На Рио-де-Ла-Плате - Карл Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан Фрик Тернерстик уже через четверть часа после начала нашего путешествия познакомился со своим коллегой и с того момента почти все свое время проводил возле него. Он беспрерывно что-то рассказывал, а капитан парохода молча выслушивал его, то и дело улыбаясь. Ханс Ларсен, наш хладнокровный шкипер, ни с кем не обменялся ни одним лишним словом. Он молчаливо восседал среди ящиков и прочего багажа, окидывая взором всю эту сцену, декорации которой составляли палуба, река и ее берега. Брат Иларио остался рядом со мной. Что же до наших йербатеро, то они расхаживали повсюду и, кажется, перезнакомились со всеми пассажирами, что было характерно для этих людей.
Плавание по Паране, разумеется, разительно отличается от поездки по Рейну, Дунаю или Эльбе. Не говоря уже об очень колоритном облике пассажиров, сама река, ее берега, острова являют взору очень переменчивую панораму; особенно любопытна здешняя растительность; по мере продвижения на север все чаще видишь тропические растения. Берега по обеим сторонам реки довольно крутые, в этих краях их называют «барранко»[143]. Они серого цвета, высота их почти всегда превышает двадцать, а то и тридцать локтей; они представляют собой непрерывную стену из глины и известняка, кое-где перемежающихся вкраплениями окаменелых раковин.
Порой «барранко» совершенно голые, а то их покрывает густая поросль кустарника. Среди кустов, чем севернее, тем чаще, встречаются пальмы. Местами береговые откосы бывают прорезаны ручьем или речушкой.
Впрочем, не следует думать, что берега реки все время остаются в поле зрения. Нет, из-за ширины реки, из-за множества островков, разбросанных среди рукавов реки, ее берега часто скрываются из виду. Судно неизменно заходит в самый обширный из рукавов, но поскольку из-за дождей и наводнений фарватер постоянно меняется, то и курс также приходится менять часто.
Мы условились, что доедем только до Гои, а оттуда проберемся в Гран-Чако. За поездку в каюте первого класса я не заплатил даже сотни марок в пересчете на немецкие деньги, хотя мы преодолели более семисот морских миль, а цена эта включала также очень хорошее питание и даже вино. Йербатеро предпочли путешествовать за полцены пассажирами низшего класса. Вообще, в этом вопросе здесь вроде бы не соблюдали пунктуальность. Я видел на борту индеанок, которые, несмотря на свой нищий вид и отсутствие денег, путешествовали рядом с нами.
Обедали мы обычно на палубе. Затем стол обступали индейцы и индеанки и угощались остатками нашей трапезы, коих было так много, что и эти люди оказывались сыты. На ночлег все устраивались наверху, ложились повсюду, где им заблагорассудится. Если в эту пору возникало желание выйти на палубу и прогуляться, то приходилось ступать крайне осторожно, чтобы ненароком не споткнуться о кого-либо из спящих.
Поскольку все общество запаслось оружием и никаких ограничений на охоту не существовало, с утра до вечера раздавались выстрелы. Стреляли во все, что движется, к тому же животных, в которых можно было бы прицелиться, здесь имелось более чем достаточно. Во-первых, это была водоплавающая дичь. Чаще всего мы замечали куэрво, окрашенную в черный цвет птицу, напоминавшую баклана[144]. Она вызывает большой интерес у путешествующих благодаря своим удивительным манерам. Обычно куэрво стайками восседают на небольших островах, плавучих предметах или пнях и ветках, торчащих на мелководье. Если вспугнуть куэрво, то птица презабавнейшим образом сваливается в воду и уплывает прочь. При этом тело ее полностью исчезает под водой, виднеются лишь голова и часть ее шеи. Куэрво торопливо кивает головой и опасливо вертит шеей, что развеселит даже самого серьезного человека.
Утки еще пугливее, чем куэрво; часто видишь стаи из сотен этих птиц, но подобраться к ним, чтобы сделать удачный выстрел, нелегко. Самая красивая среди них пато реал[145] с ее зеленым, металлически поблескивающим оперением. Помимо бандурриа, местного кроншнепа[146], встречаются чайки и крачки, а также белый и черношейный лебедь[147]. В лагунах или на отлогих островках замечаешь застывшую фигуру аиста, которого в здешних краях зовут тухуху[148]; в местных болотах среди камышей прилежно выискивают добычу и белый аист, и колпица.
Часто нам на глаза попадались водосвинки и нутрии. Собственно, название последних означает «выдра», однако здесь так именуют крупную крысу, тогда как настоящую выдру называют словом «лобо», то есть «волк».
Порой, особенно ранним утром, мы видели ягуара, крадущегося к берегу за водосвинкой, чье мясо он предпочитает мясу всех остальных животных.
Азартнее всего стреляли по кайманам, которых называют здесь жакаре. Они спокойно полеживают на покатых песчаных отмелях, и взволновать их не так уж легко. Даже если возле этой мерзкой рептилии просвистит целая дюжина пуль, она и не шевельнется. Только когда одна или несколько пуль угодят прямо в твердый панцирь, животное решится покинуть понравившееся ему место и спустится в воду; при этом, когда кайман плывет, его голова обычно наполовину высовывается из воды. Стрелять в кайманов без толку, ранить их можно, лишь попав в мягкие части тела, но их-то и защищает панцирь.
Благодаря одному из этих животных между мной и загадочным пассажиром завязалось своего рода молчаливое знакомство. Он не участвовал в охоте, однако, когда начинали стрелять в крокодилов, он привставал, чтобы понаблюдать. Потом снова занимал свое прежнее место, при этом неизменно с презрением покачивал головой.
Мы приближались к очень пологому участку побережья; там лежало множество кайманов. Казалось, в незнакомце наконец пробудилась страсть к охоте. Случайно я оказался поблизости от него и услышал, что негру было приказано принести ружье. Быть может, он намерен доказать, что подстрелить каймана для него — дело несложное. Он подошел к парапету палубы и сделал два выстрела в одного из животных. Первая пуля прошла мимо; было видно, как она вонзилась в песок, вторая попала бестии прямо в спину. Животное слегка подняло голову, затем снова поникло — и осталось спокойно лежать, словно в него угодила горошина.
Если поначалу на лице стрелявшего читалась уверенность в успехе, то теперь она сменилась гневным разочарованием. Словно бы устыдившись, незнакомец бросил на меня беглый взгляд и вернул винтовку слуге.
— Зарядить? — спросил чернокожий.
— Нет. Кайманы неуязвимы, — ответил он, снова усаживаясь.
— Когда они лежат на животе, их, конечно, вряд ли подстрелишь, — сказал мне брат Иларио, слышавший слова пассажира.