Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство - Павел Соболев

отец почти всегда отсутствовал на работе, и потому эмоционально оставался скорее чужим; как указывалось выше, косвенно это подтверждается и тем, что степень одиночества подростков в полных и неполных семьях существенно не различается, то есть эмоционально отец отсутствует в обеих семьях). Это и породило у людей иллюзию, будто лишь один единственный человек был, есть и может быть исключительным объектом привязанности. Эта иллюзия питается ощущениями из детства, когда важным оказывалось внимание одного конкретного человека — матери. Но так как занятая и уставшая от домашних хлопот мать тоже далеко не всегда могла вовремя и адекватно реагировать на ребёнка, то Значимый Другой в его психике постепенно превращался в некий смутный, вечно далёкий идеал, в любви и признании которого он нуждается.

Таким образом, в популярности сентиментального романа (которая никуда не исчезла и по сей день) лишь нашёл своё отражение дефицит Значимых Других в «нуклеаризованном» обществе. Грёзы по "одному Единственному" есть не что иное, как выражение простой тоски по глубоким человеческим отношениям, в условиях индустриализации, урбанизации и «нуклеаризации» ставших редчайшей вещью на планете. Благодаря влиянию сентиментального романа, наслоившегося поверх сформированной в нуклеарной семье психике, избавление ото всякого одиночества отныне стало осмысливаться исключительно в терминах любви между мужчиной и женщиной (что важно, между одним мужчиной и одной женщиной), то есть Значимый Другой сексуализируется, то есть обличается в конкретные категории пола, что и вытеснило такой вековечный феномен, как дружба, на задворки бытия.

Всё замкнулось на романтическом партнёре, на супруге, от которого отныне принято ожидать исцеление душевных травм детства через демонстрацию того, что ты нужен хоть кому-то, что ты вообще имеешь смысл да и вообще существуешь. Хотя в прежние эпохи Значимым Другим мог быть (и был) родитель, кто-то из родственников или друзей — точнее говоря, до нуклеарной семьи Значимых Других было много. В условиях же современной социальной разобщённости даже один Значимый Другой стал большой редкостью. И потому признаком времени стало стремление запихнуть в одного человека все наши чаяния и потребности в любви и принятии, которые прежде люди получали от целой деревни (Джонсон, 2017). Потребность встретить кого-нибудь значимого превращается в потребность встретить только одного — именно так начинает озвучиваться данная глубинная потребность психики в рамках моногамной культуры. Так моногамный концепт окончательно воцаряется в умах людей. Феномен сентиментального романа лишь строго ограничил поиски Значимого Другого, направив его на пару «мужчина-женщина» и отвернув от всех других возможных вариантов. Человек по природе своей нуждается в ориентирах для направления своего движения, и сентиментальный роман как раз выступил таким ориентиром. Почву для поисков подготовила новоявленная нуклеарная семья, а направление задала литература. Но забавным образом всё это только ухудшило ситуацию, поскольку, как тонко заметила Чодороу, это оказалось равносильно складыванию всех эмоциональных яиц в одну корзину.

Психологи согласны с выводами Чодороу: "в 21 веке любовные отношения стали центральными эмоциональными отношениями в жизни большинства людей. Одна из причин — это то, что мы живём во всё большей социальной изоляции" (Джонсон, 2017). "Мы ожидаем, что один человек даст нам всё то, что раньше давала целая деревня, а живём вдвое дольше. Для союза двух человек это задача не из лёгких" (Перель, 2018, с. 32). Как показано, вступление в брак ведёт к резкому ограничению социальных контактов. Отдалившись от друзей и родных, отныне удовлетворения всех своих эмоциональных потребностей супруги ожидают исключительно из одного источника — от своего романтического партнёра. Но статистика последних десятилетий однозначно показывает, что число разводов по всему миру только растёт, а вместе с этим растёт и возраст первого вступления в брак. Всё это говорит о двух вещах:

1. Один человек попросту неспособен удовлетворить все эмоциональные потребности другого.

2. Люди в массе своей начинают это понимать.

Вот она, связь между «нуклеаризацией» и одновременным ростом разводов. Пропагандируемые современной культурой ожидания от супруга как единственного Значимого Другого в реальности оказываются гипертрофированными и не оправдываются. Идея о том, что пресловутый "один Единственный", как манна небесная, однажды возникший в нашей жизни, резко всё изменит, поможет излечить детские травмы и сделает счастливыми, уже много десятилетий показывает свою несостоятельность. Сформировавшаяся недавно моногамная психология вынуждает людей играть в русскую рулетку — пойти ва-банк и поставить всё на одного. И, как правило, ставка эта прогорает — около 50–60 % браков распадается (но из этого совершенно не следует, что из сохранившихся 40 % все браки можно считать удачными — многие просто бояться развода по целому ряду причин).

Психотерапевт Эстер Перель пишет: "Человеческое воображение воздвигло новый Олимп. Наделяя своего партнёра божественными чертами, мы ожидаем, что он поможет нам возвыситься над мирской суетой" (Перель, 2018, с. 72). Гипертрофированные ожидания от брачного партнёра — совсем новое веяние, ему чуть больше века, но почти все сейчас безоговорочно верят, что это работает, что так и должно быть, и даже что "это естественно". Эти верования породили прибыльный институт семейной психотерапии и им же успешно поддерживаются, когда психотерапевт с серьёзной миной пытается «исправить» людей и научить их делать то, чего человек исторически никогда не делал — не образовывал пару.

Социолог Белла ДеПауло остроумно сравнивает современные представления о брачном партнёре со смартфоном, "который фотографирует, отправляет электронные письма, записывает сообщения, получает факсы и, помимо прочего, функционирует и как собственно телефон. Когда он работает, это эффективно и удобно. Но когда он вдруг ломается, то владелец остаётся без фотокамеры, без электронной почты, без автоответчика, без факса и собственно без телефона" (DePaulo & Morris, 2005). Именно это подразумевала Чодороу, когда говорила о стремлении в браке сложить все свои эмоциональные яйца в одну символическую корзину. Это ва-банк и есть.

Исходя из всего, неудивительно, что по шкале жизненных стрессов (Holmes and Rahe stress scale) развод далеко обходит тюремное заключение и даже смерть родных или друга. Ведь в эту "символическую корзину" в виде брака на данный момент втиснуто столько "эмоциональных яиц", что просто так проститься с ней оказывается по-настоящему трудно. В моногамной культуре ценность брака возведена в ранг сакрального, и потому однажды оказывается непросто признаться себе и другим, что твоя священная корова оказалась простой бурёнкой, облепленной репейником и измазанной невесть чем. В современном культе брака сосредоточено столько чаяний, столько сокровенного, что объявить о разводе — равносильно признанию себя несостоявшимся как личность.

Мы вкладываем ядерный реактор наших потребностей в сердце одного человека и ждём, что он выдержит, не расплавится. Концепт любви напичкал брачный союз таким грузом ожиданий, что семьи стали взрываться одна за другой, как попкорн в микроволновке.