Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

Летит над мордовскими лесами от городка к городку, от ведуна к ведуну птица сорока. Звери сорочью трескотню хоть и слушают, но верить не торопятся. А люди... Ну как не поверить, если сорока вдруг человечьим голосом заговорит? Или обернётся женщиной, не по-мордовски, но и не по-сарматски одетой и говорящей по-мокшански, хоть и не чисто? Или скажет что-то только ведьме, понимающей звериный да птичий язык? Для зверей — сорочья болтовня, для людей — чудо. А чуда бояться надо, хоть оно от Чам-паза, небесного владыки, хоть от Кереметя. Особенно если от Кереметя. Лучше ведьме заплатить, чтобы истолковала.

А несёт сорока вести страшные. Что идут на лесной край росы — самые злые из сарматов. Лютуют хуже голядских людоедов. У женщин груди отрезают и едят, младенцев живьём жарят. И ведёт тех нелюдей окаянный царь Ардагаст, от которого сами боги отступились. Святые места разоряет, жрецов и ведунов лютой смерти предаёт. А с ним сильный колдун и две ведьмы, и никому их не одолеть, кроме самого Кереметя, что ещё злее их.

Сбил бы кто болтливую птицу, да боязно: вдруг постучит ночью в окно ведьма со стрелой в груди, прорвёт скрюченными пальцами бычий пузырь... И вдруг хоть половина, хоть четверть её трескотни — правда? Вот и выходит: чем больше врёт сорока, тем больше ей верят. А если и не вера, то страх и тревога поселяются в душах людей. Этого сороке и надо.

В глубине мокшанских лесов, над рекой Мокшей, почти у самого её впадения в широкую Оку затаился городок Наровчат. Над его воротами стоит женщина с красивыми, но резкими чертами лица, в кольчуге и остроконечном шлеме. Огненно-рыжие волосы рассыпаны по плечам. Рядом — старейшины и лучшие воины. Все они с удивлением и настороженностью смотрят на стоящий перед воротами конный отряд. Чёрные медвежьи шкуры (и медведей-то таких не бывает), у одного вождя голова медвежья, у другого — ноги. Ещё и ведьма с ними, оберегами увешанная. Не это ли страшные росы? Так нет, одеты не по-сарматски.

   — Да кто вы такие — люди или звери?

   — Мы — Чёрные Медведи, защитники леса, — ответила по-мокшански ведьма. — Вожди наши — братья Медведичи, Шумила и Бурмила. А я — их сестра, колдунья Лаума.

   — Кого же вы тут защищаете и от кого? Сарматов от нас? — Царица вдруг перешла на сарматский. — Не те ли вас послали, кто Горелый городок сжёг? Не пробуйте мне врать — меня не зря зовут Злой Царицей!

В руках женщины, будто из воздуха, появился лук, и миг спустя стрела вонзилась в липовый ствол у самого мохнатого уха Бурмилы.

   — Ясно? Если надо — на всех вас такие стрелы найдутся. И не узнает никто в степи, куда вы в наших лесах подевались.

   — Не пугай лесовиков лесом, царица, — спокойно ответил по-сарматски же Шумила. — Городок сожгли росы. И это только первый их отряд. А следом идёт сам окаянный и безбожный царь Ардагаст Убийца Родичей. Мы пришли защитить от него вашу землю.

   — С сарматами я до сих пор сама справлялась. Со всякими. Если нужно, позову соседние племена. А вы из какого племени и какое вам до нас дело?

   — Среди нас есть северяне, будины, нуры, голядь — все, кого обездолил Убийца Родичей. Ты ещё не знаешь его, царица. Он не просто сарматский царь. Ему мало мехов и зерна, мёда и невольников.

   — Да, — подхватила Лаума. — Он убьёт душу вашего племени. Сожжёт святилища, истребит всех колдунов и ведуний, всех, кто хоть раз был жрецом. И не будет ни мокши, ни эрзи, ни других племён. Все станут росами — рабами росского царя. И не будет у них другой веры, кроме веры царя и его колдунов.

Лаума воздела руки. Голос её был резок и зловещ, словно карканье ворона. «Говорит она или прорицает?» — в страхе думали мокшане. Один из старейшин сказал:

   — Семьдесят семь языков сотворил Чам-паз и семьдесят семь вер — каждому народу свою, как свой особый лист каждому дереву. Менять веру — великий грех.

   — Спаси веру отцов, царица Нарчатка, и все лесные народы будут славить тебя! — вскричала, звеня оберегами, Лаума. — Отеческие боги послали нас: Кереметь, и Хозяйка Леса, и Бог Леса. Они избрали тебя, царица, чтобы победить проклятого Ардагаста.

   — Торопись, другого случая не будет. С ним только сотня воинов, а ещё сотню он вперёд послал. Упустишь лиходея — он придёт в ваши земли со всей своей ордой, а против неё ещё никто не устоял, — сказал Шумила.

   — Убьёшь его — тебе достанется золотая чаша, что жжёт солнечным огнём. Всем врагам страшной будешь, — раззадоривая царицу, добавил Бурмила.

Старейшины и воины нерешительно переглянулись. Об Огненной Чаше знали и здесь. С такой силой тягаться, чуть не с самим Ши-пазом, богом солнца! Но царица, не колеблясь, громко произнесла:

   — Выступаем сегодня же. Выберите жрецов, справьте моление о победе над врагом отеческих богов.

Дружины царицы и Медведичей двинулись вверх по Мокше и Цне, по пути собирая воинов — только конных — со всех городков. И всё же, пока они вышли к водоразделу на старинный путь, не только Андак, но и Ардагаст оказался впереди них. О судьбе Горелого городка Зореславич, обошедший истоки Цны с юга, ничего не знал.

Несколько сот конных сарматов стояли у опушки леса. Где-то за зелёной стеной прятались истоки Суры. А ещё — городки и сёла, священные рощи, всё царство Тюштеня, Сына Грома.

   — Дожили: вместо острого клинка и верного коня полагаемся на ворону и её хозяина, — проворчал Амбазук. — На Тюштеня надо бы бросить всю орду, но тогда роксоланы или аланы разграбят наши кочевья. Если бы эти владыки степи в шелках и золоте знали, что таится и растёт в этих лесах, они бы все свои орды привели, чтобы покончить с лесными царьками.

   — И откуда они взялись, эти царьки? У эрзян даже слова «царь» не было, Тюштеня они величают «инязор» — «великий владыка», — сказал Сорак.

   — Откуда? Из сарматов-полукровок, которых мы же, дураки, принимаем как своих. Ардагаст — ублюдок венеда и Сауасповой сестры. А Тюштень... — Амбазук внезапно замолчал, стиснув кулак.

   — Так кто же он? Все говорят по-разному.

Князь, сделав племяннику знак следовать за собой, отъехал вместе с ним в сторону и заговорил вполголоса, медленно роняя слова, полные неприязни и досады:

   — Тюштень — это позор нашего рода, позор всех сарматов! Он нам родич, хоть и дальний. Больше тридцати лет назад мокшане, эрзяне и мари вдруг собрались и выбрали себе царя, какого-то Прябикасара. А Мазтан ещё и выдал за него свою дочь Арью, хотя к ней сватался твой отец. Красивая была, мерзавка! Лесовики её прозвали Прекрасная Арья. Уархаг собрал большое войско, выманил Мазтана с зятьком в степь и там разметал конеедов, лапотные полчища Прябикасара втоптал в землю, а его самого сбил с коня. Потом пять наших князей разрубили царька, ещё живого, на пять частей — чтобы лесным медведям неповадно было заводить у себя царей. Я был одним из тех пяти! А его вдова долго пряталась среди эрзян и вдруг появилась в степи с мальчишкой, неизвестно от кого прижитым.