Французская волчица — королева Англии. Изабелла - Элисон Уэйр

1 февраля в Венсенне внезапно скончался Карл IV. С его смертью прервалось прямое наследование по мужской линии в доме Капетингов, передававших власть от отца к сыну с 987 года. Но он оставил беременную вдову, и до тех пор, пока ребенок не появится на свет, кузен Карла, Филипп Валуа, взял на себя функции регента Франции.

Мортимер присоединился к Изабелле в Йорке 4 февраля.{1537} Всю следующую неделю регентский совет заседал ежедневно, пытаясь добиться согласия между вельможами{1538}, что было необходимо, поскольку из-за предполагаемого мира с Шотландией страсти накалялись. Перспектива мира не пользовалась популярностью в стране, однако Изабелла и Мортимер были полны решимости добиться своего.

Наконец 1 марта Эдуард III по настоянию матери явился, очень разгневанный, на заседание Парламента в Йорке и при всем честном народе признал независимость Шотландии. После этого было направлено новое посольство для окончательных переговоров с Робертом Брюсом и подписания мира.{1539} В тот же день Хотэм отказался от должности канцлера и весть о смерти Карла IV достигла английского двора. Последнее должно было сильно опечалить Изабеллу, так как у нее больше не осталось братьев, а Карл неизменно оказывал ей поддержку многие годы. Теперь из всех отпрысков Филиппа IV Изабелла оставалась последней — и горе не заслонило от нее тот факт, что ее сын стал теперь ближайшим родственником Карла по мужской линии. Она считала, что если Жанна д'Эвре родит девочку, то французский трон должен перейти к Эдуарду III.

Орлитон снова был в фаворе; королева и Мортимер осознали, что его поддержка слишком ценна, чтобы ее потерять, и в начале марта, после того, как он удовлетворительно разъяснил Парламенту обстоятельства получения им кафедры в Вустере, ему выдали наконец причитающиеся доходы.

В королевстве постепенно все утихало, и Изабелла наконец воспользовалась первой же подвернувшейся возможностью урвать для себя несколько недель с Мортимером. 2 марта король издал указ, чтобы все шерифы оказывали его матери всю возможную помощь во время ее поездки по стране{1540}, и с 3 марта до 21 апреля Изабелла и Мортимер отсутствовали.{1541} Где они побывали, документы не сообщают. В день их отъезда ставленник Мортимера, сэр Джон Малтреверс, был назначен управляющим хозяйства королевы вместо лорда Джона Роса — человека Ланкастера.{1542} Малтреверс выполнял эти обязанности всего одну неделю, а это означает, что его назначение использовали как способ удалить ланкастерцев — еще одна явная трещина в фасаде дружбы между Изабеллой и Ланкастером.

17 марта Роберт I скрепил печатью формальный мирный договор с Англией в Эдинбурге. Несмотря на длительные споры, требования английских лордов, у которых имелись владения в Шотландии, не были учтены, и эти незадачливые господа получили прозвище «ограбленных».

Вдова Карла IV еще не родила, но 28 марта Эдуард III, несомненно, по наущению Изабеллы, но не нуждаясь в одобрении, объявил, что намерен вернуть себе «законное наследство» — корону Франции, на которую он претендовал в силу происхождения своей матери.{1543} И Эдуард, и Изабелла были готовы доказать, что салическое право не воспрещает женщине передать право наследнику, и потому корону следует передать не двоюродному брату покойного короля, а племяннику, поскольку это родство более близкое. Но 8 апреля, после того, как королева Жанна родила дочь, французские пэры собрались в Париже и избрали своим королем Филиппа Валуа. 14 апреля он был объявлен Филиппом VI.

21 апреля Изабелла и Мортимер прибыли в Стэмфорд{1544}, и в тот же день Мортимер отправился дальше в Нортхэмптон{1545}, где тремя днями ранее собрался Парламент. Изабелла была еще в Стэмфорде 26 апреля, и в конце месяца созвала там совет, на котором присутствовал также Мортимер. Затем они вдвоем поехали в Нортхэмптон и до 3 мая уже были там.{1546}

Тем временем Парламент одобрил Нортхэмптонский договор, который Роберт I подписал в Эдинбурге.{1547} По этому договору шотландцы получили все, чего хотели и за что боролись, в первую очередь — право на независимость и признание Роберта Брюса королем. Договор также устранял всякие претензии на английское господство над Шотландией, претензии, выдвигавшиеся почти каждым английским королем со времен Завоевания, и права любых английских лордов на земли в Шотландии. Договор должен был скрепить брак принцессы Джоан с Дэвидом Брюсом. В обмен Брюс, как и обещал, готов был предоставить Англии помощь против всех врагов, кроме французов, и выплатить компенсацию в 20 000 фунтов за ущерб, причиненный его свирепыми набегами на северные области. Договор был нехотя ратифицирован Эдуардом III 4 мая, и на следующий день о мире с Шотландией объявили в Лондоне.{1548}

Поднялся ропот возмущения. Люди называли договор «позорным», считая, что Эдуард III «из-за лукавых советов предателей» коварно лишен наследственных владений в Шотландии.{1549} Молодой король, беспомощный перед решимостью матери и Мортимера, был вне себя от ярости из-за того, что его вынудили согласиться на это унизительное решение и с ужасом сообразил, что, по сути, продал свою сестру{1550} — а Ланкастер замечал, что договор был принят без согласия короля и его народа.{1551} Особенно скорбели «ограбленные».

Король не скрывал, что он яростно противился миру и не хотел даже слышать о договоре, даже прилюдно заявлял, что «королева и Мортимер сами все устроили».{1552} Из-за их наущений он вынужден был отказаться от «королевства Шотландии, за которое предки короля столько потрудились и погибло столько благородных мужей».{1553}

Нортхэмптонский договор в одну ночь уничтожил популярность Изабеллы и Мортимера. Как могли они, спрашивали люди, так много дать человеку, которого большинство англичан считало военным преступником? Пошли даже дичайшие слухи о том, что Мортимер сделал такие уступки шотландцам в обмен на поддержку его стремления сделаться королем Англии.{1554} Хронист из Лэйнеркоста был ближе к истине, утверждая, что Эдуард III, «поддавшись на зловредные уговоры матери и Роджера Мортимера», вынужден был согласиться на этот договор, чтобы осуществить свои намерения относительно Франции.

И все же с точки зрения подлинных интересов страны договор в Нортхэмптоне был большой политической удачей. Он избавил Англию от безнадежной и дорогостоящей войны, принес мир на земли севера. Хотя и король, и большинство его подданных предпочли бы нанести резкий решительный удар и завоевать Шотландию, горький опыт уже не раз показывал, что возможность такого решения мнимая. Правительство не могло позволить себе подобную экстравагантность, поскольку Изабелла с Мортимером так разбрасывались средствами, что казна, унаследованная от Эдуарда II, теперь была практически опустошена. На заседаниях Парламента оба они доказывали, что мир крайне необходим, если предстоит война с Францией.{1555}

Именно Нортхэмптонский договор, а не слухи о соучастии в убийстве Эдуарда II, стоил Изабелле доброго отношения народа и поддержки союзников. У нас практически нет доказательств, что недовольство народа Изабеллой усилилось после смерти или похорон Эдуарда. Разумеется, с осени 1327 года началось некоторое разочарование в ее режиме, но оно было вызвано позорным провалом Уирдэйлской кампании. (О непоследовательность народа: убедиться воочию в невозможности победы над шотландцами — и ругать королеву за то, что она сделала из этого разумные выводы!)

Ясно также и то, что в 1328 году началось все более яростное соперничество между Изабеллой и Ланкастером за влияние на короля и правительство. Несмотря на родство, они никогда не были естественными союзниками и объединились только ради победы над Деспенсерами. Но с момента, когда Изабелла присвоила часть наследства Линкольна, отношения между ними стали быстро ухудшаться. Королева, похоже, из кожи вон лезла, чтобы спровоцировать Ланкастера и подорвать его авторитет — а он, в свою очередь, стал одним из самых суровых ее критиков и охотно вырвал бы власть из ее рук, если б мог.

Дело сэра Роберта Голланда наглядно иллюстрирует ту пропасть, которая постепенно возникала между королевой и Ланкастером. Поначалу бывший доверенным сторонником Томаса Ланкастера, крепко привязанный к нему из-за его богатства и успешности, Роберт Голланд в 1322 году оставил графа и перешел на сторону короля. Новый граф Ланкастер так и не простил ему этого предательства, поскольку уход Голланда лишил Томаса очень важной для него поддержки в Мидленде и непосредственно привел к его поражению.