Шахта - Дэвид Джеймс Шоу

нетерпеливо постукивает ногой и думает, что все эти тайные встречи попахивают шпионскими фильмами. На столе перед ней – чашка горячего кофе и газета. Она читает, что произошло в мире, пока длились ее приключения.

Трещина в фасаде за спиной Круза поползла вверх, ее конец затерялся в снежном вихре, скрывавшем верхнюю часть здания. Разрез, начатый им, отважно пытался расколоть весь дом. От него исходило едва уловимое лунное сияние. Чтобы его разглядеть, надо было стоять рядом со зданием. Круз хотел держаться от дома подальше, поэтому так его и не увидел.

С каждым шагом Круз утопал по колено в снегу. Его ботинки вязли в трясине кристаллов, пытавшихся выскоблить глаза, пока те не помутнеют и не ослепнут. Он вытянул свободную руку вперед, словно животное, которое хотело сразиться с силами природы. Круз преодолевал глубокий снег, погружая в него одну ногу и подтягивая вторую. Пчелиный рой ледяных частиц жалил глаза с враждебностью, за которой стояло нечто большее, чем суровый климат.

Все вокруг было погребено под толщей снега, на стандартную глубину кладбищенских могил, плюс еще несколько метров. В качестве страховки от восстания живых мертвецов.

Круз сильно стукнулся рукой о фонарный столб. К нему прикреплен указатель, покрытый коркой льда. Круз был практически уверен, что это угол улиц Кентмор и Гаррисон. Практически уверен.

Каменный столб возвышался как гигантский ледяной сталагмит, похожий на настоящий клык. Круз обнял его и на несколько секунд смог защитить глаза от снега.

Когда он зажмурился, они наполнились слезами и обледенели. Он отодрал корку льда вместе с кожей. Капли свежей крови вокруг глаз моментально превратились в ледышки.

Нужно сесть.

Продолжать путь опасно. В такую метель легко заблудиться в трех метрах от собственного крыльца. При определенных условиях, с учетом индекса охлаждения ветром, температура могла снизиться до пятидесяти пяти градусов ниже нуля. Человек замерзает в считаные минуты. Или тело израсходует всю влагу в попытке согреться. Наступит полное обезвоживание, в то время как пальцы на руках и ногах онемеют под воздействием анестетика обморожения. Ткани закристаллизуются и отомрут, став такого же цвета, как кровоточащие стены здания.

С помощью бритвы Эмилио Круз прорубил углубление в снегу. Платиновое лезвие прорезало корочку, обнажив более мягкие слои. Он слышал, как люди, чтобы переждать шторм в два раза меньшей мощности, в спешке выкапывают маленькие и́глу.

Он сел. Нужно отдохнуть. Он прорезал себе путь из здания. Вот что важно. Метель – лишь досадное неудобство. Все в Чикаго так к ней относились. Небольшая помеха.

Слой кровавой слизи, в которой он вымазался, просачиваясь через трещину в стене, покрылся струпьями. С каждым движением Круз ломал корку льда.

Сначала надо отдохнуть, а потом продолжать биться, несмотря ни на что.

Жаль, что он потерял солдатские жетоны. Без них никто не узнает, кем он был. Неопознанный труп. Бритва Эмилио – слабое утешение, пусть она и спасла ему жизнь.

Какая ирония, думал он.

С момента гибели Чикиты Круз боялся, что бритва Эмилио будет последней вещью, которую он увидит перед смертью.

Он оказался прав. Но больше не боялся.

Круз представлял, что превратится в ничто. Неопознанное нечто. Как вода – прозрачная, чистая, без примесей. Когда наступит весна и снег растает, не останется даже одежды.

Самая мощная метель за последнее десятилетие стихла только утром следующего дня.

Тридцать три

Аманда Роберти посмотрела на метель через овальное окошко на входной двери и поморщилась. Сегодня на почту не пойду, подумала она.

Почта играла большую роль в жизни Аманды. Обычно она дважды в день ходила в почтовое отделение Оквуда. Почтовые работники круглыми сутками сортировали корреспонденцию, складывали ее в мешки и наполняли абонентские ящики. Аманда занималась мониторингом СМИ по почте, и почта ей жизненно необходима.

Единственный минус – с такой работой никакой личной жизни. Другие люди, даже почтальоны, наслаждались благами нормальной жизни.

На крыльце ее дома снег собирался в сугроб. Даже через запертую наружную дверь она чувствовала пульсацию холода, его настойчивое приглашение выйти на улицу и страдать.

Ветка щелкнула в камине за ее спиной. Осенью она собрала сухостой и хворост с заднего двора и сложила под брезент на заднем крыльце. Камин довольно скромный, но облицован яркой плиткой. Он обеспечивал ее крошечную гостиную теплом и светом.

Большую часть пространства на втором этаже занимали пачки с бумагой, определявшие ее работу. Нью-йоркские и чикагские журналы неплохо платили за внимательность и готовность воспользоваться ножницами, когда нужно. Аманда никогда не испытывала недостатка в газетах.

Она спала в спальне на первом этаже. Жила внизу и работала наверху. Она ценила четкое разделение между работой и…

«Какой личной жизнью?» – спросила она себя снова.

Ее собственный призрак, полупрозрачное отражение в овальном окне, помог ей задать этот вопрос.

Карандашом она отодвинула кружевную занавеску на полукруглом дверном окне. Лак на ногтях еще не высох. Ногти идеальной формы, безупречное покрытие – база и лак. У кого еще было время на такой безупречный маникюр? Только у тех, кто не ходит на свидания.

В окне отражался цвет ее глаз – поразительная васильковая голубизна. Круз сразу обратил на них внимание. Аманда уже забыла Круза.

Всего двадцать девять, но уже много седины в ее кудрявых черных волосах. Семейная черта. Все родственники седели к тридцати годам. Младшая сестра, Дженна, полностью поседела в выпускном классе. Ее волосы густые и здоровые, но полностью белые. Дженну иногда звали Джин, Аманду – Эми. Она ненавидела это имя, но оно приклеилось к ней в начальной школе.

Аманда хорошо училась. А Дженна ходила на свидания.

Каждой из них родители купили по дому. Они жили в районе Рассет Ран и рассчитывали, что дочери поселятся неподалеку. Дженна продала свой, как только оформила документы, взяла наличные и сбежала в Колорадо. Время от времени она звонила из Боулдера, Денвера или других городов. Звонки становились все более редкими. Теперь она связывалась с Амандой, только чтобы поздравить ее с днем рождения. Три последние рождественские семейные встречи Дженна пропустила.

Собственный дом олицетворял надежность и стабильность. У нее были свой задний двор, свое крыльцо, своя подъездная дорожка. Она делала идеальный маникюр. Когда ходила на рынок, почту или в гости к родителям, ее одежда всегда выглядела безупречно. До́ма у нее были работа, книги, камин и горячий чай, чтобы согреться. Кабельное телевидение являлось ее окном во внешний мир. Родители подарили его Аманде на Рождество. Когда она купит машину, первый платеж тоже сделает с помощью родителей.

Ей почти тридцать, и