Влюбленный Дракула - Карин Эссекс

Эти монахи верили, что хлеб и вода, претворяясь в тело и кровь Христову, наделяют их магической силой, позволяющей одержать победу над врагами, которых они считали приспешниками сатаны. «Мы используем силу дьявола для того, чтобы разгромить его союзников», — утверждали они. Монахи даже позволили принять нам участие в некоей запрещенной церемонии, заупокойной мессе, которая служилась не по умершим, а по живым врагам. В полночь, накануне важного сражения, мы тайно собрались на опушке леса и горячо молились о спасении душ наших врагов, которых воображали себе убитыми. Поначалу мне казалось это диким, и я с трудом заставлял себя молить Христа принять души живых людей. Однако кощунственная служба помогла нам воспрянуть духом, и на следующий день мы, сражаясь с еще большим неистовством, чем прежде, положили неисчислимое множество врагов. Не знаю, что помогло нам одержать победу — наша собственная отвага или же Черная месса. Так или иначе, благодаря монахам мы обрели уверенность в себе и сознание собственной неуязвимости. Наше войско стало непобедимым, и с каждой новой битвой крепли наша сплоченность и преданность друг другу.

Естественно, военные успехи способствовали росту наших честолюбивых амбиций. Беседуя с монахами, мы выяснили, что они владеют не только секретом непобедимости, но и тайной бессмертия, в которую мы так жаждали проникнуть. Они утверждали, сам Христос открыл им эту тайну, сказав: «Тот не обретет жизнь вечную, кто не причастится плоти и крови Сына человеческого». Ты, наверное, знаешь, что слова эти можно прочесть в Евангелии от Иоанна. Монахи восприняли их буквально и прониклись уверенностью в том, что человеческая кровь наделяет вечной жизнью всякого, кто ее пьет.

Многие из нас оказались во власти этого убеждения, ведь в те времена монахи являлись главными хранителями всех знаний, накопленных человечеством. Им было известно то, о чем непосвященные не имели даже отдаленного понятия. Согласно рассказам монахов, в древние времена именно кровь считалась пристанищем души. Воины, считавшие себя преемниками таких великих героев, как Тезей и Ахилл, проливали несколько капель своей крови на их могилы. Они верили, что герои, испившие их крови, оживут и во время битвы будут незримо сражаться на их стороне. Да, монахи знали множество легенд, подтверждающих их идеи. Они рассказали нам, что богиня Афина наделила Асклепия способностью исцелять недуги, напоив его кровью Горгоны. Римские гладиаторы пили кровь своих жертв, как животных, так и людей, дабы обрести их силу. Берсеркеры, свирепые воины Одина, разрывавшие своих врагов на части, зубами перегрызавшие им глотки и потрошившие их без помощи ножей и кинжалов, были обязаны своей мощью крови животных, которую они пили ежедневно. Менады, последователи Диониса, во время своих ритуалов пили вино и кровь жертвенных животных, а иногда и людей. По словам монахов, главная цель жертвоприношения состояла именно в том, чтобы напиться крови жертвы. Именно поэтому, говорили они, Христос принес Себя в жертву и завещал нам пить Свою кровь. Монахи знали, что порой употребление крови влечет за собой болезни и даже смерть, ибо кровь содержит не только благотворные, но и дурные соки. Но мы не страшились смерти, с которой каждый день сталкивались лицом к лицу. Выпить крови для нас означало в очередной раз испытать свою отвагу.

О, больше всего на свете нам, молодым воинам, хотелось приобщиться к сонмищу героев, живущих в вечности. Мы создали тайное братство и поклялись сделать все возможное, дабы обрести ключ к бессмертию. Несмотря на риск, перед сражениями мы стали пить кровь. Сначала то была кровь животных и убитых врагов. А после, стремясь скрепить свое братство, мы начали пить кровь друг друга.

— Тебе пора спать, — заявил граф после недолгого молчания. — Твое тело еще не полностью восстановилось после мучений, которым тебя подвергли в клинике, а кровь не очистилась от лекарств. — Он протянул ко мне руки. — Но прежде посиди со мной немного.

Я выполнила его просьбу. Граф взял мою руку и приложил пальцы к запястью.

— Как я думал, пульс у тебя слабее, чем полагается, — изрек он. — Не удивительно, ведь так называемое лечение, которому тебя подвергли, ослабило твои энергетические центры.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила я.

Воспоминания о том, что он творил с этими пульсирующими жилками в моих сонных видениях, овладели мною, и я невольно залилась жарким румянцем.

— Я не всегда был воином, — последовал ответ. — За мою долгую жизнь мне довелось также побывать и доктором. Кстати, Мина, сейчас ты еще не спишь, — добавил он, выпуская мою руку.

Легкость, с которой он проникал в мои мысли, по-прежнему поражала меня. Сознание того, что мой собеседник читает меня, словно открытую книгу, возбуждало и пугало одновременно. Скрыть что-нибудь от графа не представлялось возможным, и у меня было такое чувство, будто он раздевал меня донага.

— И все же мне кажется, что я сплю, — призналась я. — Ведь подобное уже происходило во сне.

— Не во сне, а в иной реальности, — поправил граф. — Там, где мы с тобой встречались множество раз. Но не переживай, Мина. Когда ты окрепнешь, ты сможешь скрывать от меня свои мысли. Не могу сказать, что это меня радует, но это неизбежно. А теперь иди ложись.

— Но я не хочу спать, — возразила я. — Я хочу дослушать твою историю до конца.

— О, это займет много времени, — покачал головой граф. — Так что тебе лучше отдохнуть. В Ирландии тебе понадобятся силы. В это время года климат там суровый.

Прислушиваясь к тому, как дождевые струи барабанили по палубам корабля, я думала о том, что хочу уснуть в его объятиях, под его защитой.

— А ты, ты тоже ляжешь? Ты спишь когда-нибудь?

— Сплю, но сегодня ночью не собираюсь предаваться этому занятию, — ответил он. — В моей жизни бывают периоды, когда сон мой длится долго, очень долго, годы и даже десятилетия. А иногда я могу вообще обходиться без сна. Если я попадаю в эпоху, обычаи и нравы которой нагоняют на меня скуку, если мое физическое тело ощущает усталость, я погружаюсь в глубокий сон, во время которого физическое мое существо не претерпевает никаких изменений. Сон мой подобен зимней спячке некоторых животных или же состоянию, которое современные медики называют летаргией. В этом глубоком забытьи я находил отдохновение всякий раз, когда ты отвергала меня, тем самым разбивая мне сердце. Возвращаясь в этот мир, я всякий раз удивляюсь переменам, которые он претерпел.

— Уверена, что все равно глаз не сомкну, — сказала я. — До утра буду лежать, думать о тебе и о том, что ты мне рассказал.