дочь Альдис, киевскую княгиню Эльгу и кое-кого из ее родственниц, но все они были от него далеки, как звезды в небе. Для них он – один из сотен, тысяч варягов-наемников, никто и звать никак, его славой и добычей их не прельстить. Чтобы от них чего-то ждать, сначала нужно доказать власть над ними, а ведь Хольмгард и Кёнугард – не Видимирь.
– Стало быть, только я, – продолжала Хельга. – Ты в силах меня обесчестить – хоть сейчас, тут некому за меня заступиться. Но, видишь ли, потом, чтобы вернуть мне честь, тебе пришлось бы убить самого себя. А без чести я не помогу тебе исполнить обет – не смогу. Из госпожи королевской крови я превращусь в рабыню королевской крови, и цена мне будет три марки на торге в Бьёрко. Заполучить знатную наложницу-рабыню – это же совсем не то, что вступить в почетный брак со знатной женщиной. Понимаешь… – Хельга едва удержалась, чтобы не добавить «мой маленький».
Эскиль молчал, все еще глядя в сторону и тем выдавая, что ему нечего возразить.
– Подумай, чего ты на самом деле хочешь, – добавила Хельга. – Скоренько удовлетворить свою похоть или исполнить йольский обет? Если ты поступишь необдуманно, то поправить дело будет уже нельзя. Отправляйся тогда в Миклагард – я слышала, у Романа цесаря есть дочери или внучки, можешь попытать счастья с ними.
Это было примерно как совет пойти посвататься к солнцу и луне, что удается только в сказках.
– Ну так что же… – Эскиль наконец перевел взгляд на Хельгу и положил ладонь на ее щиколотку. – Если я… поступлю обдуманно… и не испорчу твою честь… Ты согласишься…
Он вдруг задумался о чем-то более отдаленном, чем сегодняшний день, но и куда более важном. Тот, кто заботится о своей чести и хочет настоящей славы, кладет руку на шкуру йольского вепря и дает обет совершить нечто особенное, требующее напряжения всех сил. Такое, что поставит его выше всех людей. Фрейр принимает этот обет и помогает в его исполнении – но только если сам человек сделает поистине все, что только в его силах. Немало саг начинается с обета на йольском вепре. Эскиль, желая сравняться с самыми прославленными людьми, тоже дал такой обет после того, как вернулся из первого похода на греков, уже в положении вождя варягов. То, что Каменная Хельга – Стейнмэр, как он называл ее две зимы назад – и знала об этом обете, и указывала путь к его исполнению, поразило Эскиля так, как будто перед ним предстала богиня.
А ведь рассказывают, что сама Фрейя часто ходит по земле,
