Танцующая на лепестках лотоса - Джон Шорс

Воисанна тянула Асала за собой наверх, отчаянно работая ногами. Наконец они вылетели на поверхность, на солнечный свет. Он задыхался и закашлялся, когда смог глотнуть воздуха.

Взяв его лицо в свои ладони, она твердила ему, что хватит с него битвы, что теперь они уплывут отсюда. Он не сопротивлялся, и она потянула его за собой подальше от этого безумия, туда, где мерцала под солнцем спокойная вода.

Хотя Сория не была воином, ей было понятно, что сражение достигает своего пика. Казалось, что воины с обеих сторон дерутся с еще большей яростью. Лодки сталкивались и переворачивались, люди продолжали бороться в воде, постоянно раздавались воинственные боевые кличи. Она молилась за Вибола и Борана, но тут заметила стрелу, летящую прямо в Прака. Инстинктивно она заслонила его собой и охнула, когда стрела вонзилась ей в грудь. Боль была немыслимой, но она открыла глаза, чтобы посмотреть, не пострадал ли Прак. С ним все было в порядке, не было видно ни царапины, а лицо не выражало боли.

Захрипев, она опустилась на колени.

— Мама! — крикнул он, опускаясь рядом с ней.

Ее тело содрогалось от обжигающей боли. У нее было ощущение, что в горло ей влили кипящего масла. Она хотела скрыться от боли, найти какое-то прибежище, но каждый вдох причинял ей новые мучения.

— Нет! — пробормотал Прак, двигая пальцами по стреле, пока не коснулся ее груди. — Нет, мама! Этого не может быть! Нет, прошу тебя!

В его голосе звучал ужас, и это переключило ее со своей боли на его боль.

— Это… пустяки.

— Никакие не пустяки! Ты ранена! Я же чувствую — у тебя кровь!

— Моя кровь… это твоя кровь.

— Что ты говоришь? О чем ты?

— Ты… мой сынок. Мой прекрасный мальчик.

— Прекрати!

Она пыталась сосредоточиться, но ей было трудно дышать. Ее как бы окутала полупрозрачная дымка. Она взглянула на солнце, потом на лицо сына.

— Уже… почти не болит, — солгала она.

Он оторвал от своей набедренной повязки кусок ткани и приложил его к месту, откуда торчала стрела, пытаясь остановить кровотечение.

— Что же мне делать? — с отчаянием в голосе спросил он. — Скажи мне, что делать!

— Просто… обними меня. Как я обнимала тебя.

Его губы двигались, но на этот раз она уже не слышала его. Она знала, что времени у нее осталось мало. Что бы она ни сказала ему сейчас, это будет важно, это останется, потому что он пронесет эти ее последние слова через всю свою жизнь.

Поэтому она думала, хотя свет вокруг уже начал меркнуть. Она думала о том, что ему сказать.

Джаявар криком предостерег Асала за мгновение до того, как на него набросился высокий чам. Хотя это предупреждение спасло Асала от первого удара, времени у него оказалось недостаточно, чтобы не позволить противнику столкнуть себя за борт. Джаявар хотел броситься ему на помощь, но перед ним был раненый Индраварман, из бедра его хлестала кровь. Чамский король никогда не был таким уязвимым, как в этот момент.

Подняв саблю, Джаявар отчаянно ринулся вперед, чтобы атаковать Индравармана, прежде чем чамы успеют перегруппироваться и образовать кольцо вокруг своего короля. Кхмерский клинок обрушился вниз, но в самый последний момент был отбит древком секиры Индравармана. Однако Джаявар не отступил и тут же полоснул лезвием Индравармана сбоку. Клинок разрубил кожаные стеганые доспехи и глубоко вошел в плоть. Индраварман взревел от боли. Он со страшной силой взмахнул своей секирой, пытаясь отрубить Джаявару голову, но кхмерский король пригнулся и атаковал вновь, понимая, что от него сейчас зависит судьба его королевства. Резко вскинув саблю вверх, он ударил Индравармана снизу под подбородок. И снова это оказался не смертельный удар, но из раны хлынула кровь, а Индраварман, покачнувшись, отступил назад, стараясь увернуться от кхмерской сабли.

В другой день и сражаясь с другим человеком, Джаявар предложил бы своему сопернику бросить оружие и сдаться. Но только не сегодня, и только не этому сопернику. Поэтому он продолжал напирать, рубить и колоть своей саблей. Секира выпала из ослабевшей руки Индравармана. Последним, отчаянным движением король чамов ударил своим щитом Джаявара в грудь. От удара Джаявар зашатался, однако, сосредоточившись и собрав все силы, рубанул своей саблей так, что ее конец глубоко вошел в плечо Индравармана.

Чам свалился на палубу, безоружный и беззащитный. В какой-то момент показалось, что сейчас его люди ринутся защищать его, но кхмеры отогнали их в новом порыве неистовой ярости. Почувствовав, что их короля ожидает неминуемая гибель, некоторые чамы предпочли не биться насмерть и попрыгали в воду. Оставшиеся перегруппировались и попытались пробиться к своему королю, но Джаявар велел своим людям держать их на расстоянии. Сражение продолжалось. Люди кричали, дрались и гибли. Осознав, что победа близка, кхмеры атаковали с новыми силами и решимостью и вскоре отбросили чамов назад. Вокруг двух королей образовалось свободное пространство, и теперь их схватке ничто не мешало.

Джаявар сделал шаг к Индраварману с саблей наперевес.

— Ты не человек, — сказал он, тяжело дыша. — Ты убил моих детей. И это ставит тебя ниже любого человеческого существа, ниже любого животного. Ты просто жалкое существо из джунглей, которое нужно раздавить.

Индраварман сплюнул кровью.

— И все же я отобрал у тебя твое… и сделал его своим.

— Да, как обычный вор.

— Я король! — взревел Индраварман, пытаясь встать на ноги.

Удивленный таким поведением врага, Джаявар наклонился к нему и приставил острие сабли к его шее.

— И в такой момент твои люди бросили тебя, — сказал он, указывая на чамов, прыгавших за борт и уплывающих подальше. — А настоящих королей люди не бросают.

— Ты слаб, Джаявар. И всегда будешь слаб.

Джаявар покачал головой:

— Я не пойду войной ни на одно королевство, если только оно само не нападет на нас. Возможно, это делает меня слабым в твоих глазах. Но мне все равно. Мой народ будет свободным. А твое правление в Ангкоре будет вспоминаться, как облако пыли на бескрайней синеве неба, и только.

— Мы все пылинки, Джаявар. И боги передувают нас с места на место.

— Если бы ты оставил моих детей в живых, я бы пощадил тебя. И дал бы возможность богам передувать тебя туда, куда им вздумается.

— Твои дети должны были умереть. И ты сам это знаешь.

— Ничего я не знаю, — отозвался Джаявар, закусив губу, и перед его глазами возникли родные лица. — Но они вернулись ко мне, я их чувствую сейчас. Я их ощущаю. А ты к кому отправишься, когда умрешь, человек-пылинка?

Джаявар повернулся к стоявшим рядом кхмерским воинам, окровавленным и уставшим.

— Заберите у него то, что он отобрал у вас.

Кхмеры накинулись на Индравармана, и тот закричал. Он просил о помощи, которая не приходила, а затем молил о пощаде, которой для него не было. В самом конце, когда он мог лишь жалобно стонать, его подняли на руки, чтобы показать чамам, что их король побежден. После этого воины швырнули его в озеро.

Кхмеры, собравшиеся вокруг Джаявара, начали бурно радоваться, ускорив этим окончание битвы. Несколько вражеских командиров на других лодках попытались сплотить оставшихся в живых, но среди них не нашлось такого предводителя, как Индраварман, достаточно авторитетного и уважаемого, который смог бы взять командование на себя. Чамы начали массово прыгать в воду и плыть к лодкам своих соотечественников. Кхмеры давали им уйти, они начали праздновать победу, торжествующе кричали и размахивали флагами. Чамских командиров убивали, не слушая оправданий.

У Джаявара от усталости подгибались колени. Но он заставил себя стоять и теперь обеспокоенно смотрел по сторонам в поисках Аджадеви, единственного человека, который был в состоянии сделать радость победы полной, а саму победу — окончательной.

Боль в груди Сории пошла на убыль, несмотря на то, что перед глазами все расплывалось и свет начал меркнуть. До нее донеслись радостные крики — эхо их победы. Прак держал ее голову у себя на коленях и осторожно укачивал ее, стараясь не шевелить все еще торчащую из ее груди стрелу. Он сказал ей, что чамы отступают. Он плакал, обвиняя себя в том, что ее ранили, потому что, если бы он мог видеть, то наверняка предупредил бы ее об опасности.

— Ты видел… всю свою жизнь, — прошептала она, беря его за руку; тело ее было немощно, но сознание оставалось ясным.

— Но эта стрела… Она должна была попасть в меня. Я…

— Матери… должны умирать раньше своих сыновей.

— Почему?

Она вспомнила, как произвела его на свет, как держала его, прижимая к себе, как улыбалась, когда он жадно сосал ее грудь.

— Потому что мои мечты, мои надежды… они остаются с тобой.

— Нам не нужно было отправляться сюда. Вибол был неправ.