Элегии и малые поэмы - Публий Назон

        С Марсом Венера стоит, выставив мужа за дверь.

        В храме Исиды задаст вопрос: почему же Юнона

        Деву гнала за Босфор, за Ионийский простор.

        Вспомнит Анхиза она по Венере, припомнит Церере

300 Иасиона[554] ее, Эндимиона — Луне.

        Это способно вредить неустойчивым душам, но в храмах

        Статуи наших богов чинно стоят по местам.

        С первых же строк удалил порядочных я от «Науки»,

        Ибо ее написал лишь для забавы блудниц.

305 Та же, что хочет войти в святилище без разрешенья,

        Будет виновна сама, если нарушит запрет.

        Да не такой уж и вред — развернуть любовную книгу.

        Можно о многом читать, но не всему подражать.

        Строгой жене иногда приходится видеть готовых

310 Всех без разбора любить полураздетых блудниц.

        Взоры весталок порой касаются тел непотребных,

        Но за такую вину их не карает никто.

        Что же Музу мою считают столь непристойной?

        Разве мои лишь стихи всех побуждают любить?

315 Это ошибка моя, моя провинность — согласен.

        В книге мне изменил вкус и талант заодно.

        Ах, почему я тогда аргосским взятую войском

        Трою не предпочел вновь потревожить стихом?

        Фивы зачем не воспел и взаимное братоубийство,

320 И семерых вождей, семь защищавших ворот?

        Мне и воинственный Рим предлагал немало предметов:

        Подвиги родины петь есть благороднейший труд.

        В жизни твоей, наконец, из многих подвигов, Цезарь,

        Мог я для песен своих выбрать хотя бы один.

325 Словно солнце влечет глаза лучистым сияньем,

        Так бы должны привлекать дух мой деянья твои.

        Нет, не заслужен упрек: пашу я скудную ниву,

        А для жатвы такой тучная пашня нужна.

        Может ли вверить себя океану утлая лодка

330 Лишь потому, что с волной озера смеет играть?

        Я сомневаюсь и в том, по плечу ли мне легкие строки,

        Хватит ли сил у меня даже для скромных ладов.

        Если бы ты повелел рассказать, как Юпитер гигантов

        Молнией испепелил, я бы не вынес труда.

335 Чтоб отвечали стихи твоим великим деяньям,

        Цезарь, тебя воспевать должен великий талант.

        Я ведь пытался и сам, но понял, что неспособен.

        Что святотатством могу славе твоей повредить.

        Я возвратился опять к легкомысленным юности песням,

340 Мнимой любовью опять сердце свое возбудил.

        Против желаний моих судьба меня увлекала,

        Щедро для будущих кар поводы я измышлял.

        Горе! Зачем я учен, зачем родители дали

        Образование мне, буквы зачем я узнал!

345 Я ненавистен тебе моей сладострастной «Наукой».

        Видишь к запретной любви в ней подстрекательство ты.

        Не от уроков моих научились жены изменам,

        Ибо не может учить тот, кто не опытен сам.

        Правда, что я сочинял для других сладострастные песня,

350 Но ни одной обо мне басни молва не сплела.

        Даже в гуще толпы не найти такого супруга,

        Кто бы моею виной звался подложным отцом.

        Верь мне, привычки мои на мои же стихи непохожи:

        Муза игрива моя, жизнь — безупречно скромна.

355 Книги мои в большинстве — один лишь вымысел лживый

        И позволяют себе больше создателя их.

        Книга — не оттиск души, но просто дозволенный отдых.

        Если бы целью ее не было ухо ласкать,

        Аттий[555] был бы жесток, блюдолизом был бы Теренций

360 И забияками — все, кто воспевает войну.

        Кстати, я не один сочинял любовные песни,

        А наказанье за них только один я понес.

        Разве нас не учил сладкогласный старец теосский[556]

        В песнях любовь сочетать с полною чашей вина?

365 Или подруги Сафо у нее любви не учились?

        Не поплатились ничем Анакреонт и Сафо.

        Так и тебе, Баттиад,[557] не вредило то, что нередко

        Ты наслажденья свои свету всему поверял.

        Светлый Менандр о любви говорит в любой из комедий, —

370 Детям обычно его мы разрешаем читать.

        В чем «Илиады» предмет, как не в мерзком прелюбодействе,

        Из-за которого муж в битву с любовником шел?

        Речь там в начале о чем? О любви к Хрисеиде, о деве,

        Что меж ахейских вождей пламя раздора зажгла.

375 А «Одиссея» о чем? О том, что в отсутствии мужа

        Рой женихов от жены стал добиваться любви.

        Разве не сам рассказал Меониец о том, что Венеру

        С Марсом прижала вдвоем к ложу постыдному сеть?

        Не от Гомера ли мы узнали также, что странник

380 Двух бессмертных богинь страстью одною зажег?[558]

        Строем и слогом своим трагедия все превосходит,

        Но постоянно и ей служит предметом любовь.

        Чем знаменит Ипполит, как не мачехи страстью слепою?

        Славу, Канака, тебе к брату любовь принесла.

385 Разве, когда Танталид с плечом из кости слоновой

        Деву из Писы умчал, гнал не Амур лошадей?[559]

        Боль оскорбленной любви беспощадную мать побудила

        Кровью своих сыновей острую сталь запятнать.

        В птиц обратила любовь царя с любовницей вместе,

390 Как и жену, что в слезах сына доселе зовет.

        Если бы брат не любил Аэрону преступной любовью.

        Мы не прочли бы, что вспять солнце погнало коней.

        Сцилле безбожной вовек не видать бы высоких котурнов,

        Не побуди ее страсть волос отстричь у отца.

395 Кто об Электре читал, о лишенном рассудка Оресте,

        Знает, что сделал Эгисф, в чем Тиндариды вина.

        Что сказать о тебе, неприступный смиритель Химеры?

        Чуть не сгубила тебя царской жены клевета.

        Что о тебе, Гермиона, сказать, о тебе, Аталанта?

400 Что о микенском вожде с пленницей вещей его?

        Ну, а Данаева дочь, Даная и мать Диониса,

        Гемон и та, для кого боги удвоили ночь?

        Вспомнится ль Пелия зять, Тесей и тот из пеласгов,

        Кто на троянский песок первым ступил с корабля?

405 Также подходят сюда Иола, жена Геркулеса,

        Неоптолемова мать, мальчик троянский и Гил.

        Времени нет у меня перечислить страсти трагедий,

        Я успеваю назвать только одни имена.

        Есть трагедии вид,[560] снизошедший до пошлого смеха,

410 Многое в ней далеко вышло за рамки стыда.

        И не наказан был тот, кто изнеженным сделал Ахилла,

        Кто постарался в стихах храбрость его оболгать.

        Соединил Аристид свое бесстыдство с милетским,[561]

        Изгнан отчизной своей не был за то Аристид.

415 Не был изгнан и сам сочинитель истории грязной

        Евбий, который учил женщин вытравливать плод.

        Не был в изгнании тот, кто недавно сложил «Сибариду».[562]

        Не были те, что своих связей не стали скрывать.

        Их сочиненья вошли в среду творений ученых,

420 Щедростью знатных людей стали доступны толпе.

        Я защищаться могу не одним иноземным оружьем:

        Римлянам также не счесть вольных игривых стихов.

        Если Марса воспел словами важными Энний,

        Энний, что даром своим — мощен, отделкою — груб,

425 Если природу огня понятною сделал Лукреций,

        Если он миру тройной труд разрушенья предрек,

        То сладострастный Катулл воспевает большею частью

        Женщину, изобретя прозвище Лесбии ей,

        Мало того, без стыда признаваясь в других увлеченьях,

430 Пишет, что изменял многим со многими он.

        Равной и схожей была распущенность карлика Калька, —

        Этот на много ладов шашни свои разглашал.

        Тициду как не назвать и Меммия — в их сочиненьях

        Всем именам и вещам стыд вообще не присущ!

435 Цинна обоим под стать, но Цинны бесстыднее Ансер,