Щепки плахи, осколки секиры - Юрий Брайдер

Аристократы же сторонились дона Эстебана совсем по другой причине. В их среде он имел скандальную славу вольнодумца, покровителя еретиков, защитника простолюдинов и вообще предателя интересов своей касты.

В конечном итоге в дураках оказался не только дон Эстебан, вынужденный жить на подачки ростовщиков, но и Смыков, которому под страхом усечения языка была запрещена любая публичная пропаганда, в том числе и перед вьючными мулами.

Не помогли даже старые связи среди ветеранов инквизиции, успевших объединиться в некую тайную организацию по типу индийской секты душителей-тагоитов. Смыкова принимали то за шпиона, то за провокатора. За его голову назначили вознаграждение. Дело, как говорится, запахло керосином.

Опасаясь наемных убийц, дон Эстебан и Смыков никогда не ночевали на одном месте дважды, а перед тем, как приступить к трапезе, заставляли хозяина очередного кабака дегустировать вино и еду. Их уже знали завсегдатаи всех притонов Ла-Гуардии и все местные потаскухи.

Смыков, как всегда, аккуратный в подсчете дней, понимал, что ему пора возвращаться, хотя к выполнению задания он еще и не приступал. Предварительные планы оказались несостоятельными, а удобный случай (другая сторона обоюдоострого клинка, с помощью которого рассекаются запутанные узлы жизненных коллизий) все никак не подворачивался.

Впрочем, одна задумка у Смыкова все-таки была. Нельзя сказать, чтобы в моральном аспекте она выглядела безупречной, зато некоторую надежду на успех обещала. По большому счету винить Смыкова за несколько циничный образ мышления было нельзя. Как-никак, а его натура формировалась в обществе, отцы-основатели которого всегда негласно придерживались известного принципа «цель оправдывает средства». Разве можно винить яблочко, которое в силу фундаментальных законов природы не в состоянии далеко откатиться от яблоньки?

Операцию Смыков готовил исподволь. Сначала он в общих чертах посвятил дона Эстебана в свое задание, состоящее из двух частей: создания военного союза против аггелов и предварительной подготовки населения Кастилии к эвакуации в Эдем. Затем, как бы невзначай, он обмолвился о чудесных свойствах произрастающего там растения бдолах и даже презентовал своему родовитому спутнику щепотку этого уникального зелья. (Необходимо заметить, что дон Эстебан растратил бдолах самым бездарным образом, употребив его как возбуждающее средство во время плотских утех с одной публичной девкой, которой половые подвиги партнера были нужны примерно так же, как уши тому органу, коим эти подвиги совершались.) Обстоятельства повседневной жизни изгоев общества (к этому времени дон Эстебан распустил всех своих слуг и приближенных) благоприятствовали осуществлению плана, задуманного Смыковым. Не было дня, чтобы подвыпивший гранд не ввязывался в ссору с кичливыми идальго или вконец обнаглевшими лавочниками. Эти конфликты, иногда возникавшие по совершенно пустячному поводу, почти всегда заканчивались звоном клинков, уже мало чем напоминавших старые рыцарские мечи, но еще не достигших благородного облика шпаги.

Чаще всего нескольких молодецких выпадов было достаточно, чтобы заставить противника запросить пощады или трусливо ретироваться, но иногда, как говорится, коса налетала на камень, и тогда от клинков летели искры, а от фехтовальщиков клочья камзолов и брызги крови.

До самого последнего времени дон Эстебан проявлял себя в этих стычках с самой лучшей стороны и другого урона, кроме нескольких легких царапин, не понес.

А между тем драгоценное время уходило, и Смыков решил поторопить события.

В тот день они выпили больше обычного, и, как ни странно, инициатором стал. Смыков, к алкоголю относившийся не менее осторожно, чем пожарный к открытому огню. Впрочем, на этот раз у него был вполне законный повод для пьянки – День железнодорожника (к этой канувшей в Лету категории трудящихся он начал относить себя после памятного рейса на Воронки).

В один из моментов, когда хозяин бегал в подвал за очередным кувшином вина, Смыков уговорил своего собутыльника устроить соревнование на точность метания. Целью служил очаг, в котором вовсю шуровало пламя, а снарядами – все, что обычно находится на столах в таверне.

Вскоре неудачно брошенная Смыковым оловянная миска срезала перо на берете какого-то офицера, заглянувшего в этот вертеп исключительно для того, чтобы утолить голод. Случившееся тот почему-то воспринял не как дружескую шутку, а как наглое оскорбление.

Краткая словесная перепалка очень скоро перешла в вооруженный конфликт, в котором честь Смыкова, конечно же, пришлось защищать дону Эстебану. При первой же атаке он вдобавок к перу лишил самонадеянного забияку еще и уха. Все шло к тому, что поединок закончится для офицера самым плачевным образом, но во время очередного выпада дон Эстебан споткнулся о ногу Смыкова, неосторожно выставленную в проход между столами.

Естественно, что храбрый гранд потерял равновесие и клинок противника пронзил его насквозь, как деревянная шпилька, направляемая рукой повара, пронзает поспевающий в духовом шкафу заячий пирог.

Рана, безусловно, была роковой, но дон Эстебан нашел в себе силы, чтобы завершить так неудачно начатую атаку. Его безоружному противнику (клинок надежно застрял меж ребер дона Эстебана) не оставалось ничего другого, как защищаться табуретом, однако от потери второго уха это его не спасло.

Завершив поединок столь эффектным финалом, дон Эстебан осторожно прилег на правый бок (клинок пробил левую половину его груди) и неузнаваемо изменившимся голосом попросил:

– Немедленно пошлите за священником и нотариусом. Душу я хочу завещать Богу, а все оставшееся у меня имущество моему другу дону Смыку. (Именно так называли кастильцы бывшего следователя Талашевской милиции.) Нельзя сказать, чтобы совесть совсем не мучила Смыкова, однако в особо сложных ситуациях, требующих решительных действий, он умел эту совесть от своей души отсоединять, как водитель во время переключения скоростей отсоединяет ведущий вал от двигателя.

Бросившись к умирающему дону Эстебану, он сунул ему в рот заранее приготовленную пригоршню бдолаха и шепнул на ухо:

– Вы знаете, что это такое. Пока душа еще не отлетела, изо всех сил молитесь о спасении тела. Если жизнь вам действительно дорога, вы непременно встанете на ноги. И уж тогда услуги попов и законников вам точно не понадобятся.

Не дожидаясь появления официальных лиц, ответственных за столь разные стороны человеческой натуры, Смыков на наемной повозке доставил дона Эстебана в лучший из постоялых дворов Ла-Гуардии, где и извлек из его груди смертоносный клинок. Уняв открывшееся кровотечение смоченной в вине корпией, он вновь наделил раненого бдолахом.