Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

И вот, сидя в четырех стенах, пытаясь справиться с непослушными молниями, застежками, пуговицами, я пытаюсь убедить себя в том, что хуже уже все равно не будет. Он не сможет сделать мне еще больнее, чем тогда. Лимит исчерпан. Лимит его возможностей.

А значит, я могу себе ни в чем не отказывать.

Это мое первое и главное заблуждение. А когда ошибаешься в первостепенном, прочие детали пролетают и вовсе незамеченными.

Это чрезвычайно извращенный вариант мировосприятия.

И крайне неэффективный.

Когда я спускаюсь, он стоит все в той же позе немого отрицания. И только услышав мои шаги позади себя, поворачивается. Губы изгибаются в мимолетной улыбке. Быстрой и довольной.

Я ни на секунду не нарушила его планов. Даже не попробовала. Не было и слабой попытки.

Романов молча кивает и открывает передо мной дверь. Прихватываю со столика сигареты и на ходу прикуриваю. Только на секунду задерживаюсь возле него, чтобы поднести зажигалку.

Говорю сквозь дым:

– Ты мог бы просто остаться на ночь, – затяжка. Пауза. Шаг в серую темноту. В душную ночь. И совсем немного иронии в голосе. – Мы бы сэкономили массу времени. Меня больше не надо выгуливать и развлекать ночными прогулками. Я и сама прекрасно с этим справляюсь.

Я слышу за спиной короткую, язвительную усмешку. Довольно ожидаемую.

Он отключает автомобильную сигнализацию. Фары вспыхивают оранжевым светом.

– Мы не сможем нормально поговорить. И я не хочу, чтобы это происходило в постели.

Сдержанно улыбаюсь и сажусь в салон.

– Почему нет? Не в первый раз.

Почти сразу приходит понимание того, что надолго меня в таком темпе не хватит. И так все силы брошены на то, чтобы слова звучали ровно и гладко. Безразлично и спокойно. Мне так и хочется соответствовать его уровню. Но стоит мне к нему приблизиться, как Романов тут же меняет курс.

– Не развивай тему, – он заводит мотор и задумчиво смотрит в окно. – Может быть, для тебя и не в первый. Но не со мной.

А потом вдруг замирает. И воздух замирает вместе с ним. И время. Чтобы как-то нарушить эту гармонию, щелкаю зажигалкой. Щелкаю зажигалкой. Щелкаю зажигалкой. Просто так. Вхолостую. Чтобы просто создать хоть какой-нибудь звук в навалившейся тишине.

Не люблю тишину. За ней никогда не следует ничего хорошего. Я могла бы вывести из этого умозаключения настоящий закон. Подлости.

Минуты между нами тянутся. Вытягиваются в тонкие струны. Стальные. Ничего не происходит. Совсем. Мы смотрим в разные стороны. Я куда-то вперед сквозь лобовое стекло, он рассредоточено на темные окна соседских домов . И мне не верится, что все это реально. Что нынешнее измерение существует. Я существую.

И Романов рядом.

Все как-то вывернуто. Наизнанку.

И особенно больно. Когда близко. Так близко, что стоит только повернуться и окажешься в его объятиях. Одно движение навстречу. Одна доля секунды. Просто.

Но его руки спокойно лежат на руле. И только потому как побелели костяшки пальцев, можно сказать насколько он крепко сжимает кожаную оплетку.

Тишина. Молчание. Глубоководная пауза. До звона в ушах. До соленого привкуса на губах. Что слышно дыхание. Ровное.

Потом он, словно очнувшись, проводит рукой по волосам и переключает передачу. Машина трогается. В воздухе остаются осколки невысказанных слов. Что крутились на языке, но взбунтовались. В воздухе остаются осколки желания. Мгновенного. Прижаться, обнять, облегченно вдохнуть тепло кожи.

Все это, где-то в темноте. Растворилось.

– Сначала поужинаем, – говорит он.

Я явно что-то пропустила. Существенную часть разговора. Но согласно киваю.

– Время три часа ночи.

– Плевать.

Мы отправляемся в центр. Район, где время не имеет совершенно никакого значения. В какой бы час вы здесь не оказались, вас встретят открытые бары, рестораны, клубы. В переулках будут ждать элитные проститутки и наркодилеры. К вашим услугам все способы развлечений.

На любой вкус. Цвет. И запах.

Воздух, кстати, здесь тоже особенный. Хрустящий. С водяными знаками на горизонте.

Если и существует место, где можно беспрепятственно отдохнуть в три ночи, то оно находится где-то тут. На залитых ярким светом прожекторов улицах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пока мы едем до города, я испытываю штук пять приступов неконтролируемой паники. Когда желудок подбирается к самому горлу и на несколько очень долгих минут там застревает. На каждом долбаном повороте на бешеной скорости. С каждым ускорением, когда двигатель разгоняется до максимальных оборотов и по звуку чем-то напоминает реактивный самолет.

Эти ощущения за последние месяцы слегка подзабылись. Я больше привыкла к спокойному и размеренному вождению уравновешенных шоферов. Это описание никак не подходит для Романова. Он управляется с машиной непринужденно и свободно. Красиво и уверенно. Даже виртуозно. Как с игрушкой. Но, черт возьми, на пределе ее возможностей.

Вызывая во мне устойчивую тошноту.

Тогда я позволяю себе то, что никогда раньше бы не позволила. Закрываю глаза и тихо выдыхаю: «Ты отвратительно водишь. И опасно». На что получаю в ответ его удивленный взгляд. Иронично-удивленный.

– Ничего из того, что я делаю не приносит пользы для здоровья. А ты не казалась раньше боязливой.

Я тут же добавляю: «Пожалуйста, смотри на дорогу. Меня просто укачивает. И только».

Данными фразами мы ограничиваем свое дальнейшее общение. Он больше ничего не говорит, а я не комментирую. Играет музыка. Крутятся километры. Тикают секунды. Подозрительно длинные в сложившейся ситуации.

Как только появляются огни города, выдыхаю. Тихо. И закуриваю.

Это далеко не все испытания на сегодняшний день. Или ночь. Или ночь, плавно переходящую в утро. Рядом с Романовым ни в чем нельзя быть уверенной до конца.

Он паркует машину, глушит мотор. В мою сторону летит быстрое «Идем», и я послушно следую за ним. К закрытым дверям небольшого и, по нынешним меркам, скромного ресторана. За год, что я здесь живу, вероятно, не осталось ни одного заведения, где бы я не была. А вот это вижу впервые.

Всем нам свойственно ошибаться.

Вполне возможно, что мозг просто уже отказывается фиксировать все эти бесконечные в своем разнообразии места. Сочетания букв в названиях. Сочетания интерьеров и людей. И людей в интерьерах.

Романов и не представляет сколько ночей я провела точно так же. За пустыми разговорами и многочисленными порциями спиртного. Как долго искала утешения в чужих объятиях, чужих поцелуях и чужих прикосновениях. Как просыпалась утром и не могла понять, где я. Что делаю и зачем.

Ловила ощущения. Чем-то похожие. На те, что испытываю сейчас. Именно этот ритм сердца и дыхания. В сочетании. Я запомнила их настолько хорошо, что каждый раз устраивала сравнительный анализ другим. Прислушивалась. Ждала. Что где-то все же отзовется. Не отзывалось.

Я устала разочаровываться в себе. И в тех, кто оказывался рядом.

Я разочаровывалась и разочаровывала. Но ничего не менялось. Не двигалось с мертвой точки.

И вот он берет меня за руку и крепко сжимает запястье. Так крепко, что почти больно. А я иду чуть позади и ничего не вижу. Ни взгляда, ни выражения лица. Только спину. И чувствую, как его палец скользит по внутренней стороне ладони, останавливается на сплетении вен, где бьется пульс.

Бьется со скоростью двести ударов в минуту.

И мне кажется, что этот город я вижу впервые.

Только ему это знать необязательно.

***

Мы заходим в ресторан. И почти сразу же начинается головокружительная карусель из любезностей, милостей и взрывоопасного внимания. Вокруг него. Словно он центр этой гребанной вселенной. Словно весь мир создан, чтобы крутиться по щелчку его пальцев. К нам подходит управляющий, на ходу поправляя форму, и жестом предлагает следовать за ним. Девушки-официантки расправляют плечи и натягивают на губы улыбки. Не какие-то там, а самые настоящие. Искренние. Они провожают Романова восхищенным взглядом, а их щечки заливаются румянцем. Милые, хорошие создания. В идеально отглаженных черных юбках и белоснежных блузках. Нереально красивые, неукоснительно вежливые. Готовые исполнить любой его каприз. По первому требованию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})