Домашний фронт - Кристин Ханна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всему свое время, — мягко ответил он.
Следующий час она провела в физиотерапевтическом кабинете с Конни, а Майкл составлял вопросы для предстоящих показаний свидетеля.
Джолин обнаружила, что может прыгать. Она не играла в классики с самого детства, но теперь не могла остановиться. Она так часто и громко смеялась, что другие пациенты, наверное, считали ее чокнутой, но ей было все равно.
— Ну вот, Джолин, — сказал Конни в самом конце занятий, — было приятно с вами познакомиться.
У Джолин перехватило горло. Как выразить благодарность человеку, который помог ей пройти весь этот путь? Она подошла к нему, почти не хромая и не чувствуя боли в ноге. — Вы спасли меня, Конни. Без вас…
— Это все вы, солдат. У вас сердце победителя. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Я тоже буду по вас скучать, но все равно не стоит устраивать сцену.
— Я никогда не устраивала сцен. — Глаза Джолин блестели от слез.
— Жизнь меняет нас. С этим не поспоришь.
Джолин смотрела на него и подумала, что Конни чем-то похож на ее боевых товарищей. Главное — совершенное дело, а не благодарность. Она еще раз кивнула, понимая, что ее взгляд сказал все, взяла Майкла за руку и вышла.
На улице их поглотила пелена дождя. И тут Джолин удивила саму себя — пригнула голову, крепче сжала руку Майкла и побежала к машине.
Побежала!
Разумеется, ее движения не были идеальными, нога не гнулась так, как нужно, но Джолин бежала. Сев в машину, она стряхнула капли дождя с волос.
— Когда вы бежите на своей новой ноге, миссис Заркадес, — это очень сексуально.
— Мне все будут завидовать.
Всю дорогу Джолин любовалась новым протезом, приподнимая штанину. И не могла сдержать улыбки.
Майкл притормозил у почтового ящика, забрал почту и поехал по дорожке к дому. В гараже Джолин повернулась к мужу:
— Ты вернешься к ужину?
— Даже раньше. — Он протянул ей почту. — Как только закончится снятие показаний по делу Байера, сразу же домой. Может, поужинаем в ресторане над портом?
— С удовольствием! — Джолин наклонилась, поцеловала его, вышла из машины и вприпрыжку побежала в дом.
Внутри было тихо. Заварив себе чашку чая, она принялась разбирать почту.
И обнаружила еще одно письмо от Сары Мэррин, морского пехотинца, потерявшего ногу в Ираке.
Джолин села за кухонный стол и вскрыла конверт.
Командир!
Я понимаю, почему вы мне не ответили. Вероятно, вам так же паршиво, как мне. Зря я надеялась. Ха!
Я все еще в госпитале Уолтера Рида. Уже думаю о том, что пора перекрасить стены, потому что я тут надолго. Им пришлось ампутировать вторую ногу. Инфекция.
По правде говоря, я сама не знаю, зачем вам это рассказываю.
Как вы? Наверное, это единственное, что мне нужно знать. Врачи говорят, что я снова буду ходить — и даже кататься на коньках, — но я думаю, они мне врут. И мой муж не может достаточно быстро с этим разделаться.
И снова: любые слова мудрости мне очень помогут.
С уважением,
Сара МэрринДжолин долго смотрела на неровные строчки.
Холодным, дождливым днем в середине декабря Джолин и Майкл сели на борт самолета, направлявшегося в Вашингтон, и заняли свои места в третьем ряду.
Майкл откинулся на спинку удобного кресла из синей кожи и пристегнул ремень. Джолин отвернулась от него и стала смотреть в окно, где вокруг самолета суетились техники. По плотно сжатым губам жены Майкл понял, что она вспоминает прежнюю жизнь: службу в армии и ту женщину, которой она была до войны.
Он взял Джолин за руку. В последнее время она редко грустила, но в те минуты, когда меланхолия все же брала верх, Джолин не сопротивлялась. На ее тонком запястье поблескивал браслет часов, которые Майкл подарил ей на день рождения. Они странно контрастировали с простым обручальным колечком. Когда Джолин впервые надела часы, Майкл смутился. Предложил заменить на что-то другое. «Не следовало мне их покупать, — сказал он. — Но тогда я этого не понимал. Нужно было пойти на вечеринку».
«Кто прошлое помянет… — улыбнулась она. — Мы оба теперь другие, — и слава богу».
И это правда. За последний год они оба изменились.
И сильнее всего Джолин. За последние несколько недель она научилась — а вместе с ней и все они — не прятать грусть. Майкл сжал руку жены.
Включились двигатели, и кресла слегка завибрировали. Наверное, Джолин вспоминала, как садилась в кресло пилота, надевала шлем и проверяла системы винтокрылой машины.
Самолет отъехал от посадочного рукава и покатился к взлетной полосе. Потом набрал скорость, приподнялся, и вот они уже в воздухе.
Из иллюминаторов открывался вид на синее небо.
— Я не рассказывала тебе о цветущих сливах? — тихо спросила Джолин. — Мы видели их, когда взлетали с базы. Смотришь вниз и под голубым небом — розовая пена. Очень красиво!
Джолин говорила об этом так легко и радостно, что у него перехватило дыхание.
— Я хочу привести девочек на могилу отца, — помолчав, сказал он.
Она внимательно посмотрела на него.
— Ты ни разу не был там после похорон.
— Думаю, я не единственный член семьи, который боится собственных чувств.
— Точно. — Джолин вздохнула. — Я до сих пор не прочла письмо Тэми.
— Знаю.
Она прислонилась к его плечу.
— Кстати, на прошлой неделе я говорил с Биллом Ломандом.
— Да? — Джолин встрепенулась.
— Хотел приберечь к Рождеству, но поскольку мы тут, в твоей стихии… В общем, я говорил с ним о том, чтобы тебе снова летать. Он не видит причин, по которым с твоей шикарной новой ногой это невозможно. Называл какой-то маленький вертолет — там куча букв и цифр, я забыл. Но Бен готов заниматься с тобой. Когда ты будешь готова. Может, однажды ты сядешь за штурвал вертолета новостного канала. Кто знает?
— Действительно, кто знает? — Она улыбнулась. — Я тебя люблю, Майкл Заркадес.
Теоретически Джолин знала, что Вашингтон, округ Колумбия — это город памятников. Она читала о всевозможных достопримечательностях, посвященных истории страны, но пока сама не ступила на оживленные улицы, не понимала, как эти памятники связаны друг с другом в единое повествование. Куда ни бросишь взгляд — на тонкие полоски покрытой снегом земли, на таблички на скамейках в парке, на мраморные статуи — везде память о прошлом, напоминание. Сам город ее тоже удивил. Джолин ожидала увидеть нечто вроде Нью-Йорка, лес из небоскребов. Но Вашингтон был совсем другим — ни высотных зданий, ни бетонных ущелий, в которых прохожий чувствует себя крохотным и уязвимым.