Покорившие судьбу - Валери Кинг

Неожиданно он опустил ее на пол и, откинув покрывало, велел ей поскорее укрыться – если, конечно, она не хочет простудиться. Джулия благодарно засмеялась и юркнула в постель, и он тоже разделся и лег с нею рядом.

От его тепла, от нежности его губ и рук ей стало удивительно хорошо. Шелковистые волосы на его груди, руках и ногах приятно щекотали ее. Она гладила его спину и руки и то целовала, то ласкала его, то тихонько покусывала его верхнюю губу, и тогда его – а может быть, ее дыхание скользило по ее щеке. Желание наконец сделалось нестерпимым для обоих. Когда его язык проник в ее рот, она задрожала и прильнула к нему еще сильнее. Тогда он осторожно разомкнул ее ноги и слился с ней в единое целое, завладев ее телом, сердцем и душой.

Все мысли оставили ее, и, соединившись с ним, она начала двигаться с той же природной размеренностью, что и он. Теперь уже нельзя было определить, где чье дыхание. Под тяжестью его тела воздух шумно вырывался из ее груди. Эдвард двигался властно и сильно, и с каждым его движением ее наслаждение росло. Она услышала стон, но не поняла, чей – свой или его. Время, казалось, кануло в небытие, и вместе с ним исчезли все предметы в комнате, и пламя свечей, и приглушенный уличный шум. Были только их тела, слившиеся в размеренном движении, их души, соединившиеся в упоении, только блаженство и уверенность, что Эдвард ее муж, а она его жена, и что иначе быть уже не может.

Радость владела всем ее существом. Из ее глаз струились слезы, с губ рвались стоны, а сердце жаждало только одного: знать, что ни жизнь, ни смерть не разлучат их. Она отдала ему себя; она вобрала его в себя. Отныне она будет принадлежать ему всегда.

Утром Джулия проснулась с ощущением трепетной радости в сердце. В щель между выцветшими малиновыми занавесками лился яркий свет. Теплое дыхание Эдварда ласкало ее щеку. Подтянув простыню к подбородку, она зажмурилась, и тотчас память вернула ее на несколько часов назад.

Потом, ночью, Эдвард снова овладел ею, на этот раз безо всякой нежности, грубо и неистово. Джулия сама себе казалась частью какого-то первобытного мира, в котором нет ни правил, ни приличий, только их обнаженные тела. Каждый раз, когда он яростно устремлялся в ее плоть, ее пронзало острейшее наслаждение. Ее ноги обвивали бедра Эдварда, она чувствовала себя самкой, которая спаривается с самцом, потому что так велит ей вечный закон природы. Он терзал ее шею, плечи, грудь. Кровать скрипела, вздрагивала и стукалась о стену. Он подвел ее к краю пропасти и столкнул вниз, и она упала в пучину блаженства, из которой не могла и не хотела возвращаться.

А под утро они опять соединились, но и это соединение было не похоже на предыдущие. Оно было нежным и неторопливым, а предстоящее расставание словно оставляло их желание неутоленным, хотя они дарили себя друг другу щедро и ласково. В сердце ее остался страх за завтрашний – вернее, уже сегодняшний – день. Эдвард нежно целовал ее и шептал на ухо:

– Скоро начнется сражение… Я не хотел, чтобы ты приезжала. Но – Боже! – как я счастлив оттого, что ты сейчас со мной.

Взглянув на него, она поняла, что он прощается с нею. Наверное, так всегда перед битвами прощались со своими женами мужчины. Почему же она не думала об этом раньше? Почему за своими бесчисленными заботами ни разу не попыталась представить по-настоящему, что значит быть женою Эдварда?

Эдвард – офицер, он должен идти на войну.

Эта мысль прочно вцепилась в нее и не хотела отпускать. Слепящий страх затмил чувство покоя, только что владевшего ею, и все ее представления о том, какой будет их с Эдвардом жизнь.

Когда он проснулся и тихонько поцеловал ее в щеку, она притворилась спящей. Стараясь ее не будить, он выбрался из кровати и начал собираться. Она не удивилась: он еще ночью говорил, что утром его полк выступает к Суанскому лесу. Потом его голос послышался уже из гостиной: он объяснял что-то своему денщику. Через несколько минут он вернулся и тихонько забрал из спальни все свои вещи. Сердце Джулии наполнилось невольной благодарностью: он заботился об ее удобствах и достоинстве – разумеется, в той мере, в какой они вообще возможны для женщины, проснувшейся утром в чужой постели.

Джулия уже почти час лежала в постели, страшась наступающего дня. Неожиданно ей стало стыдно: можно ли быть такой малодушной? Почему мысль о том, что Эдвард идет на войну, стерла из ее памяти все нежные слова, которым она с таким удовольствием внимала этой ночью? Ей захотелось вдруг оказаться как можно дальше отсюда и не слышать приглушенных голосов Эдварда и его слуги из соседней комнаты. Ей захотелось обратно в Англию. В голову лезли страхи, и отогнать их было невозможно: чудилось, будто над кроватью реет сама смерть и только ждет момента, чтобы отобрать у нее Эдварда.

Джулия уже знала, что такое смерть. Да, наверное, дело было именно в этом: она уже знала. Если бы мама не погибла тогда на дне каменного карьера, если бы братья не вышли в тот день в море… Она зажмурилась, но горячие капли уже просочились сквозь ресницы. Перекатившись на спину, она закрыла лицо руками и всхлипнула. Только бы он не погиб!.. Этого она не вынесет.

Дверь отворилась, потом затворилась снова, и послышались шаги. Джулия замерла, крепче прижав руки к лицу.

– Джулия, что случилось? – Эдвард попытался развести ее руки, но она не далась.

Его сочувствие, сам его голос заставили ее еще больше затрепетать от страха. Хотелось крикнуть, чтобы он скорее уходил, оставил ее в покое, но она не могла вымолвить ни слова. Давясь слезами, она лишь вырвала у него руку и отвернулась к стене. Нет, она не вынесет этой муки

– Что с тобой? Ты плачешь? – Эдвард опустился рядом с ней на кровать.

– Уходи! – всхлипнула она. – Я боюсь за тебя, я совсем потеряла голову от страха!

Однако, вместо того, чтобы уйти, он подхватил ее на руки и прижал к груди, так что она ткнулась лбом в прохладный батист его рубахи. Хотя ей было неудобно – шея неловко изогнулась, а подбородок уперся в грудь, – она все же выпростала руку и обхватила его за талию.

– Не уходи от меня! – сказала она молящим шепотом. – Не покидай меня, Эдвард!

Он тихонько засмеялся, гладя ее волосы на обнаженных плечах.

– Что ты, Ванделье с меня голову снимет! Я и так уже на два часа опоздал. Мне пора. Я зашел только попрощаться и сказать тебе, что я отправил к леди Тревонанс записку. Скоро она пришлет тебе твою служанку, расческу и утреннее платье.

Джулия подняла на него глаза, но его черты расплывались за пеленой слез.

– Ты меня не понял. Я прошу тебя… совсем не возвращаться в полк. Останься со мной. Мы можем уехать куда-нибудь… хотя бы в Америку. Только, пожалуйста, не уходи. Твоей смерти я не вынесу.