Элегии и малые поэмы - Публий Назон

155 Ради всевышних богов, — да продлят тебе долгие годы,

        Если только они к римлянам благоволят,

        Ради отчизны моей, что сильна твоим попеченьем,

        Частью которой и я был среди граждан других,

160 Пусть, за высокий твой дух и дела воздав по заслугам,

        Платит любовью стократ Рим благодарный тебе.

        В полном согласье с тобой да живет еще долгие годы

        Ливия, что изо всех ровня тебе одному,

        Та, без которой тебе остаться бы должно безбрачным, —

        Кроме нее, никому мужем ты стать бы не мог.

165 Рядом с тобой невредим да будет твой сын, чтобы в дальней

        Старости власть разделить вместе с тобой, стариком.

        Да продолжают и впредь по твоим следам и по отчим

        Юные внуки твои, юные звезды, идти.[547]

        Да устремится опять к твоим знаменам победа,

170 Лик свой являя бойцам с нею сроднившихся войск,

        Над авзонийским вождем пусть она, как прежде, витает,

        Кудри лавровым венком пусть украшает тому,

        Кто идет за тебя, собой рискуя, в сраженья,

        Кто получил от тебя власть и поддержку богов.

175 Здесь половиной души за Городом ты наблюдаешь,

        Там половиной другой делишь опасности с ним;[548]

        Пусть он вернется к тебе с победой над всеми врагами,

        Пусть на венчанных конях высится светлый, как бог, —

180 Сжалься и молний своих отложи разящие стрелы.

        Это оружие мне слишком знакомо, увы!

        Сжалься, отчизны отец, и, помня об имени этом,

        Дай мне надежду мольбой сердце твое укротить.

        Не о возврате молю, хотя великие боги

        Могут тому, кто просил, сверх ожидания дать.

185 Сделай изгнанье мое не столь суровым и дальним, —

        Больше чем вдвое его ты для меня облегчишь.

        Сколько я тягот терплю, заброшенный в землю чужую,

        Прочь из отчизны моей сосланный далее всех!

        Я возле устьев живу семиструнного Истра в изгнанье,

190 Дева аркадская здесь мучит морозом меня.

        От многочисленных орд язигов, колхов и гетов

        И метереев с трудом нас защищает Дунай.

        Многие больше меня виновны перед тобою,

        Но не сослали из них дальше меня никого.

195 Дальше и нет ничего: лишь враги, морозы и море,

        Где от мороза порой отвердевает волна.

        Это римский рубеж у левого берега Понта;

        Рядом бастарнов лежит и савроматов земля.

        Местности этой пока Авзонии власть непривычна

200 И с государством твоим связи не прочны ее.

        Я заклинаю меня в безопасное место отправить,

        Чтобы, отчизны лишен, мира я не был лишен,

        Чтоб не боялся врагов за непрочной оградой Дуная,

        Чтобы твой гражданин к варварам в плен не попал.

205 Не подобает тому, кто рожден от крови латинской,

        Цепи носить, доколь Цезарей род не угас.

        Две погубили меня причины: стихи и оплошность,

        Мне невозможно назвать эту вторую вину.

        Я не таков, чтобы вновь бередить твои раны, о Цезарь!

210 Слишком довольно, что раз боль я тебе причинил.

        Но остается упрек, что я непристойной поэмой

        Как бы учителем стал прелюбодейной любви.

        Значит, способен порой божественный ум обмануться

        И со своей высоты малое не разглядеть.

215 Если Юпитер блюдет богов и вышнее небо,

        Разве на всякий пустяк времени хватит ему?

        И от тебя ускользнуть, когда ты мир опекаешь,

        Разве не могут порой мелкие чьи-то дела?

        Принцепс, может ли быть, чтоб ты, забыв о державе,

220 Стал разбирать и судить неравностопный мой стих?

        Ты на своих плечах несешь величие Рима,

        И не настолько легко бремя его для тебя,

        Чтобы ты мог уследить за всякой шалостью нашей,

        В наши безделицы мог бдительным оком вникать.

225 То Паннонию ты, то Иллирию нам покоряешь,

        То за Ретией вслед Фракия бредит войной,[549]

        Мира ждет армянин, а вот возвращает знамена

        Всадник парфянский и лук нам боязливо сдает.

        В юном потомке тебя узнает Германия снова:[550]

230 Цезарь великий рукой Цезаря войны ведет.

        Так что малейшую часть твоих небывалых владений

        Вместе с державою всей ты неусыпно хранишь.

        На попеченье твоем и Рим, и законы, и нравы,

        Коими жаждешь всех ты уподобить себе.

235 Отдых тебе не знаком, который даруешь народам,

        Ибо ради него частые войны ведешь.

        Буду ли я удивлен, что среди подобных занятий

        Времени нет у тебя шалости наши читать?

        Ах, когда бы ты мог на час оказаться свободным,

240 Знаю, в «Науке» моей ты не нашел бы вреда.

        Книга моя, признаюсь, не отмечена строгостью важной

        И не достойна тобой, принцепс, прочитанной быть.

        Все же не стоит считать, что она, противно законам,

        Римских женщин могла б низким вещам обучать.

245 Чтобы тебя убедить, кому предназначена книга,

        В первой книге прочти эти четыре стиха:[551]

        «Прочь от этих стихов, целомудренно-узкие ленты,

        Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен!

        О безопасной любви я пишу, о дозволенном блуде,

250 Нет за мною вины и преступления нет».

        Я ль не велел держаться вдали от «Науки» матронам,

        Если препятствуют им ленты и платья до пят?

        Но, мне скажут, жена познакомиться с книгою может

        И, хоть стихи для других, хитрости все перенять.

255 Значит, женам читать стихов не следует вовсе,

        Ибо любые стихи могут греху научить.

        Что бы она ни взяла, имея склонность к пороку,

        Ей отовсюду на ум новая хитрость придет.

        Пусть «Анналы»[552] возьмет — неуклюжей не знаю я чтенья

260 Тут же, как Илия вдруг матерью стала, прочтет.

        «Рода Энеева мать»[553] возьмет — про Венеру узнает,

        Стала она отчего «рода Энеева мать».

        Далее я прослежу по порядку, если сумею,

        Как и кому повредить могут любые стихи.

265 Это не значит совсем, что всякая книга порочна:

        В самых полезных вещах вредная есть сторона.

        Что полезней огня? Но если кто о поджоге

        Думает, — руку его вооружает огонь.

        Лекари то возвратят, а то отнимут здоровье,

270 С пользою или во вред травы свои применив.

        Носят на поясе меч разбойник и путник разумный,

        Этот — в засаде таясь, тот — защищая себя.

        А красноречье, чей смысл в защите правого дела,

        Может невинность губить или вину покрывать.

275 Так и поэма моя никому повредить неспособна,

        Если читатель ее с чистой душою прочтет.

        Несправедлив, кто в стихах у меня порочное видит,

        Без основания строг он к сочиненьям моим.

        Если он в чем-то и прав, семена разврата найдутся

280 В играх. Тогда прикажи зрелища все отменить:

        Многих уже на грех навели и ряды и арена,

        Где кровавый песок твердую землю устлал.

        Следует цирк запретить: опасна распущенность цирка,

        Юная девушка там рядом сидит с чужаком.

285 Если женщины ждут, гуляя в портике, встречи

        С милыми, то почему портики нам не закрыть?

        Есть ли место святей, чем храм? Но оно не подходит

        Женщине, если она устремлена не к добру!

        Ступит к Юпитеру в храм, у Юпитера в храме припомнит,

290 Скольких женщин и дев он в матерей превратил.

        В храм соседний придет молиться Юноне — и вспомнит,

        Скольких соперниц пришлось этой богине терпеть.

        Спросит, к Палладе придя, зачем это был Эрихтоний,

        Плод незаконной любви, девою усыновлен.

295 К Мстителю в храм ли войдет, тобою построенный, — рядом

        С Марсом Венера стоит, выставив мужа за дверь.