Дорогой длинною - Анастасия Дробина

– Илья! Смоляков! Боже мой, вот это удача!

Услышав своё имя, Илья остановился и поднял глаза. И тут же улыбнулся:

ещё хмуровато, но приветливо:

– А, ваши благородия… Дня доброго! Я вам по какой надобности?

– По делу, Илья. - серьёзно сказал Николай Атамановский, красивый молодой человек, армейский капитан в отставке, глава большого, обедневшего дворянского семейства, которое после смерти матери целиком повисло на его плечах. Его младший брат, двенадцатилетний мальчик в гимназической форме, ничего не сказал и лишь смотрел на Илью полным преклонения взглядом тёмно-карих глаз с длинными, как у девушки, ресницами. Илья был хорошо знаком с обоими братьями, поскольку из всех прежних богатств у Атамановских остался лишь известный в городе и окрестностях конный завод.

Лошадей у них было немного, но лошади эти были хорошими, настоящей, непорченой породы, а по поводу белой, как снег, орловской трёхлетки Заремы Илья говорил с нескрываемой завистью:

"Эх, ваша милость Николай Дмитрич, кабы я не слово дал, - только бы вы Зарему и видели!" Николай смеялся, ничуть не обижаясь:

"Очень тебя хорошо, мой друг, понимаю. За Зарему я бы и сам на каторгу пошёл." К старшему Атамановскому Илья, да и другие цыгане, относились с искренним уважением: тот был страстным лошадником, умел не хуже барышников с Конного рынка осмотреть коня, вычислить его силу, характер, выносливость и долготу дыхания, безошибочно назвать возраст, найти умело скрытые изъяны и определить цену, с которой не было смысла спорить.

"За ради бога, Николай Дмитрич, не ходите вы хоть по субботам в ряды!" – полусерьёзно упрашивали его цыгане. - "Вы же нам всю коммерцию ломаете, все вас наперебой кличут лошадь облатошить, а нам куда деваться? Дети ведь, кормить надо!" "Так давайте делить рынок, дьяволы!" - хохотал Атамановский. - "Если прогорю с лошадиным делом - пойду в барышники, всё-таки хлеба кусок!

Илья, возьмёшь меня в табор?" "Одного, или с семейством?" - деловито уточнял Илья. - "В мой шатёр все, поди, не влезете, и телегу новую, опять же, прикупать надо будет… Ежели вы со своим шарабаном - так возьму, приезжайте по весне…" В цыганские дома Атамановский захаживал запросто, да и цыгане постоянно крутились в его конюшнях, где для них всегда находилось дело.

Чаще всех там бывал Илья, который был готов вместе с хозяином часами сидеть под брюхом очередного приобретения и до сипа в горле спорить по поводу бабок, жабок и зубов. Последний же месяц он и вовсе оказывался у Атамановских почти каждый день, поскольку те, всю зиму копившие деньги, вот-вот должны были купить у своей варшавской родни какого-то необыкновенного племенного жеребца по имени Шамиль.

– Ой, ваша милость, Шамиля, что ли, привезли? - Илья тут же забыл о домашних неурядицах и жадно заглянул в глаза Атамановского. - Ух, как же я пропустил-то… Вот, ей-богу, на два дня вас оставить нельзя! Могли бы, между прочим, и спосылать за мной! Обещали ведь, грех вам!

– Илья, ну как тебе не стыдно? - рассмеялся Атамановский. - Ты же видишь, мы с Петькой сами идём к тебе, безо всякого посыла! По городу уже носятся слухи, что цыгане уезжают, это правда?

– Истинная… Только я-то остаюсь пока… Баба всё не опростается никак. – Илья снова потемнел, и Атамановский ободряюще хлопнул его по спине:

– Не переживай. По семейному опыту знаю, что в интересном положении дамы годами не ходят. Скоро пустишься опять в своё кочевье. Только вот по поводу Шамиля… Вскоре они втроём шагали вниз по улице, братья наперебой рассказывали, Илья слушал. По словам Атамановских, Шамиль прибыл поездом из Варшавы два дня назад, по дороге основательно размолотил копытами вагон, сначала долго не хотел идти по сходням на перрон, потом с диким ржанием помчался, расшвыряв сопровождающих, по платформе, поднял страшную панику, и его поймали уже на городской площади объединенными силами вокзальных служителей, дворников и людей Николая Дмитриевича.

– Норовистый, значит… - задумчиво поскрёб затылок Илья.

– Хуже сатаны! Всю ночь буянил в конюшне! Да это бы ещё полбеды… Горе-то в том, что он к себе третий день никого не подпускает! Филька собирался засыпать овса в ясли, так еле успел выскочить! Шамиль ему чуть не откусил полколенки, а лягнуть всё-таки умудрился, слава богу, скользом… Мужики напрочь отказываются к нему входить! Так и стоит голодный третьи сутки, изгрыз всю солому! Вчера я попробовал сам, так… - Атамановский не договорил, сердито махнув рукой, но Илья понял, что хозяину повезло не больше, чем его людям.

– Ну, а я-то вам что поделаю? - лениво спросил Илья, поглядывая в сторону. - Коли и вы сами не сумели, так продавайте. А по-хорошему - на что вам его объезжать? Пускайте в табун, он вам кобылиц всё лето крыть будет, племя красивое пойдёт. Только силы тратить на неука такого… Я ведь тоже не господь-бог, покалечит меня ваш Шамиль, кто семью кормить будет?

– Не кокетничай, Илья. - сердито сказал Атамановский. - Все знают, ты такое делаешь с лошадьми, что другим не под силу. И потом…

– Илья, ну ты же конокрад! - вдруг восхищённо выпалил младший брат Атамановского, до сих пор не вмешивающийся в разговор. Илья усмехнулся, а старший Атамановский укоризненно протянул:

– Пе-етька… Договоришься, что Илья с нами здороваться перестанет!

– Да оставьте, ваша милость… - проворчал страшно довольный про себя Илья. - Прав Пётр Дмитрич. Жаль, что был конокрад, да вышел весь.

– Да ведь тебя совсем дикие кони к себе подпускают! Если и у тебя… Ну, вот что, Илья, - вдруг решительно перебил сам себя Атамановский. – Если ты обуздаешь мне Шамиля, - плачу десять рублей.

– Двадцать пять, ваша милость.

– Ну, знаешь… - поперхнулся Николай Дмитрич. - Аппетит у тебя, однако, цыган…

– У меня, кроме аппетита, семья есть.

– И бог с тобой, двадцать пять! По рукам?

– Ну, по рукам… Ведите - гляну, что там у вас за сатана завелась.

"Сатана" переминался с ноги на ногу в загоне. Это был рослый, сильный, великолепного крепкого сложения жеребец довольно редкой для орловской породы золотисто-рыжей масти. Когда Илья в сопровождении братьев Атамановских подошёл к забору, отгораживающему загон, несколько мужиков, стоящих у калитки, поклонились и отошли в сторону.

– Да-а… - глубоко вздохнув, протянул Илья. И несколько минут стоял неподвижно, сцепив руки на пояснице и глядя сощуренными глазами на великолепного золотого жеребца. Тот косился неприязненно, помахивал ушами, но ни одного лишнего движения не делал. Казалось, человек и конь осторожно присматриваются друг к другу, пытаясь вычислить возможные взаимные неприятности.

– Ну что, Илья? - не выдержал, наконец, младший Атамановский.

– Да ничего. - не отрывая глаз от Шамиля, отрывисто бросил тот. - Знаете что, Николай Дмитрич? Не надо мне денег. Вы его не мучьте, пускайте на племя, - и всё. Зарема с ума сойдёт от счастья, ежели вы ей такого прынца в стойло запустите.

– Ты боишься?

– Не боюсь. Животину жалко. Они иногда, ежели их обломать, от одной гордости подохнуть могут всем назло. У вас так ни выезда, ни племени не будет, и деньги потеряете.

– А ежели не обламывать, Илья? - осторожно спросил Николай Дмитриевич. - Ну, есть же у тебя слово петушиное…

– Ай… - недовольно отмахнулся Илья. - Дураки наши врут, а вы слушаете.

Он сделал несколько шагов к загону (Шамиль коротко, тревожно всхрапнул, но не тронулся с места), замер и ещё минуту стоял, глядя то себе под ноги, то на простирающуюся за загоном, нежно зеленеющую степь. Затем коротко вздохнул и, раздвинув плечом мужиков, решительно шагнул за загородку.

– Илья, подожди! Что ты, чёртов сын! - испуганно бросился за ним Атамановский. - Оберни хоть колени, он тебя сожрет! Да нагайку возьми!

– Осади назад, ваша милость! - не оборачиваясь, рыкнул Илья, и Николай Дмитриевич невольно отшатнулся. - Бог не выдаст, жеребец не съест! Без нагайки как-нибудь…

– Шамиль его убьёт. - убеждённо сказал Петька. - Nicolas, отзови Илью назад, это же ужас что такое будет!

Старший Атамановский молча отмахнулся. Мужики, стоящие кучкой, насторожённо загудели. Шамиль стоял у загородки как вкопанный, похожий на отлитую из золота статую, но тёмно-фиолетовый, влажный глаз внимательно смотрел на идущего к нему Илью. Тот приближался неспешным спокойным шагом - и не остановился даже тогда, когда Шамиль, зло заржав, отбежал в сторону.

– Илья, ступай назад! - дружно заорали оба Атамановские. - Возвращайся!

Ни конь, ни цыган даже ухом не повели. Илья подошёл к Шамилю вплотную и протянул руку. Тот шарахнулся, ударив копытами по воздуху. Илья остановился. Подождал, пока Шамиль перестанет всхрапывать и прижимать к голове уши, и снова пошёл вперёд. На этот раз жеребец брыкать не стал - лишь сердито прянул в сторону, пренебрежительно мотнув красивой головой.