Патруль Времени (сборник) - Пол Андерсон

– Только глупцы болтают об этом.

– Тогда большинство в племени – болваны. Эдх, я живу среди них, в отличие от тебя, потому что я мужчина и не избран богиней. Люди говорят мне то, что не отважились бы сказать тебе. – Хайдхин шел некоторое время молча, подбирая слова. – Нерха берет слишком много из того, что раньше предназначалось небесным богам. Я согласен, мы с тобой в долгу перед ней, а бруктеры – нет, да и асам мы тоже задолжали. Если мы с ними не помиримся, они отберут у нас победу. Я прочел это по звездам, погоде, полету воронов и бросанию костей. И что с того, если я ошибаюсь? В сердцах людей залег страх. Они могут дрогнуть в битве, и враг одолеет их. Ну, отдал я от твоего имени асам человека, не просто раба, а вождя. Позволь этой новости распространиться, и ты увидишь, как надежда вдохнет новые силы в усталых воинов!

Взгляд Эдх вонзился в него, словно лезвие меча.

– Ха, ты думаешь, одной твоей маленькой жертвы достаточно для них? Знай, пока ты был в отъезде, еще один гонец от Берманда разыскал меня. Его люди поубивали всех пленных и уничтожили Кастра-Ветеру. Они пресытили своих богов.

Копье, крепко зажатое в руке Хайдхина, дрогнуло, прежде чем лицо его стало непроницаемым. Наконец он медленно произнес:

– Я не мог предвидеть такого. Но все равно – это хорошо.

– Нет. Берманд в ярости. Он понимает, что это побудит римлян драться до последнего. А теперь ты лишил меня пленника, который мог стать посредником между нами и римлянами.

Хайдхин стиснул зубы.

– Я не мог знать, – пробормотал он. – Да и какая польза от одного человека?

– И похоже, этим же ты лишил меня возможности общаться с тобой, – продолжала Эдх бесцветным голосом. – Я решила, что ты отправишься в Колонию.

Удивленный, он повернул голову и впился в нее глазами. Высокие скулы, прямой нос, полные губы… Она смотрела вперед, не поворачивая головы.

– Колонию?

– Это тоже было в сообщении Берманда. Из Кастра-Ветеры он идет на Колонию Агриппины. Ему кажется, что они должны сдаться. Но если они услышат о резне – а эта весть достигнет их ушей, – зачем им сдаваться? Почему не драться до последнего, в надежде на избавление, когда нечего терять? Берманд хочет, чтобы я наложила заклятие – иссушающее проклятие Нерхи – на тех, кто нарушит условия сдачи.

Обычная проницательность вернулась к Хайдхину, и он успокоился.

– Хм, так… – Он погладил бороду свободной рукой. – Весть эта здорово встряхнет тех, в Колонии. Они должны знать тебя. Убии – это германцы, хоть и называют себя римлянами. Если твою угрозу громко произнести перед соратниками Берманда, неподалеку от стен, где защитники могут видеть и слышать…

– Кто выполнит эту задачу?

– Ты сама?

– Едва ли.

– Да, правильно, – кивнул он. – Лучше тебе держаться в стороне. Мало кто из бруктеров видел тебя. В легендах больше убедительности, чем в человеке из плоти и крови. – Улыбка его походила на волчий оскал. – Человек из плоти и крови, который должен есть и пить, спать, испражняться, который может заболеть, конечно же, выглядит слабовато.

Голос его сник.

– Я действительно слаба, – прошептала она, склонив голову. – Значит, должна оставаться в одиночестве.

– Так будет вернее, – сказал Хайдхин. – Да. Возвращайся на некоторое время в башню. Дай людям понять, что ты размышляешь, творишь заклинания, призываешь богиню. Я понесу в мир твое слово.

– И я так думала, – распрямившись, выпалила она. – Но после того, что ты сделал, могу ли я тебе доверять?

– Можешь. Я клянусь, – голос Хайдхина на миг прервался, – если тебе недостаточно тех лет, что мы прожили рядом. – Тотчас в нем возобладала гордость. – Ты знаешь, лучшего глашатая у тебя нет. Я больше, чем первый среди твоих последователей, я – вождь. Люди слушаются меня.

Повисло долгое молчание. Они проходили мимо загона, где стоял бык, зверь Тива, с мощными рогами, воздетыми к солнцу. Наконец она спросила:

– Ты передашь мои слова без изменений и будешь следить, чтобы не извратился их смысл?

Старательно подбирая слова, Хайдхин ответил:

– Мне больно, что ты не доверяешь мне, Эдх.

Тогда она взглянула на него. Глаза ее затуманились.

– Все эти годы, дорогой старый друг…

Они остановились тут же, на влажной тропе через заросший травой луг.

– Я стал бы больше чем другом тебе, если б ты только позволила, – произнес он.

– Ты же знаешь, я не могу позволить себе переступить черту. И ты всегда уважал мое решение. Да, отправляйся в Колонию и будь моим вестником.

К Хайдхину вернулась суровость.

– Я отправлюсь и туда, и куда тебе будет угодно послать меня, чтобы служить, не жалея своих сил… Если только ты не велишь мне нарушить ту клятву, что я произнес на берегу Эйна.

– Это… – Краска вспыхнула и погасла на ее лице. – Это было так давно.

– По мне, так я произнес ее вчера. Никакого мира с римлянами. Воевать, пока я жив, а после смерти преследовать их по дороге в ад.

– Найэрда могла бы освободить тебя от этой клятвы.

– Я никогда не смогу освободить себя сам. – Словно тяжелым кузнечным молотом Хайдхин добивал ее. – Или прогоняй меня навсегда, или поклянись, что не будешь требовать от меня мириться с Римом.

Она покачала головой.

– Я не могу сделать этого. Если они предложат нам, нашим соплеменникам, всем нашим народам свободу…

Он обдумал ее слова, прежде чем сдержанно ответить:

– Ну, если будет так, прими от них свободу. Тебе, я думаю, можно.

– Сама Найэрда желает этого. Она ведь не какой-нибудь кровожадный ас.

– Хм, раньше ты говорила другое, – усмехнулся Хайдхин. – Я не жду, что римляне с готовностью откажутся от налогов с западных племен и позволят им уйти прочь. Но если такое случится, тогда я соберу всех, кто захочет следовать за мной, и поведу их сражаться на землях Рима, пока не паду под мечами легионеров.

– Пусть смерть обходит тебя стороной! – воскликнула Эдх.

Он положил руки ей на плечи.

– Поклянись мне, призови Найэрду в свидетели, что будешь проповедовать войну до конца, пока Рим не оставит эти земли или… или, по крайней мере, пока я не умру. Тогда я выполню все, что ты пожелаешь, честное слово, буду даже оставлять в живых захваченных в плен римлян.

– Если таково твое желание, пусть будет так, – вздохнула Эдх. Она отступила от него и уже командным тоном добавила: – Пойдем в святилище в таком случае, отдадим нашу кровь земле, а слова ветрам, чтобы закрепить клятву. Отправишься к Берманду завтра же. Время наступает нам на пятки.

8

Когда-то город назывался Оппитум Убиорум. Город убиев – так называли его римляне. Вообще-то, германцы не строили городов, но убии на левом берегу Рейна находились под сильным влиянием галлов. После покорения их Цезарем они вскоре вошли в состав империи и, в отличие от большинства своих соплеменников, были довольны этим: торговали, учились, открывали для себя внешний мир. В правление Клавдия город стал римской колонией и был назван в честь его жены. Страстно желая латинизации, убии переименовали себя в агриппинцев. Город разрастался. Позже он станет Кельном – Колоном для англичан и французов, – но это в далеком будущем.

А в эти дни площадь под его массивными, римской постройки стенами бурлила. От многочисленных лагерных костров поднимался дым, над кожаными палатками развевались варварские знамена, шкуры и одеяла так и валялись, где их оставили те, кому негде было ночевать. Ржали и стучали копытами лошади. Скот мычал и блеял в загонах, ожидая ножа мясника, отправляющего туши на прокорм армии. Мужчины бесцельно бродили взад и вперед: дикие воины из-за реки, галльский сброд с этой стороны. Поспокойнее вели себя вооруженные йомены[72] из Батавии и их ближайшие соседи, а ветераны Цивилиса и Классика всегда отличались своей дисциплиной. Отдельно кучковались унылые легионеры, которых пригнали сюда из Новезия. По пути они подвергались таким злобным насмешкам, что в конце концов их кавалерия послала всех подальше, отказалась от клятвы верности империи галлов и умчалась на юг под знамена Рима.

Отдельно у реки стояла небольшая группа палаток. Ни один из мятежников не осмеливался приближаться к ним без дела ближе чем на несколько ярдов, а если приближались, то вели себя тихо. Часовые бруктеров несли вахту с четырех сторон, но только как почетная стража. Отпугивал всех ржаной сноп на вершине высокого шеста с привязанными к нему прошлогодними яблоками – сухими и сморщенными – знак Нерхи.

– Откуда ты сам? – спросил Эверард.

Хайдхин уставился на него, затем процедил в ответ:

– Если ты пролагал свой путь сюда с востока, как говоришь, то должен знать. Ангриварии помнят Вел-Эдх, лангобарды, лемовии и остальные – тоже. Разве никто из них ничего не сказал тебе о ней?

– С тех пор прошло много лет.

– Я знаю, что они помнят Вел-Эдх, потому что до нас доходят вести о них через торговцев, путников и воинов, недавно прибывших к Берманду.